Да притечём и мы ко свету

В том же году Пушкин писал В.Ф. Вяземской из Михайловского: «Что касается соседей, то мне лишь по началу пришлось потрудиться, чтобы отвадить их от себя; больше они мне не докучают - я слыву среди них Онегиным, - и вот, Я - ПРОРОК В СВОЁМ ОТЕЧЕСТВЕ. ДА БУДЕТ ТАК». [444]Эти слова он преобразил в строки «Евгения Онегина» (II-V):

Сначала все к нему езжали;

Но так как с заднего крыльца

Обыкновенно подавали

Ему донского жеребца,

Лишь только вдоль большой дороги

Заслышит их домашни дроги —

Поступком оскорбясь таким,

Все дружбу прекратили с ним»

Имя Пушкина священно для русских, ибо он - потомок двенадцати святых российских по прямой линии, и сам явился тринадцатым как Спаситель среди 12 апостолов. Среди 12-ти предков были: Ольга Прекрасна Псковитянка (жена князя Игоря), внук Ольги - Владимир Красное Солнышко, Мария (родом из алан с Кавказа, жена Всеволода Большое гнездо), Михаил Черниговский (сын Всеволода, отказавшийся исполнять кумиры Батыя, жестоко казнённый), Александр Невский, Михаил Ярославич Тверской (великий князь Владимирский, предательски убитый в Орде), Анна Ростовская (жена Михаила).

По боковым ветвям в роду Пророка Пушкина можно назвать более тридцати имён святых, прославленных в русской истории: князь Андрей Боголюбский и грузинская царица Тамара Великая, княгиня Анна Новгородская, святые братья Борис и Глеб, князь Дмитрий Донской и его жена благоверная княгиня Евдокия Дмитриевна.

Душа Пушкина всегда стремилась ввысь, к святым предкам:

Туда б, в заоблачную келью,

В соседство Бога скрыться мне!.. [445]

«Душа безсмертная, от бренного тела, как птица из растерзанной сети, весело излетевши, воспаряет в рай богонасаждённый, где вечно цветёт древо жизни, где жилище самому Христу и избранным Его». [446] Эти строки из проповеди Георгия Кониского, архиепископа Белорусского, которыми столь восхищался Пушкин, вошли в его статью о духовном пастыре и увидели свет в его журнале «Современник» в начале 1836-го.

И ещё хотелось в заключение вспомнить «Звёздную книгу Коляды»[447]. Это древнейший свод русских преданий и народных книг о сотворении Мира. В ней говорится о божественности человека, жившего в Святых Горах, но долго не спускавшемся на Землю из-за того, что его Земля не могла долго вынести.

Вернувшись в прошлое, мы узнали в образе Святогора - Пушкина, прах которого покоится в земле Святой Горы (Святогорского монастыря). Святогор, пытавшийся поднять «чёрный камень» [448] (непонимания и злобы завистников), который легко нёс Велес, сам вошёл в землю по колено, а затем и весь. И в судьбе Пушкина всё подобно этому - гроб Пушкина зимой 1837 г. был зарыт не глубоко, и только летом его закопали, как положено, глубоко. «Дух его вознёсся на небеса, стал у трона Бога Всевышнего. На Земле он был Святогором - стал на небесах Световитом (светом жизни). Его тело - стало горою, волоса - обратились лесами дремучими, кости стали - камнями, а плечи - хребтами, голова со шлемом - горной вершиною. и во всех частях увеличился он - по велению Бога Всевышнего. И на нём успокоился небосвод, а над ним стали вести хоровод...

Как в высоких Святых горах - подпирает СТОЛП небо звёздное. И Перун бьёт в небушко молнией, и твердеет небесный свод...»

Обоснованным завершением идеи святости стало смешение народом образа безсмертного Пушкина с образом Христа и всей Церкви. Пушкин принял на себя их крест и обязанности. Так понимал его народ: «Здесь всё его. И хоть самого его сейчас нетути и он незрим, всё он видит - кто зачем сюда пришёл, кто подобру-поздорову, поучиться уму-разуму, а кто собой полюбоваться, в зеркало посмотреться да; искупаться…

Ежели тебя, скажем, что волнует и нет у тебя доброго советчика - иди к Пушкину, он укажет на истинного друга, удержит от злого обстояния, даст верный совет и ты возрадуешься и возвеселишься. Только хорошенько подумай, что тебе нужно, а потом спроси у Пушкина и получишь ответы в его книгах...» [449]

Закончим книгу стихами Пушкина о его тайной донской научной рукописи, продолженными мной по Закона Вселенной:

К***

Для берегов отчизны дальной

Ты покидала край чужой;

В час незабвенный, в час печальный

Я долго плакал пред тобой;

Мои хладеющие руки

Тебя старались удержать;

Томленье страшное разлуки

Мой стон молил не прерывать.

Но ты от горького лобзанья

Свои уста оторвала;

Из края мрачного изгнанья

Ты в край иной меня звала.

Ты говорила: “В день свиданья