Новелла десятая. Двое сиэнцев любят одну женщину, куму одного из них; кум умирает и,возвратившись к товарищу, согласно данному ему обещанию

Двое сиэнцев любят одну женщину, куму одного из них; кум умирает и,возвратившись к товарищу, согласно данному ему обещанию, рассказывает ему,как живется на том свете. Осталось рассказывать одному лишь королю; увидав, что дамы, сетовавшиео срубленном, неповинном дереве, успокоились, он начал: - Хорошо известно,что всякий справедливый король должен быть первым блюстителем данных имзаконов, а если поступать иначе, его следует почитать за достойногонаказания раба, а не за короля; в такой именно проступок и такое порицаниепредстоит, почти по принуждению, впасть мне, вашему королю. Я действительнопостановил вчера законы для бывших ныне бесед, в намерении не пользоваться вэтот день моей льготой, а, подчинившись наравне с вами тому постановлению,говорить о том, о чем все вы рассказывали; но не только рассказано было то,что я намеревался рассказать, а и говорено было об этом предмете столькодругого и лучшего, что, как ни ищу я в своей памяти, не могу ничегоприпомнить, ни представить себе, чтобы я мог рассказать об этом сюжетечто-либо идущее в сравнение с сообщенным. Вследствие этого, будучи поставленв необходимость проступиться против закона, мною самим постановленного, я,как достойный наказания, теперь же заявляю себя готовым понести всякую пеню,которую на меня наложат, и возвращусь к моей обычной льготе. Скажу вам, чтоновелла, рассказанная Елизой, о куме и куме, и придурковатость сиэнцев таксильно действуют на меня, дражайшие дамы, что побуждают меня, оставивпроделки, устраиваемые дуракам мужьям их умными женами, сообщить вам однуновеллу о кумовьях, которую - хоть и есть в ней многое, чему не следуетверить, - тем не менее отчасти приятно будет послушать. Итак, жили в Сиэне двое молодых людей, из простых, один по имениТингоччьо Мини, другой Меуччьо ди Тура; жили они у ворот Салая, общалисьпочти лишь друг с другом и, казалось, очень любили друг друга. Ходя, как товсе делают, по церквам и проповедям, они часто слышали о славе или горе,уготованном на том свете, смотря по заслугам, душам умерших. Желая иметь обэтом достоверные сведения и не зная, каким образом, они обещали друг другу,что тот, кто первый умрет, вернется, коли возможно, к оставшемуся в живых исообщит ему желаемые вести; это они закрепили клятвенно. И вот, когда они дали друг другу этот обет и продолжали общаться друг сдругом, как сказано, случилось Тингоччьо стать кумом некоего АмброджиоАнсельмини, жившего в Кампо Реджи, у которого от его жены, по имени монныМиты, родился сын. Тингоччьо, посещая иногда вместе с Меуччьо свою куму,красивейшую и привлекательную женщину, влюбился в нее, несмотря накумовство, и Меуччьо также в нее влюбился, так как она ему очень нравилась,да и Тингоччьо сильно ее нахваливал. В этой любви один скрывался от другого,но не по одной и той же причине. Тингоччьо остерегался открыть это Меуччьо,потому что ему самому казалось нехорошим делом, что он любит куму, и онустыдился бы, если бы кто-либо о том узнал; Меуччьо остерегался не потому, апо той причине, что уже заметил, что она нравится Тингоччьо. И он говорилсебе: "Если я откроюсь ему в этом, он ощутит ко мне ревность и, будучи всостоянии говорить с нею как кум когда угодно, насколько ему возможно,поселит в ней ненависть ко мне, так что я никогда не получу, что мне от неежелательно". Когда оба молодых человека, как сказано, любили таким образом, вышло,что Тингоччьо, которому было более с руки открыться даме в своих желаниях,так успел все устроить словами и действиями, что получил от нее, чегодобивался. Меуччьо отлично это заметил, и хотя это было ему очень неприятно,тем не менее в надежде, что и он когда-нибудь достигнет цели своих желаний,и для того чтобы у Тингоччьо не было ни повода, ни причины повредить либопомешать его делу, притворился, что ничего не замечает. Так оба товарища илюбили, один более удачливо, чем другой, когда случилось, что Тингоччьо,найдя во владениях кумы податливую почву, принялся там так копать иработать, что ему приключилась с того болезнь, настолько удручившая его внесколько дней, что, не перенеся ее, он скончался. И, скончавшись, явился,по обещанию, на третий день (видно, потому, что ранее не мог) ночью вкомнату Меуччьо и позвал его, крепко спавшего. Меуччьо, проснувшись,спросил: "Кто ты такой?" Тот отвечал ему: "Я - Тингоччьо, вернувшийся ктебе, согласно данному тебе обещанию, чтобы сообщить тебе вести о томсвете". Меуччьо, увидев его, несколько устрашился, но, оправившись, сказал:"Добро пожаловать, брат мой". Затем спросил его, погиб ли он. На этоТингоччьо ответил: "Погибло то, чего нельзя найти, а как бы я был здесь,если бы погиб?" - "Я не о том говорю, - сказал Меуччьо, - а спрашиваю тебя,обретаешься ли ты в числе осужденных душ в неугасаемом адском огне?"Тингоччьо ответил на это: "Нет, не там, но я могу сказать тебе, что засодеянные мною грехи нахожусь в тяжких и томительных мучениях". ТогдаМеуччьо стал подробно расспрашивать Тингоччьо, какие там налагаютсянаказания за каждый из совершенных здесь грехов, и Тингоччьо обо всех емурассказал. Затем Меуччьо спросил его, не желает ли он сделать чего-либо здесь вего пользу; на это Тингоччьо отвечал, что может, а именно - пусть велитслужить по нем обедни, читать молитвы и подавать милостыню, ибо все этомного помогает тем, кто на том свете. Меуччьо сказал, что сделает этоохотно, а когда Тингоччьо собирался уже уходить, Меуччьо вспомнил о куме и,приподняв несколько голову, сказал: "Хорошо, что мне вспомнилось, Тингоччьо!За куму, с который ты спал, пока был здесь, какое положено тебе наказание?"На это Тингоччьо отвечал: "Брат мой, когда я прибыл туда, был там некто,знавший, кажется, наизусть все мои грехи, он приказал мне отправиться вместо, где я в страшных страданиях оплакивал мои проступки и где встретилмного товарищей, осужденных на ту же муку, что и я; находясь между ними,вспоминая, что я совершил с кумою, и ожидая за то еще большего наказания,чем какое было мне положено, я, хотя и был в великом, сильно горевшемпламени, весь дрожал от страха. Когда увидел это кто-то, бывший со мнойрядом, сказал мне: "Что ты учинил большего против других, здесьобретающихся, что дрожишь, стоя в огне?" - "О друг мой, - сказал я, - ястрашно боюсь осуждения, которого ожидаю за великий, когда-то совершенныймною грех". Тогда тот спросил меня, что это за грех; на это я отвечал: "Грехбыл такой, что я спал с одной своей кумой, и спал так, что уходил себя".Тогда тот, глумясь надо мною, сказал: "Пошел, глупец, не бойся, ибо здеськумы в расчет не берутся". Как услышал я это, совсем успокоился". После этих слов, когда уже рассветало, он сказал: "С богом, Меуччьо. яне могу более оставаться с тобою", - и он внезапно удалился. Услышав, чтокумы не берутся в расчет, Меуччьо стал издеваться над своей глупостью,вследствие которой он уже многих из них пощадил; потому, простившись с своимневежеством, отныне стал мудрее в этом отношении. Кабы знал это братРинальдо, ему нечего было бы мудрствовать, когда он обращал к своим желаниямсвою дорогую куму. Уже поднялся зефир, потому что солнце пошло на закат, когда королькончил свою новеллу; так как никому более не оставалось рассказывать, онснял с головы венок и возложил его на голову Лауретты, со словами: "Мадонна,я венчаю вас, во имя ваше, королевой нашего общества; итак, распоряжайтесьотныне, как повелительница, всем, что найдете нужным для общего удовольствияи утехи". И он снова сел. Став королевой, Лауретта, велев позвать сенешаля, приказала емураспорядиться, чтобы в прелестной долине столы были накрыты несколько ранееобыкновенного, дабы им можно было не спеша вернуться в палаццо, а затемобъяснила ему, что ему надлежит делать, пока будет продолжаться ееправление. После этого, обратившись к обществу, она сказала: "Дионео пожелалвчера, чтобы сегодня рассказывали о проделках, которые строят жены мужьям,если б я не опасалась показаться из отродья лающих псов, желающихнемедленной отместки, я назначила бы завтра рассказывать о проделках,которые мужья устраивают своим женам. Но, отложив это, я решаю, чтобы каждыйприготовился рассказывать о тех шутках, которые ежедневно проделывают другнад другом женщина над мужчиной или мужчина над женщиной, либо мужчина надмужчиной, и я полагаю, что об этом потешных рассказов будет не менее, чембыло сегодня". Так сказав и поднявшись, она распустила общество до часаужина. Дамы и мужчины также поднялись; из них одни принялись бродить босые впрозрачной воде, другие гулять по зеленому лугу среди прекрасных, стройныхдеревьев. Дионео и Фьямметта долго пели вместе об Арчите и Палэмоне; таксреди многих и различных потех они в величайшем удовольствии провели времядо часа ужина. Когда он настал, сев за стол у озерка, под пение тысячи птиц,освежаемые мягким ветерком, веявшим с окружных пригорков, не досаждаемые ниодной мухой, они спокойно и весело поужинали. Когда убрали со столов,побродив еще несколько по прелестной долине, они, по благоусмотрениюкоролевы, тихим шагом направились по дороге к своему обычному пристанищу,когда солнце стояло еще высоко в полувечере; шутя и болтая о тысяче вещей,как о тех, о которых рассказывали, так и о других, они дошли довеликолепного палаццо уже к ночи. Когда при помощи холодных вин и печенийпрошла усталость от недалекого пути, они тотчас же принялись плясать вокругпрекрасного фонтана то под звуки Тиндаровой волынки, то под другую музыку.Под конец королева приказала Филомене сказать одну канцону, и она началатак: Увы, как жизнь мне тяжела! Придет ли день, когда могу я возвратиться Туда, отколь в таком страдании ушла? Не знаю ничего, таким огнем полно Носимое в груди моей стремленье Себя несчастную, в приюте прежних дней Увидеть! О, мое сокровище одно, Одна услада мне, ты, мной без разделенья Владеющий! Ответь! Спросить других людей Не смею и кого - не знаю. Жду твоей, Владыка милости, - чтоб снова укрепиться, Утешиться душа заблудшая могла. Не выражу в словах блаженства я того, Которое меня всю так воспламенило, Что места не найти ни ночью мне ни днем. Мой слух и зрение, и все до одного Другие чувства вдруг с необычайной силой Зажгли тайник души неведомым огнем, - И вот я вся пылаю в нем! И можешь только ты помочь мне исцелиться, Освободить мой дух от пагубного зла. Скажи же, сбудется ль, и сбудется когда, Что снова там увижусь я с тобою, Где целовала я сгубившие меня Глаза твои? Скажи, придешь ли ты туда, Мое сокровище душа моя? Покою Хоть несколько мне дай, молчанья не храня! Пусть краток будет срок до дня Прибытья твоего, а пребыванье длится Подолее! Любовь всю жизнь мою взяла. Но если вновь тебя привлечь мне суждено, - Надеюсь, что теперь я буду не такая, Как прежде, глупая: уйти тебе не дам, Не выпущу. Уж будь что будет - все равно: Желание свое осуществить должна я, Прильнув к твоим чарующим устам. Об остальном пока молчу - узнаешь там... Приди ж, приди скорей в объятье пылком слиться; От мысли уж о том охота петь пришла. Эта канцона заставила все общество предположить, что новая, счастливаялюбовь обуяла Филомену, и так как, по ее словам казалось, что она испыталаее глубже, чем путем одного лишь лицезрения, ее почли тем более счастливой,а иные и позавидовали ей. Когда кончилась ее канцона, королева вспомнила,что следующий день будет пятница, почему, любезно обратившись ко всем,сказала: "Вы знаете, благородные дамы, и вы, юноши, что завтра - день,посвященный памяти страданий господа нашего, день, который, если выхорошенько припомните, мы провели благочестиво, когда королевой былаНеифила, отменив забавные рассказы, то же мы сделали и в следующую затемсубботу. Потому, желая последовать благому примеру, данному нам Неифилой, яполагаю, что нам будет приличнее завтра и на другой день воздержаться отпотешных рассказов, как то мы сделали и в прошлый раз, поминая, что в этидни совершено было во спасение наших душ". Всем понравилась благочестиваяречь королевы; когда она распустила их, прошла уже добрая часть ночи, и всепошли отдохнуть.