Вечные спутники

Как жить? С ощущением последнего

дня и всегда с ощущением вечности.

Ф. Абрамов

На первый взгляд кажется, что писать о Леониде Иссидоровиче Мильграмме и Марии Андреевне Комлевой доста­точно просто. Перечень заслуг и регалий в сочетании с ог­ромным послужным списком — все это само по себе спо­собно внушить почтение к этим знаковым, или, как сейчас принято говорить, культовым, фигурам образования Моск­вы. Добавить два-три ярких эпизода, характеризующих эта­пы большого пути каждого, — и дело с концом.

Кому же в Москве неизвестен этот неизменный дуэт, вызывающий добрые, понимающие улыбки любой, самой взыскательной аудитории? Амплуа каждого в нем предоп­ределены, а роли точно очерчены.

Мария Андреевна Комлева — это всепоглощающая преданность призванию и профессии, высокая гражданст­венность человека, поднявшегося из гущи народной жизни. «Перед вами простая сельская учительница из Понькинской МТС, — так, как правило, начинает она свои выступления и заканчивает: — Перед вами самый счастливый дирек­тор московской школы!» На память немедленно приходит известный монолог персонажа актрисы Марецкой из филь­ма «Член правительства»: «Вот стою я тут перед вами, прос­тая русская баба, мужем битая, врагами стрелянная...» Самое интересное, что все это правда. Разумеется, не про мужа и врагов, а про учительство, а затем и директорство в сибирской сельской глубинке.

Леонид Иссидорович Мильграмм — это европейский лоск и всепроникающая ирония человека, который, как го­ворится, «ради красного словца не пожалеет и отца», и уж тем более свою ближайшую подругу и коллегу на педагоги­ческом поприще, с которой его связывают долгие десятиле­тия совместной деятельности.

Вместе они — воистину «сладкая парочка», идеальным образом дополняющие друг друга не только по стилистике публичных выступлений, пробуждающих богатую палитру эмоций зала, но и по двум главным линиям педагогического мироощущения: чувственно-романтической (женская вер­сия) и интеллектуально-прагматической (соответственно вариант мужской). Но о человеческом и педагогическом мироощущении несколько позже. Пока же вернемся к их артистизму. Оба — сами себе режиссеры, не нуждающие­ся ни в каких имиджмейкерах, прекрасно чувствующие настроения и ожидания любой аудитории, вполне владею­щие, говоря языком К. С. Станиславского, приспособления­ми к предлагаемым обстоятельствам.

Зададимся вопросом, откуда у маститых директоров, убеленных сединами, столь обостренное и безошибочное ощущение обстановки, чувство сцены, на которой периоди­чески разворачиваются те или иные события: политические, общественные, педагогические? Можно, конечно, довольствоваться вполне банальной констатацией врож­денных природных данных, а также фактом сродства учи­тельской и актерской профессий. Тем более что в молодос­ти Мария Андреевна мечтала о карьере оперной певицы. За Л. И. Мильграммом, правда, таких биографических эпизо­дов, насколько мне известно, не числится. Однако думается, что все гораздо глубже и серьезнее, нежели представляется со стороны, из очередного конференц-зала, где, как прави­ло, сидят люди искушенные в профессии, но, в силу разных обстоятельств, зачастую не имеющие столь обширного, многообразного и долголетнего опыта публичности.

Публичность эта связана с тем, что оба народных учите­ля (Л. И. Мильграмм — СССР, а М. А. Комлева — РФ) давно перестали быть только именитыми директорами школ, а превратились в деятелей образования со всеми вытекаю­щими отсюда последствиями. Дело, разумеется, не в звани­ях (ибо не всех удостоенных почетного титула «Народный учитель» знает и признает народ, точнее, та его часть, что привычно именуется педагогической общественностью), а в масштабе личности их носителей. В свою очередь, масш­таб личности определяется широтой и глубиной мышления, внятно выраженной гражданской позицией, обществен­ным темпераментом и волей. Без двух последних качеств собственную позицию невозможно отстаивать. А делать это приходится постоянно, вопреки любым, не всегда благо­приятным обстоятельствам. Всех этих черт, судьбоносных для любого общественного деятеля, на каком бы поприще он ни проявлял себя, включая и сферу образования, нашим героям не занимать. В сущности, уже давно не так важно, когда и кто из них был депутатом того или иного уровня зако­нодательной власти, председателем разнообразных комиссии, жюри профессиональных конкурсов, советов старей­шин и т. п. Не столь значимо и то, что Леонид Иссидорович не так давно оставил свою школу, а Мария Андреевна про­должает трудиться на посту директора. Они всегда были и остаются деятелями образования, иными словами, теми, кого встарь называли столпами общества. С мнением таких лю­дей вынуждены считаться как власть предержащие, так и их коллеги по цеху, не облеченные властными полномочиями.

Неотъемлемой и весьма навязчивой спутницей любой общественной деятельности является публичность, вокруг которой ломают сегодня столько копий журналисты, имидж­мейкеры и иные специалисты по связям с общественно­стью. В мельчайших подробностях обсуждаются стиль и ма­нера поведения публичного человека, его внешний облик, включающий детали одежды и прическу (последнее осо­бенно «актуально» для Мильграмма). Как же иначе, в борь­бе за симпатии электората мелочей не бывает. Но за де­ревьями, как водится, исчезает лес. В многочисленных под­робностях растворяется самое главное — содержательное, нравственное и социально-психологическое предназначе­ние публичного человека: не важно, политика или общест­венного деятеля, — его особая миссия и ответственность за ее воплощение.

Публичный человек, постоянно находясь в фокусе вни­мания людей, обязан проявлять к ним максимальную благо­желательность, быть доступным и контактным, вселять оптимизм и уверенность в возможности решения даже трудных, неподъемных вопросов, демонстрировать кор­ректность в острой принципиальной полемике, являя об­разцы цивилизованного спора, уметь держать удар, не под­даваясь панике при развитии самых неблагоприятных дра­матических сценариев. Одним словом, достойное во всех отношениях поведение конкретного общественного деяте­ля в сочетании с его деловитостью и способностью компе­тентно разбираться в широком круге проблем персонифици­рует метафору «столп общества», наполняет ее конкретным личностным содержанием, позволяя обычным, непублич­ным гражданам сохранять ощущение стабильности и уве­ренности, в неуклонном поступательном развитии страны. Предельная корректность и лояльность к людям не означа­ют того, что общественный деятель, ответственно осознаю­щий свою миссию, не может быть предельно жестким, от­стаивая принципиальные вопросы, имеющие судьбоносное значение для государства, общества и человека.

Какое отношение сказанное имеет к персонажам наше­го повествования? Самое прямое. Тем, кто наблюдал дуэт Комлевой и Мильграмма лишь в концертном, праздничном исполнении, невдомек, что эти люди могут проявлять чуде­ся твердости и стойкости, отстаивая свою позицию, защи­щая систему образования и конкретных людей на любом уровне в любых кабинетах, невзирая на чины и звания их владельцев. Так было и в эпоху застоя, и в перестроечный период. Эту линию поведения, а точнее, линию жизни, они сохраняют и сегодня. Обоих никто специально не обучал искусству создания собственного имиджа. Ни в Понькинской МТС, где в сельской школе начинала свою трудовую деятельность М. А. Комлева, ни на фронте, где от звонка до тонка оттрубил старшина Мильграмм, слов таких не знали, а позднее, когда все эти премудрости вошли в моду, они им уже но понадобились. Не зря народная мудрость гласит: «Умного учить — только портить». Строго говоря, кто осме­лился бы давать советы по организации публичной деятельности академику Д. С. Лихачеву? Автора этих заметок могут обвинить в излишнем пафосе и некорректности сравнения: академик, да еще с дворянскими петербургскими корнями и обычные директора московских школ. Но в том-то и дело, что не вполне обычные, а с выдающимся ученым их роднит, по крайней мере, два важных качества личности: врожденная интеллигентность и присущий всем троим аристократизм духа. По здравому размышлению оказыва­ется, что врожденная интеллигентность и аристократизм духа — две стороны одной медали. Но об аристократизме несколько позже...

Еще на заре перестройки, в публичном выступлении по Центральному телевидению, отвечая на вопрос из зала, за что некоторые люди недолюбливают интеллигентов, Д. С. Лиха­чев с мягкой улыбкой заметил: «Их не любят за то, что ин­теллигентом нельзя притвориться». В самом деле, никакие ухищрения профессионалов-психологов, работающих с кли­ентом, не превратят Шандыбина в Лихачева. Да и имидж­мейкеры, будучи мастерами своего дела, едва ли поставят перед собой столь нереальную задачу. Между тем и народ­ный депутат Шандыбин, и народный учитель РФ Комлева — по происхождению люди из народной глубинки. У обоих в генеалогии совершенно не просматриваются дворянские корни. Более того, Брянская область, откуда родом думский вития, выглядит продвинутым Западом в сравнении с селом Понькино Курганской области. Но какое разное у этих лю­дей ощущение и восприятие жизни, именуемое ныне мод­ным словом «ментальность». Нет, не только родословной и местом рождения предопределяется врожденная или бла­гоприобретенная интеллигентность (разница не столь вели­ка, как кажется на первый взгляд). Здесь дышит не одна почва, но и судьба. Природная одаренность, в которой, справедливости ради, не откажем и депутату, пробившему­ся, вопреки многочисленным препонам, на самый верх,

должна быть дополнена богатством общения с носителями подлинной культуры и сильным внутренним стремлением, побуждающим ее усваивать. В этом смысле тяга к культуре может рассматриваться как по большей части имманент­ное, внутренне предопределенное свойство личности. Но есть еще одно важное слагаемое интеллигентности, которое человек выковывает сам, без оглядки на происхождение, ге­ны и окружающую жизнь...

У Л. И. Мильграмма жизнь и судьба складывались по-иному, чем у М. А. Комлевой. Его среда — молодая совет­ская элита. Место рождения — знаменитый дом Коминтер­на. Отец — известный деятель этой организации, по сути своей являвшейся эффективным дублером внешней раз­ведки. Ребенком Леонид сиживал на коленях у самого Льва Троцкого, захаживали в дом Николай Бухарин, молодые Иосип Броз Тито, Георгий Димитров. Список можно про­должить, но и без того понятно, что революционный роман­тизм, диктовавший подчинение великой цели, ради дости­жения которой хороши любые средства, окрашивал его дет­ство, отрочество и юность, т.е. те, самые важные для формирования личности, отрезки жизни, когда закладыва­ются ее фундамент и главный стержень. Можно ли назвать такую среду интеллигентной? Сегодня очевидно, что по большому счету — нет. Пусть даже отец свободно владел шестью языками, прекрасно и естественно носил смокинг и цилиндр, выполняя деликатные поручения ГПУ на Западе, но искренняя фанатичная приверженность утопии, в кото­рой, разумеется, мы не станем задним числом упрекать этих революционных идеалистов, не имеет ничего общего с под­линной интеллигентностью. Вспомним, что в те же двадцатые годы уже упомянутый Д.С.Лихачев чудом избежал расстрела на Соловках.

1937 год сделал Л. И. Мильграмма сыном расстрелянного врага народа со всеми вытекающими отсюда последствия­ми. Но и после этой трагедии он, как и большинство его сверстников, переживших подобное, остался чистым, иск­ренним «лобастым мальчиком невиданной революции», до­бровольцем ушел на фронт, где самоотверженно сражался за правое дело. Как тут не вспомнить поэта Глазкова, напи­савшего в июне 1941 года:

Господи, вступися за Советы,

Охрани страну от высших рас,

Потому что все твои заветы

Гитлер нарушает чаще нас.

После войны, как фронтовик, Мильграмм получает пра­во поступления в Московский университет, где блестяще учится. Ему прочат аспирантуру и научную карьеру. Но клеймо сына врага народа остается, а борьба с космополи­тизмом («дело врачей») в сочетании с его специфической фамилией закрывают путь в академическую науку. Не бу­дем забывать, что Леонид Иссидорович избрал профессию историка. А историк в те времена — боец идеологического фронта. Дело усугубил брак с иностранкой. Слишком много изъянов для одного человека в глазах бдительных, недрем­лющих органов. Хотя как посмотреть. Ведь смог в том же самом году поступить в аспирантуру однокашник Миль­грамма, Владимир Борисович Кобрин — будущий крупный историк и архивист, специалист по русскому средневе­ковью. Студентами мы заслушивались его лекциями, жадно читали его публикации в «Новом мире» Твардовского о по­исках старообрядческих рукописей. Незадолго до смерти он поведал мне, что сделал научную карьеру во многом бла­годаря Мильграмму: «Мы оба претендовали на одно место в

аспирантуре. И тогда между нами состоялся разговор, о ко­тором я вспоминаю всю жизнь. Леня сказал буквально сле­дующее: «Мы оба евреи, но у меня жена — итальянка, поэтому у тебя шансов больше. Я не буду мешать, поступай ты». Так Мильграмм оказался на поле народного образова­ния, которое успешно вспахивает и по сей день.

Сжатый биографический экскурс понадобился для того, чтобы лишний раз утвердиться в мысли: подлинный интел­лигент — это человек, имеющий мужество принимать на себя ответственность за ключевые решения как в собствен­ной судьбе (таким решением был небезопасный по тем вре­менам брак), так и в судьбах окружавших его людей: добро­вольный отказ от поступления в аспирантуру в пользу това­рища. Два почти совпавших по времени поворотных момента в биографии человека, предопределившие на всю оставшуюся жизнь его личное счастье, профессиональную сферу деятельности, а главное — достойный способ сущест­вования.

Л. И. Мильграмм и М. А. Комлева — по характеру люди деятельные, обладающие сильным темпераментом и огром­ной витальной силой. Поставив перед собой цель, они идут к ней, упрямо преодолевая преграды, но при этом неизмен­но проявляют щепетильность и разборчивость в средствах. Часто действуя в ущерб себе, они получают заслуженный выигрыш с совершенно неожиданной стороны. Так моло­денькая двадцатилетняя директриса Мария Комлева, добы­вая уголь для своей сельской школы, ворвалась в кабинет председателя исполкома и, невзирая на проходившее там совещание, категорически потребовала решить ее пробле­му. Большой начальник буквально опешил от такой неслы­ханной наглости и... подписал необходимые накладные, а вскоре предложил ей руку и сердце. Попробуйте после этого эпизода утверждать, что браки заключаются только на небесах.

Закономерно и оправдано то, что деятельные люди с их неуемной энергией и неукротимой волей довольно быстро превращаются в общественных или государственных де­ятелей. Так кто же они: Мильграмм и Комлева — деятели или подлинные российские интеллигенты? Вопрос отнюдь не надуманный. К сожалению, сегодня в общественном со­знании и в реальной жизни эти понятия все более расходят­ся. Последним, кто явил собой яркий пример совмещения этих двух ипостасей в государственном масштабе, был А. Д. Сахаров. Дальше все выглядит гораздо хуже. И вновь, как и в случае с академиком Д. С. Лихачевым, я не дерзаю сравнивать масштаб этих разновеликих в истории культу­ры фигур, но лишь констатирую ключевую проблему, во имя которой, а не только из-за вполне естественной любви к своим героям взялся за эти заметки.

Сегодняшний деятель по своей ментальности и стилис­тике поведения — это чуждый сентиментальности, прагма­тический менеджер, своего рода кризисный управляющий. Что ж, каждая эпоха востребует свой тип деятеля. Время проповедей и призывов миновало, наступила пора собирать камни. Не стоит винить людей, задерганных бесконечными перестройками и перестрелками, возжелавших жить не в открытом всем ветрам и ненастьям романтическом шалаше, построенном из хрупких принципов и заповедей, а в совре­менном комфортабельном доме с европакетами и биде. По­тому все меньше удивляюсь, когда слышу, что современный руководитель школы уже давно не первый и главный педа­гог, а эффективно работающий менеджер. (Этакий малень­кий Кириенко или Гайдар, кому как больше нравится.)

Так что же такое сегодня интеллигентность: строитель­ные леса, которые отодвинули за ненадобностью, когда но­вое здание было, наконец, возведено, или цементирующий раствор, без которого любая конструкция рано или поздно рухнет? Бисмарк был по-своему прав, когда утверждал, что на христианских заповедях империю не создашь, но мы до­статочно подробно наблюдали в недавнем прошлом и видим до сих пор, к каким неотвратимым трагическим последстви­ям для государства и человека приводит их бесконечное на­рушение.

Непостижимым образом на протяжении всей своей жизни в любых, даже самых неблагоприятных обстоятель­ствах герои этого очерка умудрялись сочетать интеллигент­ность и деловитость, и в этом, быть может, главный урок, имеющий непреходящую ценность для нынешних и буду­щих деятелей образования. Продолжая оставаться в пер­вую очередь главными педагогами для детей и взрослых, они проявляли себя рачительными хозяевами и дельными администраторами, безошибочно ведущими свой корабль, именуемый «Школа», среди многочисленных рифов и ме­лей. Разумеется, случались и небольшие пробоины, времен­ные аварийные остановки — как без этого? — но в целом они действительно счастливые директора, о чем не преми­нет при каждом удобном случае сказать Мария Андреевна. И она имеет на это право, ибо счастье ее не даровано свы-мк¹, а завоевано ценой целой жизни.

Будем откровенны: не единственной, но важной состав­ляющей понятия «счастье» является признание заслуг человека как государством, так и профессиональным сообщест­вом. Чем-чем, а этим наши герои не обижены. Как уже гово­рилось выше, один перечень их совокупных наград и званий занял бы несколько страниц. Допускаю, что кто-то, скептически просматривая эти записки, раздраженно заме­тит: «Еще бы им, обласканным любыми властями, не быть успешными. Подумаешь, герои — обычные ловкие приспо­собленцы, живущие по принципу: «при Николае и при Са­ше мы сохраним доходы наши». Сложные, противоречивые отношения с власть предержащими — тема отдельного раз­говора, обходить который было бы неправильно. В самом деле, пройдя огромный трудовой путь, вмещающий абсо­лютно разные и плохо совместимые между собой историче­ские эпохи (от Сталина — до Путина), они умудрились со­хранить не только себя, но и то дело, которому служат по сей день. Что и говорить, для преодоления такой сложной и извилистой марафонской дистанции, на которой, вопреки олимпийским правилам, расставлены многочисленные барьеры, требовался изрядный запас прочности, была необ­ходима мгновенная и быстрая реакция на происходившее, позволявшая выбрать единственно верное, оптимальное в данных конкретных условиях решение. Разумеется, такие решения не даются без компромиссов. В этом нет ничего удивительного и необычного. Так было и так будет всегда. Любой человек, ориентированный на то, чтобы делать дело, в той или иной мере приспособленец: он вынужден считать­ся с реалиями окружающей жизни. И А. С. Макаренко тво­рил свое педагогическое чудо под крылом у чекистов, что, к слову сказать, обеспечивало ему по тем временам небыва­лую свободу эксперимента, защищая от идиотизма Наркомпроса. А Я. Корчак, которого язык не повернется упрекнуть в избыточном конформизме, писал, что детям предстоит жить в реальном государстве и обществе, а потому мы должны учить их компромиссам: «Иначе жизнь кулаком ха­ма смажет по нашим идеалам!» Неожиданно энергичное, жесткое утверждение — буквальная цитата, принадлежащая мягкому интеллигентному врачу, сказочнику и педаго­гу. Продолжая размышлять на эту трудную, деликатную те­му, важно понять главное: на компромиссы идут многие, но свой след в истории, культуре и образовании оставляет да­леко не каждый. В чем тут секрет? Ну, разумеется, в ни­спосланном свыше таланте, упорстве в достижении постав­ленных целей, самоотверженной преданности избранному делу. Но все эти безусловные доблести могут остаться неза­меченными власть предержащими, а то и быть отвергнуты­ми, что называется, с порога, поскольку создают для них из­быточное напряжение, рождают массу дополнительных, не нужных им проблем. Как ни крути, а умение спокойно, тер­пеливо, аргументированно убеждать не только своих коллег по цеху, но и вышестоящие инстанции в правильности из­бранного пути — важнейшее качество любого вменяемого руководителя, в какую бы историческую эпоху он ни дейст­вовал.

Стороннему наблюдателю, человеку с тусклой душой, не имеющему, как сказали бы сегодня, амбициозных планов, такая линия поведения представляется банальным умением ладить с начальством. Отсюда рождается скрытое внутрен­нее раздражение, переходящее в разлагающую душу за­висть к видимым успехам более способного и, как представ­ляется со стороны, ловкого коллеги. И невдомек завистни­ку, что за любой успех расплачивается — в самом прямом смысле — сердце. Мало кто знает, сколько инфарктов полу­чил Мильграмм, пока одним из первых в Москве построил школьный бассейн.

Откровенно говоря, пережить чужую победу — задача, которая по плечу далеко не каждому. А педагоги и управ­ленцы всего лишь люди со своими страстями и эмоциями. Что же касается Мильграмма и Комлевой, то за долгие десятилетия совместного общения я никогда не видел их озлоб­ленными, агрессивными, подозрительно и ревниво взираю­щими на восхождение очередной педагогической звезды. Напротив, многие из тех, кого сегодня не без основания считают величинами в отечественной педагогике, начинали свой путь при их непосредственном участии.

Между тем ровное, неизменно уважительное и добро­желательное отношение как к людям, облеченным большой властью, так и к тем, кто стоит неизмеримо ниже тебя на иерархической лестнице, всегда свидетельствует о великом тождестве, том особом состоянии, когда человек по большо­му счету равен самому себе. Это состояние и является зри­мым проявлением аристократизма духа.

Подлинному аристократу духа нет никакой необходи­мости доказывать, и уж тем паче демонстрировать кому-то свое превосходство. Поэтому его никогда и никому не уда­ется унизить. Любой, даже самый недоброжелательный оп­понент или хозяин высокого кабинета мгновенно кожей чувствует границы допустимого в общении с этой редкой, по нынешним временам, породой людей. Аристократизм в его глубинном, а не поверхностном понимании — это преж­де всего собственное достоинство, спокойное ощущение внутренней правоты, стремление соблюдать дистанцию в сочетании с врожденным чувством равенства всех и каждо­го, вне зависимости от карьерных и иных жизненных до­стижений, умение быть благодарным тем, кто сделал тебе добро. А еще, что самое главное, это чувство иерархии, по­коящейся на вечных, непреходящих ценностях, не подвер­женных коррозии времени. Не думаю, что герои моего очерка осознают себя в данном качестве. Скорее всего, они улыбнутся, прочитав эти строки, но, как говорится, со сто­роны виднее.

Носители такого аристократического мироощущения должны быть сегодня занесены в Красную книгу и рассмат­риваться как народное достояние, ибо без них наступает хаос, оподление, всеобщее хамство, выдаваемое чернью за демократию.

Аристократизму, как правило, сопутствует артистизм: своего рода веселье духа. И я не случайно начал эти заметки с «концертной» деятельности Л. И. Мильграмма и М. А. Ком­левой. Даже здесь они умудряются преподать нам прекрас­ный урок. Будем откровенны, оба переживают закат своей деятельности. Возраст есть возраст. Но закат может быть долгим и красивым, заставляющим любоваться этим див­ным явлением природы. Что и происходит неизменно со зрителями в любой аудитории. Ни тени уныния, мягкая, добрая ирония, легкое подтрунивание друг над другом, ни­какой величавости и забронзовелости. Ну, что тут скажешь: не относятся они серьезно ни к своему почтенному возрас­ту, ни к своим неоспоримым заслугам. Не боятся показаться смешными и архаичными. Да это им и не грозит. Определе­ние «ветераны педагогического труда» плохо сочетается с их импульсивными натурами, вкусом к жизни, острым ин­тересом ко всему, что происходит в сфере образования. По­роха в их пороховницах пока хватает, а мужественной го­товности сражаться с врагами подлинного просвещения обоим не занимать.

Леонид Иссидорович Мильграмм и Мария Андреевна Комлева — друзья и спутники по жизни, но спутники, уже давно вращающиеся на высокой орбите планеты, именуе­мой «Образование». Так хочется, чтобы эти спутники были вечными.