История Брюса. Ничего, кроме правды

Мы с моей женой сыграли свадьбу больше двадцати лет назад. У нас взрослая девятнадцатилетняя дочь. О чем я всегда думал, так это о том, что существуют твердые обязательства. Если мы захотим разойтись, то, по край­ней мере, поговорим об этом. Если мы когда-нибудь рас­станемся, то я был уверен, что это решение придет толь­ко после долгого периода совместных попыток все нала­дить.

Я отдавал себе отчет, что мы прожили сложные двад­цать лет. Из-за моей работы я временно переехал в дру­гой город, поэтому мы общались на расстоянии и виде­лись только два-три раза в месяц. Все шло не так уж гладко, но я действительно думал, что мы сможем пере­жить это.

Мы не смогли.

В один из выходных, когда я был дома, моя жена сказала, что хочет поговорить со мной. «Я много дума­ла, — начала она, — и поняла, что хочу развестись». Я смотрел на нее в изумлении, не веря. Что она сказала?

Она продолжала: «Конечно, я еще люблю тебя и хочу, чтобы мы остались друзьями, но нам надо развестись».

Развод. Это слово потрясло меня до глубины души. Было ощущение, что мне дали под дых. Даже в таком шоковом состоянии я понял, что она не хотела, чтобы мы поговорили о разводе. Она уже все решила сама. Она просто сообщила мне, что наш брак распался.

Я никак не мог поверить, что она даже не пыталась обсудить это важное решение со мной. В течение дня я испробовал все, чтобы изменить ее мнение. Я умолял. Я пытался договориться. Я кричал.

В течение следующей недели ситуация ухудшилась. Моя жена, непоколебимая в своем решении разойтись, наконец, призналась, что встретила другого человека. Это объясняло, почему она не была заинтересована в том, чтобы спасти наши отношения. Она просто хотела свобо­ды, чтобы быть с ним.

Я как будто зашел в тупик. Я чувствовал себя отверг­нутым, нелюбимым и непривлекательным. Как она могла так поступить со мной? Мое уныние начало сказываться на моей работе, здоровье и особенно на моем рассудке. В отчаянии я записался на девятидневный семинар, кото­рый должен был помочь мне изменить ход моих мыслей.

В начале семинара нас спросили: «Насколько вы сча­стливы по шкале от 1 до 10?» Мой уровень счастья был низким — я поставил 1 балл.

Следующие два дня я просто сидел и слушал. Основ­ная предпосылка того, чему нас учили, заключалась в следующем: когда с нами что-то происходит, мы реагиру­ем на это, создавая в голове свою версию событий. Не сами события заставляют нас страдать, это наш рассказ о них порождает страдания, поэтому, когда мы из-за чего-то несчастны, нужно задать вопросы рассказу, чтобы понять, правдив ли он. Это имело смысл, но я был слишком парализован своим горем, чтобы что-то делать.

На третий день, когда все казалось абсолютно безна­дежным, я наконец начал задава ть вопросы моей версии событий, используя прием, который рекомендовал руко­водитель семинара. Я спросил себя: «Что я действительно думаю об этой жалкой неприятности?» Ответ нашелся сразу: «Моя жена не должна была себя так вести. Из-за ее предательства я потерял дом и семью, я не смогу больше обрести счастье». Не знаю почему, но в этот мо­мент тиски боли разжались, и я смог задать следующий вопрос: «Правда ли это?»

Казалось бы, что все это правда, но я решил копнуть глубже. «Уверен ли я на сто процентов, что ей не следо­вало так поступать? Уверен ли я в том, что никогда не буду счастлив больше?» К моему удивлению, я ответил «нет» на оба вопроса.

На минуту я был ошеломлен. Я прервал бесконечную цепочку «мысль-боль-мысль-боль-мысль-боль», которая жила в моей голове последние несколько недель. Я почти расхохотался. Без постоянного барабанного боя моих прискорбных мыслей я чувствовал себя тихо и спокойно.

Я осознал, что если бы более широко посмотрел на ситуацию, у меня не возникало бы мысли определять ее как «плохую» или «хорошую». Это было просто не в мо­ей власти — знать, должна ли была моя жена так посту­пить. Внезапно все, что я думал о моей ситуации раньше, показалось мне подозрительным. Страх перед моим «раз­рушенным» будущим исчез, и вместо него я почувствовал эмоциональное возбуждение. Я подумал: «Может быть, все будет еще лучше, чем было».

Это состояние длилось всего три-четыре минуты, пока я не представил мою жену с другим человеком. В сердце снова вспыхнули боль и гнев: «Как она могла так посту­пить со мной?!»

Однако облегчение, которое я ощущал в течение не­скольких минут, расшатало мою версию событий. Я еще раз посмотрел на нее и увидел новый пласт: я верил в то, что моя жена любит кого-то другого сильнее, чем меня. Я глубоко вздохнул и задал себе все тот же вопрос: «Правда ли это?»

Опять мне показалось, что это правда, поэтому я за­дал следующий вопрос: «Могу ли я быть абсолютно уве­рен, что она любит его больше, чем меня?»

«Нет, не могу». Мысль о том, что она любит кого-то больше, заставила меня согнуться от боли. И все же я не мог быть в этом уверен. Меня поразило, что одна мысль — то, как я отвечал на вопросы, — могла повлиять на мое счастье.

Это было озарение. Все, что я услышал на семинаре, внезапно встало на свое место. Все было очень просто: мой рассказ о ситуации родился в моей голове в виде констатации фактов и вызвал непроизвольную реакцию страдания и уныния. Когда же я начал разбираться в этом изложении фактов, они оказывались совершенно не­убедительными. Осознание того, что ситуация сама по се­бе не была источником моей боли, ужаснуло меня и од­новременно утешило. Меня так взволновало это открытие, что всю следую­щую неделю я охотно продолжал задавать вопросы моим мыслям и убеждениям.

К концу девятого дня я был уже не таким отчаявшим­ся и измученным человеком, который пришел в первый день на семинар. Я успокоился и ощущал безмятежность и приятие мира. Я понял, что мои мучения всегда вызва­ны моей версией событий. Теперь меня интересовало на­стоящее. Какая свобода!

Когда я вернулся с семинара, я позвонил жене и ска­зал, что готов отпустить ее от себя. Я предложил ей свою помощь в переезде. Я даже сказал ей, что, если она видит что-то важнее наших отношений, ей стоит доби­ваться этого. И я был с ней искренен.

Год спустя это ощущение свободы все еще со мной. Иногда возникает остаточная боль, но как только я лов­лю себя на рассказе о том, что я потерял и как много это значит, я останавливаюсь. Я смотрю на мою версию и задаюсь вопросом: какое убеждение прячется за этой бо­лью? После того как я осознаю убеждение, я перехожу к ключевому вопросу: правда ли это? Сначала мне требова­лось делать сознательные усилия, но позже это стало происходить непроизвольно.

Я помню момент — это было спустя несколько недель после семинара, — когда я наткнулся на нашу с женой любимую фотографию, которая всегда стояла у меня на столе. Когда я смотрел на наши улыбающиеся лица и вспоминал все счастливые моменты, пережитые вместе, волна грусти и тоски захлестнула меня. Я остановил себя и задал себе вопрос: «Хорошо, какое убеждение прячется за этим?» Это было мое старое убеждение «я никогда больше не буду счастлив». Тогда я задал крайне важный вопрос: уверен ли я, что так и будет? Тут я неожиданно рассмеялся, вспомнив день, в который мы сделали эту фотографию. Не все тогда шло гладко, мы препирались периодически в течение всего дня. На самом деле я был счастливее за минуту перед тем, как увидел фотографию, чем в тот день, когда мы ее сделали.

Суть заключалась в том, что мысли приходят и уходят, отношения приходят и уходят, боль приходит и уходит. Я понял, что держаться за свои рассказы о том, что я хочу и что мне нужно, — это прямой путь к страданию.

Сегодня я добился настоящего спокойствия и умиротво­рения, я либо выкидываю из головы лишнее, либо прини­маю события как должное, такими, какими они являются, и не более. Эта простая перемена сделала меня счастливее, чем я мог себе представить. По шкале от 1 до 10 я ставлю себе 9 баллов, стремлюсь к 10 и не оглядываюсь назад.