Допрос в первом «А»

Валентина Андроновна закрывает дверь за Искрой Поляковой.

Валентина Андроновна. Проходи, Полякова, садись.

Искра садится.

Валентина Андроновна. Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Искра. Ничего.

Валентина Андроновна. Жаль. Как ты думаешь, почему я обратилась именно к тебе? Я могла бы поговорить с Александровым, с Ландысом или Шефером, с Боковой или Люберецкой?

Искра. Не знаю, Валентина Андроновна.

Валентина Андроновна. Я обращаюсь к тебе не только как к отличнице и общественнице, человеку идейному и целеустремленному, не только как заместителю секретаря комитета комсомола. Но и потому, что хорошо знаю твою маму как прекрасного партийного работника. Зачем это вступление? Затем, что враги используют сейчас любые средства, чтобы растлить нашу молодежь, оторвать от партии, вбить клин между отцами и детьми. Вот почему твой святой долг немедленно сказать…

Искра. Мне нечего вам сказать.

Валентина Андроновна. А разве неизвестно, что Есенин – поэт упаднический? А ты не подумала, что вас собрали под предлогом для рождения? Я проверила анкету Шефера – он родился второго сентября. Второго, а собрал вас через три недели? Зачем? Не для того ли, чтобы ознакомить с пьяными откровениями кулацкого певца?

Искра. Есенина читала Люберецкая, Валентина Андроновна.

Валентина Андроновна. Люберецкая?

Искра. Да. Зина Коваленко напутала в своей информации.

Валентина Андроновна. Значит, Вика?.. Коваленко много болтала лишнего, она очень несобранная, эта Коваленко. Ну что ж, тогда понятно… И ничего страшного. Отец Люберецкой – виднейший руководитель, гордость нашего города. И Вика – очень серьезная девушка.

Искра. Я могу идти?

Валентина Андроновна. Что? Да, конечно. Видишь, как все просто решается, когда говорят правду. Твоя подруга Коваленко очень, очень несерьезный человек.

Искра. Я подумаю об этом. (выходит из класса.)

Картина седьмая.