2015-06-16
375
О викингах с детским восторгом
Мы говорим мечтательно.
А рядом — своя история,
Ждущая открывателей.
С. Б. Буйских, 1976
Постоянно спускаясь в катакомбы могильника, участники экспедиции стали отмечать два различных состояния, постоянно возникающие под землей. Это или чувство умиротворения и покоя, или же внезапно нарастающее беспокойство и ощущение психологического дискомфорта, которое характерно для всего поля. Второе состояние чаще всего возникало в мужских погребениях, которые из-за обилия оружия мы называли «железными». Нередко в истлевших костяках находились стрелы и были видны другие следы преждевременной гибели. На могильнике подобные погребения составляли большинство. Лишь некоторые женские захоронения с многочисленными и разнообразными украшениями оставляли чувство гармонии и покоя. Не сомневаюсь, что они ушли из жизни естественным путем. В каждом отдельном случае под землей открывалась удивительная картина иной, неведомой жизни.
За редким исключением, этих людей никто не тревожил более двух тысяч лет, поэтому они лежали так же, как и столетия назад: вытянуто на спине, головой на север. Практически рядом с каждым мужчиной находилось то или иное наступательное и оборонительное оружие: наконечники стрел, копья и дротики, топоры-секиры, колчаны для стрел, изредка деревянные щиты с кожаным покрытием. Колчаны застегивались железным или, значительно реже, бронзовым крючком в виде головки коня или птицы. Данные изделия стали неотъемлемой частью инвентаря взрослых мужчин и отличаются художественной простотой и предельной стилизацией образа. В каждом четвертом погребении была найдена конская узда: железные псалии и удила, бронзовые и железные пластинчатые налобники с крючком и бронзовые бляшки от ремней. Это свидетельствовало об одном: все местные мужчины были не только скотоводами, но в первую очередь воинами и всадниками.
По своеобразному плотному тлену на черепах удалось установить, что они носили войлочные башлыки. Анализ тлена с других частей скелетов показал, что одежда изготавливалась из кожи, льна, шерсти и меха. Мужской костюм состоял из длинных штанов, заправленных в сапоги или носившихся навыпуск, а также куртки или кафтана, подпоясанного кожаным поясом. Этот костюм дополняли невысокие мягкие сапоги и башлык. Женская одежда изучена хуже. Скорее всего, она состояла из длинного платья и верхней накидки, а у амазонок была аналогична мужской. Одежду, возможно, украшала красочная узорная вышивка, и иногда на нее нашивались тонкие золотые нашивки.
Женские захоронения копать было намного интереснее. Как правило, они были богаче, и в них находилось больше керамики. Некоторые женщины имели богатые и очень красивые ожерелья из разнообразных бус, изготовленных из полудрагоценных камней, стекла и пасты. Почти всегда на руках и ногах у них были надеты обереги, состоящие из нанизанных на ремешок пяти — семи округлых бусин с глазками (такие же обереги носили и мужчины). В самых богатых захоронениях встречались бронзовые зеркала, импортная греческая посуда со следами длительного использования и изредка простые височные колечки из золота, серебра или бронзы и золотые нашивки на одежду.
Однако довольно часто встречались парные захоронения, в которых находились по два костяка: мужчины и женщины одновременно. Нередко один из них лежал в анатомическом порядке, а второй оказывался разрушенным и от него оставались лишь сложенные горкой человеческие кости. Иногда хорошо было видно, что останки другого погребенного грубо сдвинуты в сторону, чтобы освободить место для очередного подзахоронения. Другими словами, здесь отмечено вторичное использование одной и той же погребальной камеры, которая, таким образом, являлась семейным склепом. Показательно, что при очередном захоронении всегда рыли новый входной колодец в старую катакомбу, но при этом нс трогали более ранний инвентарь. В результате разрушенными оказывались как мужские, так и женские костяки. Вероятно, основную роль в данном случае играло время. Иногда взрослые были захоронены вместе с детьми, что лишний раз свидетельствует о семейном характере этих погребений.
По составу находок мы научились почти безошибочно определять пол погребенных. Например, оружие могло находиться как у мужчин, так и у женщин. Но пряслица с веретеном, ожерелья из бус или ритуальные каменные плиты никогда не могли оказаться в мужских захоронениях. Поэтому, если с ними встречалось оружие, это однозначно свидетельствовало, что данное погребение принадлежит амазонке. Более десяти подобных захоронений было зафиксировано на могильнике. Почти все они отличались богатым инвентарем, наличием оружия и большого количества престижных украшений. Возможно, в данном войске существовал отряд, состоящий исключительно из женщин-воительниц, принадлежащих к местной аристократии. Лишь два захоронения выделялись аскетизмом погребального инвентаря, хотя и содержали оружие. В обоих случаях рядом с женщинами находились пряслица, но вместо сережек у их висков были положены железные стрелы. Считается, что стрелы вместо серег могли играть чисто ритуальную роль, выделяя подобным образом жен или наложниц рядовых воинов.
…Когда-то это ровное, как стол, поле было покрыто сотнями небольших курганных насыпей, окруженных неглубокими рвами с проходами. Под каждой из них скрывалось от одного до пяти погребальных сооружений, подавляющее большинство которых составляли катакомбы. Но изредка встречались простые ямы и подбои этого же времени. Да и сами катакомбы зачастую различались между собой размерами и конструкциями. Их входные колодцы достигали от 2,5 до 6 метров в глубину, и в углу каждого из них были вырублены высокие ступеньки, сооруженные для спуска в катакомбу. Вдоль длинных стен у дна колодца имелись невысокие уступы в виде узких скамеек. Данная черта не случайно отражена в 95 % всех изученных катакомб. Внутри некоторых из них на потолке и стенах были обнаружены хорошо сохранившиеся резные линии, имитирующие конструкции… повозки. Изображения опорных стоек, несущих перекрытий, каркаса и других ее деталей, наконец сами размеры и своды катакомб не оставляют в этом сомнений. В таком случае уступы во входных колодцах, заканчивающиеся у входа в захоронение, должны означать дышла. Получается, что сама погребальная камера-катакомба является виртуальной повозкой, уносящей хозяина из мира живых в царство мертвых. Она и после смерти оставалась его надежным пристанищем.
Хорошо известно, что жизнь скифских кочевников проходила в постоянном движении вместе со стадами от одного пастбища к другому. Естественно поэтому, что кибитка на ют-лесах заменяла им дом на земле. Запряженные парой волов, перекрытые войлоком и задрапированные домоткаными и разноцветными красочными коврами, они медленно проплывали в сочной степной траве, перевозя женщин и детей на новое кратковременное место жительства. Их сопровождали всадники и многочисленные стада домашнего скота. «…Называются они кочевниками потому, что у них нет домов, — писал о скифах знаменитый врач и ученый Гиппократ, — а живут они в кибитках, из которых наименьшие бывают четырехколесные, а другие — шестиколесные; они кругом закрыты войлоками и устроены подобно домам… В таких кибитках помещаются женщины, а мужчины ездят верхом на лошадях; за ними следуют их стада овец и коров и табуны лошадей». В местах длительного пребывания, особенно зимой, скифы сооружали стационарные жилища из деревянных жердей и шкур, наподобие юрт или чумов. В случае необходимости их можно было легко демонтировать и перевозить на повозках.
Мне легко представить скифский обоз, так как однажды на сельской дороге в Румынии я повстречался с его современным потомком. После завершения конференции в дунайском городке Тулча коллеги пригласили меня посетить курортный город Констанцу и взялись довезти до него на машине. Решили ехать по более короткой проселочной дороге. На одном из спусков мои спутники вдруг оживились, увидев впереди внушительный обоз. Он растянулся на пустынной дороге километра на полтора и состоял из множества живописных повозок, которые бойко тянули украшенные цветными ленточками лошадки. Когда мы его догнали и стали медленно обгонять на подъеме, я успел хорошо рассмотреть эту необычную кавалькаду. В каждой повозке находилась семья, поэтому хорошо был виден состав каждой из них: молодые и средних лет пары с многочисленными детьми, старики с неженатыми сыновьями, редкие бездетные пары. Открытые повозки были нагружены какими-то тюками, свертками, разнокалиберными ящиками и клетками с птицей. С заднего борта каждой из них далеко выступали продольно лежавшие жерди от переносного жилища. Впереди этой процессии гордо восседал цыганский барон — представительный седой старик с массивной трубкой во рту. Рядом с ним сидели двое крепких парней в черных фетровых шляпах…
За несколько минут весь социальный срез кочевого объединения проплыл за стеклами машины. Позже я неоднократно видел цыганский табор, разбитый на окраинах румынских сел. Легкие жилища высокой конической формы, покрытые засаленными и прожженными шкурами, очень напоминали индейские вигвамы из американских вестернов и свидетельствовали не только об отсутствии какой-либо санитарии, но и о десятках, если не сотнях лет использования. Вокруг них паслись кони и овцы, горели открытые костры, на которых в больших казанах готовилась еда, деловито сновали живописные женщины и дети. Надо признать, что эта подсмотренная со стороны картинка практически не отличалась от описаний быта «варваров» античными историками и поэтами.
Тогда мне подумалось, что открытый могильник представляет, по сути дела, древний обоз, который до сих пор «путешествует» в толще приднестровской земли, увозя в вечность суровых воинов, их жен и детей. Он вытянулся не менее чем на два километра и «движется» несколькими рядами вслед за солнцем — с востока на запад. Впереди доминируют воины в полном вооружении и знатные амазонки с оружием, ближе к центру расположился царь и его ближайшие сподвижники — представители кочевой аристократии, а замыкает подземное «построение» множество рядовых общинников с женами и детьми. Рядом с людьми двигался скот, от которого зависели благосостояние и жизнь кочевника. Но из всех домашних животных только коням и собакам было позволено сопровождать человека в загробный мир.
Кони, собаки и… наркотики
Над степью выжженной, предвечной
Означился зарей закат.
Прочерчены в багровом небе,
Курганы мерно строят ряд.
Молчат седые великаны,
Но в робком шепоте травы
Я слышу: помнят ветераны,
Как в степь летели табуны.
С. Пустовалов, 1978
Известно, что у кочевых скифов лошадь была главным и основным видом домашнего скота, ведь большую часть своей жизни они проводили в седле. Поэтому неудивительно, что уже в четвертом кургане во входном колодце мы обнаружили совершенно целый костяк коня. Затем подобные находки стали обычными, но останки этих домашних животных зачастую были представлены только черепом и отчлененными конечностями, выложенными с имитацией анатомического порядка. И это закономерно. Ведь в скифской армии ударной силой была конница, хотя пешее войско и составляло ее значительную часть. Ученые считают, что скифы в наступательных походах всегда использовали ее мощный кулак, атакуя центр неприятельской армии. Сам характер скифского войска предполагал большую мобильность, поэтому в военном деле кони играли важную роль и наверняка пользовались особой любовью. Современники отмечали, что каждый взрослый скиф в любой момент мог стать конным воином.
Материалы могильника полностью подтверждают эти сообщения. В каждой четвертой катакомбе находилась конская упряжь, а останки коней сопровождали каждого восьмого воина. Изучение костей позволило установить, что местное население разводило степной тип коней: относительно коротконогих, грубокостных, с крупной, несколько горбоносой головой. По современным меркам эти лошади были сравнительно небольшого роста: высотой в холке не более 130–140 сантиметров. Тем не менее они могли считаться довольно крупными, так как в то время конские популяции были вообще значительно меньше современных. Зато они были очень резвыми. Круглогодичное табунное содержание в суровых условиях на подножном корме делало их выносливыми и неприхотливыми. Высокие качества скифских лошадей были хорошо известны далеко за пределами Северного Причерноморья.
Античные историки писали, что главной чертой скифской конницы является маневренность и способность совершать быстрые переходы на большие расстояния. В частности, Плиний Младший отмечал, что «скифская конница славится своими конями». В свою очередь, Страбон сообщал, что лошади скифов хотя и «малорослы, но весьма ретивы», а Аппиан не без сарказма добавлял: «Их вначале трудно разогнать, так что можно отнестись к ним с полным презрением… но зато они выдерживают какие угодно труды; и тогда можно видеть, как борзый, рослый и горячий конь выбивается из сил, а эта малорослая и шелудивая лошаденка сначала перегоняет того, затем оставляет далеко за собой». Современники неоднократно подчеркивали, что во время состязания или в бою скифов не могли обогнать даже такие искусные всадники, как персы. Недаром Филипп Македонский, отец знаменитого Александра, пригнал на родину многотысячные скифские табуны.
Впрочем, в Скифии встречались и лошади другой породы — более крупные, с тонкой, красиво изогнутой шеей и высокими стройными ногами. Они напоминали современных ахалтекинцев. Однако их на Днестре не оказалось. Предполагается, что эта порода попала в Причерноморье из Средней Азии. Но скифы и сами заботились о своих конях: для улучшения местной породы проводили искусственное скрещивание, а в необходимых случаях применяли кастрацию.
Владение лошадьми было важнейшим условием зажиточной жизни и социальной самостоятельности кочевника. Люди, лишившиеся лошадей (например, во время вражеских набегов или эпизоотий — болезней животных), не могли самостоятельно вести кочевое хозяйство и должны были поступать в услужение к своим более состоятельным сородичам. Скиф, лишившийся скота, терял и свое социальное лицо. «Не имеющий там повозки считается у них бесчестным», — отмечали греческие авторы. Лошадь была у них не только средством передвижения, но и главным источником существования. Скифы ели вареное мясо и пили кобылье молоко, но умели перерабатывать и заготовлять впрок продукты: вялили мясо, из кобыльего молока получали особый вид сыра — ип-паку, для изготовления конской упряжи, предметов обихода и одежды широко использовали кожи, шерсть и кость. Конину варили в больших бронзовых котлах, имеющих высокий поддон и две ручки. Но ни одного подобного котла в могильнике не оказалось. Вероятно, в эту эпоху они, как и железные доспехи, представляли уже очень большую ценность даже для зажиточной семьи кочевья.
Конь был необходим человеку не только при жизни, но и после ее окончания. Кровь сотен и сотен благородных животных обагряла степь во время погребальных обрядов и поминальных тризн на протяжении ряда столетий. Иногда коня укладывали в могилу в полной упряжи. Делалось это для того, чтобы его хозяин мог сразу же воспользоваться своим любимцем в загробном мире. Нам удалось обнаружить два подобных погребения, которые, судя по находкам, явно относились к аристократическому кругу.
Даже в классической Греции, не говоря уже о Скифии, коней иногда хоронили с большими почестями недалеко от хозяев. Очень популярные среди греков конные соревнования входили в программу большинства игр, в том числе и Олимпийских. Гомер, говоря о славе и богатстве некоторых городов, отмечает: Аргос — «конями обильный». Павсаний при описании Олимпии подробно рассказывает о памятниках коням и конским упряжкам — победителям игр. Не менее популярны были конные состязания и в Древнем Риме. Так, в цирке проходили колесничные заезды, а в битвах на цирковых аренах принимали участие и конные гладиаторы, и боевые колесницы. Поэтому неудивительно, что кони считались у скифов важнейшим военным трофеем. Равноценными им могли быть лишь захваченные в сражении доспехи или головы побежденных.
Геродот не зря отмечал: «Конница скифов всегда обращала в бегство конницу врага». Древние авторы рисуют нам страшные картины боя: дождь смертоносных, напоенных ядом стрел, летящих с характерным свистом в сторону врага, конная лава из тысяч всадников, сметающая все на своем пути, летящие дротики и, наконец, жуткий рев и свист конников, наводящий ужас на любого противника. А затем рукопашная схватка, когда в дело шли топоры-молоты, секиры, копья, мечи и кинжалы. Мало кто мог устоять перед этим мощнейшим натиском.
И синонимом победы у скифов всегда выступал конь. Поэтому закономерно столь трепетное отношение к нему у этого народа. Раскопки показали, что кроме коня из других домашних животных в подземное жилище-кибитку допустили лишь собаку, которая занимала второе место в иерархии «друзей человека».
В дромосе многих катакомб у входа в погребальную камеру лежали костяки крупных собак. Когда через несколько лет мы посчитали, оказалось, что их число значительно превышает все известные находки собак на других памятниках Северного Причерноморья. На черепах некоторых из них были видны пробоины, сделанные боевым чеканом. Это указывает, что их специально убивали во время погребального обряда. В одном случае в костяке молодой и очень большой собаки с огромными клыками была обнаружена железная стрела, ставшая причиной ее смерти. Видимо, она отличалась настолько свирепым нравом, что при совершении жертвоприношения ее не могли поймать, а близко подойти не решились.
Известно, что скифы знали несколько собачьих пород. Судя по размеру, они были очень крупными и использовались для охраны жилищ и стад на пастбище, а также при охоте на диких животных. Можно предположить, что это были волкодавы. Появление их в могилах не случайно. Считается, что они охраняли своих хозяев в загробном мире, поэтому их специально укладывали у входа. Кроме того, они, безусловно, могли пригодиться там при охоте и отдыхе. Поэтому перед ними всегда ставили небольшие однотипные чашечки или днища обломанных в древности крупных сосудов, в которых, скорее всего, находилась еда.
В среднем в каждом захоронении, содержавшем керамику, стояло четыре сосуда. За исключением редкого греческого импорта, они были изготовлены вручную, без использования гончарного круга. Кроме чашечек усеченно-конической формы для собак стандартный набор состоял из курильницы, большого широкого блюда на кольцевом поддоне и светильника местного производства. Их формы варьировались в зависимости от вкуса изготовителей. Судя по отпечаткам пальцев на сосудах, их изготовлением занимались исключительно женщины. Зачастую за образцы брались формы античной посуды, чаще всего светильники. Их лепные аналоги являются грубым и бесхитростным подражанием изысканной античной керамике. Но иногда фантазия мастериц била через край и неожиданно появлялись очаровательные светильники с двумя или тремя носиками эксклюзивного производства. Это же происходило и с курильницами, каждая из которых отличалась декором, пропорциями или размерами и являлась результатом местного, но далеко не равнодушного производства.
Курильницы неожиданно оказались и наиболее массовой категорией посуды. Они составили почти четверть всей обнаруженной керамики. В среднем в погребениях встречалось от одной до трех курильниц, изготовленных из плохо обожженной глины. Эта категория находок всегда вызывала у нас головную боль. Очень часто керамика была столь плохой сохранности, что буквально рассыпалась в руках. Иногда в черепке было больше речного ила, чем глины. Ясно, что курильницы такого качества не могли использоваться в быту и изготавливались исключительно в качестве погребального инвентаря. При этом каждая из них лепилась индивидуально, поэтому среди них нет практически одинаковых экземпляров. Видимо, в каждом случае женщины вкладывали в их производство свое незаурядное мастерство и представления об изящном.
Вначале мы не без удивления вытряхивали из этих своеобразных сосудов пережженные гальки или небольшие камешки, а иногда даже фрагменты керамики. Такая картина повторялась практически с каждой подобной находкой. Следы огня были и на тулове самих курильниц, причем нередко их нижняя часть оказывалась насквозь прожженной изнутри. Очень редко встречались качественно изготовленные экземпляры без этих дефектов. Тогда мы обратили внимание на остатки спекшегося и обугленного заполнения и передали его для соответствующего анализа специалистам. Сделать его взялся опытный сотрудник кафедры общего землеведения Приднестровского университета Виктор Кишлярук. Он несколько лет плодотворно сотрудничал с нами, поэтому охотно взялся за решение и этой проблемы. Полученные вскоре результаты были ожидаемы.
Местный (левый) и античный (правый) светильники.
Приднестровские мастерицы старались подражать греческим образцам.
(Рисунки израильского художника В. Чернецова)
Виктор подтвердил, что все курильницы первоначально были заполнены дикорастущей коноплей, которая и сегодня в изобилии растет на территории могильника. Это растение играло важную роль в погребальном обряде, так как использовалось для окуривания захоронений и участников церемонии. Оказалось, что в набитую коноплей курильницу бросали раскаленные камешки или фрагменты керамики и заполнение начинало тлеть, обильно выделяя дым. Чтобы содержимое лучше горело, в него подливали масло или животный жир. Детальный анализ заполнения показал, что кроме конопли в курильницах встречались и семена некоторых культурных злаков — пшеницы, овса и ржи. Попасть туда случайно они не могли, что свидетельствует о достаточно сложном содержании данного обряда. Возможно, погребальная камера обкуривалась составом, в котором преобладала конопля, а затем с ритуальными целями в нее добавлялись зерна культурных злаков. С таким же успехом содержимое курильниц могло смешиваться с самого начала. В любом случае конопля играла важную роль у местного населения. Изучение тлена от циновок показало, что они были изготовлены из этого же растения.
Полученные данные в очередной раз подтвердили сведения Геродота, который по этому поводу сообщал: «В Скифской земле произрастает конопля — растение, очень похожее на лен, но гораздо толще и крупнее. Ее там разводят, но встречается и дикорастущая конопля. Взяв это конопляное семя, скифы подлезают под войлочную юрту и затем бросают его на раскаленные камни. От этого поднимается такой сильный дым и пар, что никакая эллинская паровая баня не сравнится с такой баней. Наслаждаясь ею, скифы громко вопят от удовольствия. Это парение служит им вместо бани, так как водой они вовсе не моются».
Несмотря на свою исключительную дотошность, в данном случае «отец истории» несколько ошибался. Не только баня была причиной использования конопли. Этот обычай являлся частью культового обряда. Сжигаемые в юрте, или, как мы установили, в погребальной камере-катакомбе, стебли конопли производили дым, вызывавший наркотическое опьянение. Находившиеся в ней люди и шаманы приходили в экстаз. Но «вопли от удовольствия» — это не только результат наркотического воздействия. Скорее всего, это и песни шаманов, и целый ряд других элементов погребального обряда, содержанием которых было нисхождение душ в подземное царство.
Несмотря на обилие курильниц, вряд ли эти люди являлись наркоманами. В отличие от нашего времени вдыхание конопли в ту эпоху не только не запрещалось, но даже приветствовалось и широко использовалось при совершении определенных ритуалов. То, что погребальный обряд почти всегда проходил под влиянием этих легких наркотиков, и доказывают плохо обожженные курильницы, так часто встречающиеся в мрачных катакомбах. Тем не менее они все же не свидетельствуют о физической или психической зависимости данного народа, а являются всего лишь составной частью его богатой и многогранной духовной культуры. И чем больше мы находили курильниц, тем больше убеждались, что эти люди были не совсем скифами, то есть вовсе не скифами, точнее, не только скифами! Так мы столкнулись с проблемой этноса данной кочевой орды.
