Тарквиний Гордый

С этой точки зрения показательно совершенно иное освещение традицией образа преемника С. Туллия — Тарквиния Гордого. Он — сын Тарквиния Приска, следовательно, этруск. Власть он захватывает насильственным образом, путем убийства своего тестя (Тарквиний был женат на дочери С. Туллия, свирепой Туллии). Правление его носило деспотический характер: он не считался с мнением сената, прибегал к казням, изгнаниям и конфискациям. Когда Тарквиний был изгнан из Рима, этруски пытались оказать ему помощь и восстановить на троне.

Таким образом, черты этрусского господства выступают яснее всего при последнем царе. Но остается спорным, было ли и здесь внешнее завоевание. Более вероятной, как увидим ниже, кажется гипотеза, что Рим ненадолго был захвачен этрусками только после смерти последнего царя.

ИСКУССТВО ЭТРУСКОВ 1Х-11 В. ДО.Н.Э.

Первые памятники культуры этрусков относятся к концу IX-началу VIII в. до н. э. Цикл развития этрусской цивилизации завершается ко II в. до н. э. Рим находился под её влиянием до I в. до н. э.^[1]

Этрусская цивилизация носила преимущественно городской характер. Города с мощными стенами стояли недалеко друг от друга вдоль долин рек Тибр и Арно: гг. Ареццо, Кортона, Клузиум, Перузия, а также богатые и сильные Черветери и Тарквиния. Они долго сохраняли архаические культы первых италийских поселенцев и проявляли особенный интерес к смерти и загробному миру. Поэтому этрусское искусство значительно было связано с украшением гробниц, причем исходя из концепции, что предметы в них должны сохранять связь с реальной жизнью.

Саркофаг, ок. 150—130

Гробница имела форму дома, была подобием дома или даже самого человеческого тела. С помощью гробницы или урны умерший мог снова продолжить свое существование^[1].

Влияние греческого искусства чувствуется почти все время развития этрусской культуры. Но оно сводится к внешнему воздействию, затрагивая главным образом внешние формы — столь разным было мировоззрение обеих культур. «Искусство, заботящееся прежде всего об отдалении смерти, относится не столько к религии, сколько к предрассудкам, но поскольку предрассудки — это темное простонародное суеверие, то этрусское искусство никогда до конца не утрачивает своей связи с повседневной жизнью. Иными словами, это не искусство, являющееся завершением целой культуры — например, классической, а порождение практической, будничной жизни, той самой, для которой как раз и характерен страх перед смертью, от которой приходится как бы ограждать себя изо дня в день. По этой же самой причине этрусское искусство носит глубоко натуралистический характер. Более того, именно в отношении этрусского искусства впервые можно применить этот термин. Оно натуралистично в силу того, что целью борьбы за спасение от смерти является материальная реальность сущего или по крайней мере его подобие, в силу того, что путем искусства действительность обретет продолжение, хотя и в ужасающем окружении нереального и небытия. Этим объясняется, почему этрусское искусство, хотя и широко прибегает к использованию форм греческого искусство, является по сути антиклассическим. Более, того, оно является первоисточником антиклассического течения, которое широко разовьется в римском искусстве, проникнет в Средневековье, в более поздние эпохи и станет постоянной или весьма частой антитезой столь же постоянного и весьма частого тезиса классического „идеализма“»^[1].