Фарс века

Александр Зинухов:

В августе 1918-го ей было двадцать восемь лет — значит, родилась в 1890 году. Между этими двумя датами — ранняя политизация, участие в революционной группе, приговор, каторга, освобождение, попытка покушения на Председателя Совнаркома, смерть. Всего двадцать восемь... Что знаем мы о ней?

Сведений о жизни Фанни Каплан почти не сохранилось. У нас нет даже фотокарточки (та, что хранится в деле о покушении на Ленина, вызывает определённые сомнения), поэтому трудно восстановить её внешний облик. В 1921 году в Москве начал выходить журнал «Каторга и ссылка», так вот в первом номере этого журнала было помещено фото группы каторжанок, отбывавших срок заключения в Акатуе (Забайкалье). Фотография сделана в 1917 году в Чите. Среди этих женщин была и Каплан. Сложность в том, что ещё в 20-е годы этот номер журнала был отправлен в спецхран. И сегодня получить его невозможно.

Писательница Нина Берберова в романе «Железная женщина» отмечает, что советские исследователи ошибочно называют Каплан Фанни: на самом деле её звали Дора. Так называет её в своих воспоминаниях и известный террорист, социалист-революционер Борис Савинков.

В 1918 году на допросе у чекиста Николая Скрыпника она назвала себя Фейга, что по-еврейски означает «фиалка». В еврейской среде двойные имена употреблялись очень часто. Вторые имена-прозвища давались и по занятию родителей, и по месту жительства.

Настоящая фамилия Каплан — Ройдман. На допросе у зампреда ВЧК Петерса она показала: «Я, Фанни Каплан, жила до 16 лет под фамилией Ройдман. Родилась в Волынской губернии, волости не помню. Отец мой был еврейский учитель. Теперь вся моя родня уехала в Америку».

Волынь до начала XIX века относилась к Польше. Каплан легко переводится с польского языка, в котором означает «жрец», «священнослужитель». Если бы псевдоним отражал религиозные функции самой Фанни, то он звучал бы как «Капланка». В данном же случае псевдоним указывал на занятие её отца: Нохим Ройдман был не просто учителем, а жрецом, учителем жизни.

Этот вывод позволяет сделать ряд умозаключений о той среде, в которой воспитывалась Фиалка. В XVIII-XIX веках на Волыни широкое распространение получила секта хасидов. В 1740 году в Подольской губернии в местечке Меджибоже поселился еврей Израиль, названный Баал Шем Тоб — чудотворец. Он стал основателем хасидизма — учения, представляющего смесь теории и практики каббалы и крайнего мистицизма. Главное — слепое повиновение хасидов своим начальникам (цадикам).

Вплоть до революции 1917 года просуществовали представители цадикских династий: Элимелех Лизенский, Нохум Чернобыльский, Израиль Козинецкий, Леви-Ицхок Бердичевский, Арон Карлинский и другие. Возможно, что одним из таких последователей Баал Шема и был отец Фанни Каплан.

Фамилия Ройдман в своё время, видимо, тоже была прозвищем. Немецкий корень Ройтер — «рыжий, светлый» — может указывать и на этнический тип светловолосый, и на принадлежность к касте священнослужителей — светлый, чистый, святой.

Живя в семье священнослужителя, Фанни не могла не воспринять основ исповедуемого им учения, базирующегося на фанатическом суперкритицизме.

В начале XX века семья Ройдманов приезжает в Киев. Здесь девочка-подросток с головой бросается в революционную деятельность. Она переживает свободу, а чуть позднее — погром в Киеве. Событие это подвигает её к террору. Совершить ничего героического не удалось. Во время сходки на нелегальной квартире из-за неосторожного обращения взрывается бомба...

С тяжёлой контузией Каплан попала в жандармское управление города Киева. Допрашивал её начальник управления полковник В.Д. Новицкий. Она быстро сломалась — и всё подписала, почти не глядя.

Скоро собрался военно-окружной суд. Это серьёзно. Приговор жесток — высшая мера наказания. Судьи не хотели делать скидок на возраст — в стране революция. Однако военный генерал-губернатор твёрдой рукой вывел: «Вечные каторжные работы».

Длинный мучительный этап: Киев, Харьков, Курск, Москва, Саратов, Томск, Чита. Через всю империю шёл серый арестантский вагон. Два месяца грязи, голода, насмешек охраны. На станциях народ обходит вагон стороной — нельзя, государственные преступники. А ей всего 16 лет! Хочется домой — поесть, забиться в угол дивана и слушать, как отец читает Тору.

В самом конце 1906 года Каплан-Ройдман прибыла в Забайкалье. Мальцевская каторжная тюрьма. Здание деревянное, одноэтажное. Режима почти никакого. Начальник тюрьмы Павловский, как вспоминали каторжники, «человек не злой и стесняющийся». Тюрьма немноголюдна — всего 33 политзаключённых. Жили большой семьёй.

Вкушая общий хлеб, Каплан «вкушала» и идеи. После прибытия в феврале 1907 года нескольких женщин из Акатуя, среди которых была знаменитая Мария Спиридонова, возобладали идеи эсеров-террористов.

Для Каплан встряска, вызванная смертным приговором, усугублялась контузией. Это отразилось на здоровье. Она ослепла. Почти три года полной слепоты. Её возили в Читу в больницу. Лечение не помогло. Зрение частично вернулось лишь в 1912 году, когда всех женщин из Мальцевской тюрьмы перевели в Акатуй.

Весной 1917 года пришла весть об отречении императора Николая. Следом за ней — амнистия. Телеги с бывшими заключёнными двинулись в Читу. Здесь и сфотографировались на память.

Зная предыдущую жизнь Фанни Каплан, можно усомниться в том, что это была лучшая кандидатура для теракта такого чрезвычайного значения.

После освобождения из тюрьмы Каплан была совершенно больна. Сильнейшее нервное расстройство плюс слепота делали её абсолютно беспомощной. Лечилась в Харькове, осень и зиму 1917-1918 годов провела в Крыму. Летом приехала в Москву. Поселилась у бывшей каторжанки Пигит в Замоскворечье. Именно там находится завод Михельсона.

В пятницу 30 августа Ленин должен был выступить на двух митингах: на Хлебной бирже, потом на заводе Михельсона. В 17 часов он обедал в Кремле, в своей квартире. Выехал на митинг в 18 часов. На митинге на Хлебной бирже было несколько ораторов. Ленин выступил с большой речью не первым и покинул биржу после окончания митинга примерно в 20 часов.

Значит, на завод он приехал с большим опозданием, после 20 часов, более часа выступал, потом ответил на многочисленные вопросы. Следовательно, вышел из помещения, где проходил митинг, около 22 часов.

В котором часу темнеет в Москве в конце августа? Ответ в перекидном календаре: заход солнца 30 августа — в 20 часов 15 минут.

Во дворе гранатного цеха было темно. Слабый свет из открытой двери осветил группу военных и милиционеров. Поодаль стоял автомобиль. Ленин направился к нему, и тут прозвучали выстрелы.

Тут же после покушения началось то, что весьма условно можно назвать предварительным следствием.

На допросе у председателя Московского ревтрибунала Дьяконова шофёр Ленина С.Гиль заявил: «Когда Ленин был уже на расстоянии трёх шагов от автомобиля, я увидел сбоку, с левой стороны от него, на расстоянии не больше трёх шагов протянувшуюся из-за нескольких человек женскую руку с браунингом, и были произведены три выстрела, после которых я бросился в ту сторону, откуда стреляли, стрелявшая женщина бросила мне под ноги револьвер и скрылась в толпе». Несколько неловко вышло у Степана Казимировича — и Ленин не дошёл до машины трёх шагов, и рука с браунингом возникла на расстоянии трёх шагов, и выстрелов было три. Как в сказке! И ведь Гиль смог даже рассмотреть, что рука была женской, и точно определил марку пистолета, который тут же называет револьвером. Пистолет браунинг лучше, ибо он — любимое оружие эсеров-террористов...

Создаётся впечатление, что Гиль произнёс заученный текст. В пользу этого говорит и конкретизация марки пистолета, который фактически попал в ВЧК только на следующий день. Если судить по дате, то Дьяконов допрашивал Гиля 30 августа. Возможно ли это?

Первый допрос Фанни Каплан Дьяконов провёл в помещении военного комиссариата Замоскворецкого района, куда она была доставлена. Допрос начался в 23 часа 30 минут и продолжался около полутора часов, то есть закончился примерно в 1 час ночи 31 августа. А что делал в это время Гиль? Между 22 и 23 часами ночи он везёт Ленина в Кремль, отказавшись доставить его в ближайшую больницу. Почему? Раненый истекает кровью, больница рядом, но... машина едет в Кремль. Потом туда собирают врачей, и шофёр находится рядом. Именно Гиль звонит управляющему делами Совнаркома Бонч-Бруевичу. На всё это нужно время.

Мария Ульянова просит его сообщить о покушении Крупской. Крупская в это время в Наркомате просвещения. Гиль выполняет поручение. Таким образом, после приезда в Кремль он более двух часов находится рядом с Лениным. Как же Дьяконов мог допросить его 30 августа? Следовательно, протокол допроса Гиля — фальшивка.

Если Гиль стал свидетелем выстрела, то нужен был человек, видевший бы террористку в помещении цеха до начала митинга. Таким свидетелем стал Н.Иванов, предзавкома завода Михельсона, распоряжавшийся подготовкой помещения для митинга. Он заявил на допросе, что женщина эта делала вид, будто рассматривает книги на лотке, но вела себя подозрительно. Всё время курила.

Последним звеном заданной схемы стали показания военного комиссара 5-й Московской пехотной дивизии С.Н. Батулина. «В момент выхода народа с митинга, — показал он на допросе 30 августа, — я находился в десяти или пятнадцати шагах от т. Ленина, шедшего впереди толпы. Я услыхал три выстрела и увидел т. Ленина, лежащего ничком на земле. Я закричал: «Держи, лови» — и сзади себя увидел предъявленную мне женщину, которая вела себя странно. На мой вопрос, зачем она здесь и кто она, она ответила: «Это сделала не я». Когда я её задержал и когда из окружившей толпы стали раздаваться крики, что стреляла эта женщина, я спросил ещё раз, она ли стреляла в Ленина, последняя ответила, что она».

5 сентября, находясь в военных лагерях, Батулин пишет дополнение к своим предыдущим показаниям, перечёркивающее всё, что он утверждал ранее. Здесь уже есть погоня, арест, основанием которого явилось пролетарское чутьё. «Я услышал три резких сухих звука, которые я принял не за револьверные выстрелы, а за обыкновенные моторные звуки. А вслед за этими звуками я увидел толпу народа, до этого спокойно стоявшую у автомобиля, разбегавшуюся в разные стороны, и увидел позади кареты автомобиля т. Ленина, неподвижно лежавшего лицом к земле... Человека, стрелявшего в т. Ленина, я не видел».

Почему стал разбегаться рабочий народ, вполне понятно: кому хочется попасть в ВЧК, а вот почему побежал товарищ Батулин — не совсем ясно. Только побежал он вдоль по Серпуховке и тут вдруг заметил (кто-то должен же был её заметить) женщину с портфелем и зонтиком в руке, державшуюся за дерево. Несмотря на быстрый бег и полную темноту, Батулин не столько разглядел, сколько «учуял», что это она. Непонятно, почему все обращали в этот вечер внимание на подозрительных женщин?

Допросы самой Каплан направлены только на получение признания. О доказательствах совершения теракта нет и речи. Никто из свидетелей, привлечённых к следствию, не видел Каплан стрелявшей. В момент ареста в её руках не было оружия, а если верить повторным показаниям Батулина, то сам арест произошёл на значительном расстоянии от места покушения. Первый и почти единственный вопрос к ней: она ли стреляла? Каплан признаётся сразу, на первом же допросе у Дьяконова.

Кроме Дьяконова, допрашивали её ещё три человека: зампред ВЧК Петерс, нарком юстиции Курский и завотделом ВЧК по борьбе с контрреволюцией Скрыпник.

Когда формальное признание было получено, следователи попытались разработать отдельные направления и связи арестованной с различными политическими силами. Конечно, активнее всего разрабатывали линию Каплан — ЦК партии эсеров. Занимался этим Петерс. Из протокола допроса:

Петерс: Расскажите всю правду. Я не могу поверить, что вы это сделали одна.

Каплан: Уходите!

Петерс: Потом. Потом уйду, а сейчас я буду записывать ваши показания.

И он их записал. Правда, пришлось дважды допросить её.

Усиленно прощупывались связи Каплан с бывшими политкаторжанами, особенно с Марией Спиридоновой. Последняя уже сидела под замком после июльского восстания левых эсеров в Москве. Параллельно Скрыпник разрабатывает линию Каплан — профсоюз железнодорожников (ВИКЖЕЛЬ).

При неспешном расследовании все эти линии можно было признать перспективными для следствия, но... Что-то не получилось. Виной тому была Каплан. Она не только больше не устраивала следствие, но становилась даже опасной.

После покушения на Ленина набирает силу красный террор. По официальным данным, по всей стране расстреляны 14 тысяч человек. Председатель ВЧК Феликс Дзержинский имел прямое отношение ко многим из них, но только не к Каплан. При внимательном анализе имеющихся документов невольно приходишь к выводу, что для Дзержинского Каплан как бы не существовала. Под протоколами её допросов нет ни одной подписи председателя ВЧК, то есть он её не только не допрашивал, но даже не видел! Или... не мог видеть? Хотел, но не мог? 30 августа Дзержинский едет в Петроград расследовать убийство председателя Петроградской ЧК Урицкого. 31 августа он получает известие о покушении на Ленина и ночью едет обратно в Москву. 1 сентября Дзержинский прибыл в столицу и... не допросил Каплан, которая, если верить официальным данным, ещё три дня находилась в заключении.

Вернёмся чуть назад. Ночь с 30 на 31 августа. Заместитель председателя ВЧК Петерс сидел у себя в комнате. На место преступления к заводу Михельсона он не поехал сам и не послал никого из руководителей ВЧК: «Мной было дано распоряжение привезти женщину в ВЧК».

Есть все основания не доверять «памяти» Петерса. Обратимся к воспоминаниям коменданта Кремля Павла Дмитриевича Малькова.

«Вызвал меня Аванесов (член коллегии ВЧК. — А.З.) и предъявил решение ВЧК: Каплан расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.

— Когда? — спросил я Аванесова.

— Сегодня...

Круто повернувшись, я вышел от Аванесова и пошёл к себе в комендатуру».

Почему приговор должен был приводить в исполнение комендант Кремля?

На территории Кремля в Кавалерском корпусе находилась тюрьма для особо опасных преступников. Здесь ожидал своей участи известный разведчик Локкарт. Рядом с ним — Мария Спиридонова и герой мировой войны генерал Брусилов. Сюда же привезли Каплан. Сюда, в Кавалерский корпус, а не в ВЧК!

«По моему приказанию часовой вывел Каплан из помещения, где она находилась». Было четыре часа дня, вспоминает Мальков, 3 сентября. Устному приказанию вывести арестованную мог подчиниться только часовой, непосредственно подчинённый коменданту.

Мальков продлил жизнь Каплан минимум на три дня. Продлил в своих воспоминаниях, подстраивая их под официальное решение о расстреле Каплан 3 сентября.

Последний допрос Каплан датирован 31 августа. После этой даты её уже не допрашивали. 1 сентября в Москву приехал Дзержинский. За двое суток он не смог сделать главного — допросить Каплан?! Значит, к моменту его возвращения Каплан была уничтожена. Её не только расстреляли, но и труп сожгли. Никаких следов не осталось. Дзержинский поставлен перед фактом. И он смолчал. Почему? Ответ на этот вопрос не прост.

К лету 1918 года усилилась критика методов работы ВЧК, ставилась под сомнение необходимость её существования. Тут уже и Ленин не мог помочь. А ведь у её председателя мечта была. Ещё при царском режиме, в тюрьме, он твёрдо сказал сокамерникам, ругающим жандармов: «...я считал бы за честь быть жандармом революции». Фраза поразила и запомнилась, запомнилось и странное логическое заключение: плохо не то, что жандармы лгут, провоцируют, пытают, плохо то, что делают это они ради карьеры или денег, а не ради идеи. Если бы они делали это искренне, считая своё дело правым, их бы не в чем было упрекнуть.

Его ВЧК работала за идею, искренне защищая Советскую власть и... себя, ибо любое государственное учреждение уже в зародыше имеет бюрократическую тенденцию самосохранения и увеличения сферы влияния.

Дело Каплан в свете сказанного выше кажется организованным. Назвать конкретных организаторов пока нельзя. Однако можно уверенно сказать, что в тот момент не было ни одной политической силы, которой было бы выгодно покушение на главу правительства. Нити покушения ведут... в Кремль.

Немало ходит лгенд о том, что Фанни Каплан не казнили, что ей сохранили жизнь, причём активное участие в её судьбе принял сам Ленин.

Иван Божко из Запорожья в июне — июле 1945 года на Колыме слышал, что Каплан видели на одном из островов среди колымских болот, где размещалась спец-тюрьма.

Научный работник из Киева слышал от отставного офицера внутренних войск, будто бы Каплан до 1941 года находилась в строгой изоляции в тюрьме города Махачкалы. Когда возникла угроза захвата Северного Кавказа немецкими войсками, она была эвакуирована в город Гурьев на Волге.

Если совместить оба рассказа, то они смогут показаться вполне правдоподобными, ибо путь этапа, которым везли Каплан с Волги, вполне мог лежать дальше на Север и на Восток.

Эту версию опровергают некоторые очевидные логические выкладки:

1. Каплан провела в кремлёвской тюрьме только несколько часов, и раненый Ленин физически не имел возможности встретиться с ней. Кроме того, маловероятно, чтобы Председатель СНК поставил под сомнение свою репутацию, встречаясь неофициально с безвестной террористкой.

2. Встреча Ленина с Каплан не могла состояться уже по той простой причине, что это не входило в планы организаторов покушения. Умный и проницательный Ленин легко мог понять, что Каплан лишь подставная фигура, маскирующая истинных исполнителей и организаторов покушения. Если... таковое было в действительности!

Следствие по делу о покушении на Председателя СНК с самого начала допустило досадную «оплошность»: не была произведена экспертиза оружия, из которого стреляли в Ленина.

Орудие совершения преступления не заинтересовало высокопоставленных следователей. Их больше интересовала политическая сторона дела.

3 сентября 1918 года в газете «Известия ВЦИК» опубликовано сообщение о том, что 2 сентября в ВЧК «явился один из рабочих, присутствовавших на митинге, и принёс револьвер, отобранный у Каплан. В обойме оказалось три нерасстрелянных патрона из шести». Мелкие, но вполне замечательные неточности: если анонимный рабочий вдруг через три дня после покушения принёс револьвер, то как же может идти речь об обойме, ведь последняя использовалась только в пистолетах.

Зато фраза об обойме вполне подтверждает показания шофёра Гиля о виденной им женской руке с браунингом — любимым оружием эсеров-террористов. Так косвенные намёки исподволь работают на сверхзадачу — увязать покушение на Ленина с левыми эсерами.

Подобная заданность следствия наводит на мысль об инсценировке покушения, имеющей два варианта:

1. Ленин ничего не знал о готовящемся покушении и был его жертвой. Цель покушения: запугать Ленина, используя страх вождя для усиления роли ВЧК.

2. Ленин сам был организатором инсценировки, а фактически — грандиозной провокации в целях уничтожения партии левых эсеров и дальнейшего развязывания красного террора.

Имеются факты в пользу второй версии.

В истории болезни Ленина описывается пуля, извлечённая из правого грудино-ключичного сочленения, так называемая пуля № 2 типа «дум-дум», имевшая глубокие крестообразные насечки, которые при проникновении в тело должны были развернуться, но, как отмечал академик В.В. Петровский (Правда. 1990, 25 ноября), «разрыва пули не произошло». (Это могло произойти только в случае, если пуля не принимала участия в выстреле, то есть была изъята из целого патрона и приобщена к делу.)

Разрывные пули «дум-дум» со свинцовым сердечником и безоболочечной головной частью впервые применены англичанами в англо-бурской войне. Решением Гаагской конференции (1899 г.) они запрещены к применению «как бесчеловечное оружие уничтожения». При попадании в цель пули «дум-дум» сильно деформировались и причиняли смертельные ранения. Именно такое ранение и было у человека, рентгеновский снимок которого видел академик Петровский.

«Это было,— писал Петровский, — опаснейшее, смертельное, очень редко встречающееся ранение. По моим, очень значительным, военным наблюдениям, проникающих травм груди такого рода ранений было только два, все подобные повреждения заканчивались смертью».

Только приняв вторую версию, можно правильно оценить чудесное исцеление Ленина, небрежность следствия и скорую казнь Каплан.

«ЮЖНОАФРИКАНСКИЙ СЛЕД» МОЖЕТ ПРИВЕСТИ К УБИЙЦАМ УЛОФА ПАЛЬМЕ

Версия

Алексей Смирнов, Стокгольм:

Десять лет спустя после убийства Улофа Пальме мы можем стать свидетелями раскрытия тайны его гибели. В соответствии с новой версией убийство было организовано и осуществлено спецслужбами Южной Африки и являлось частью операции под кодовым названием «Longreach», которая стоила несколько сотен тысяч долларов и потребовала участия от 10 до 15 агентов.

Информационная «бомба» взорвалась в прошлый четверг в зале Верховного суда Претории, где 18 месяцев длится процесс над Юджином де Коком, бывшим руководителем спецподразделения С-10, в задачу которого входила борьба с АНК, в том числе и устранение противников режима. Бывшему полковнику, за жестокость получившему прозвище «Сама злоба», грозит пожизненное заключение. Накануне краха режима апартеида де Кок получил миллионную сумму от правительства Фредерика де Клерка «за молчание», но реальная угроза провести остаток жизни за решёткой заставила его нарушить данный обет. Кроме того, полковник надеется, что новые признания переведут его из разряда «уголовников» в «политические». Тогда его дело будет передано на рассмотрение в «комиссию правды» архиепископа Десмонда Туту, где честный рассказ о политических преступлениях времён апартеида гарантирует амнистию.

Когда разбирался один из эпизодов «богатой» биографии де Кока — убийство четырёх активистов АНК, полковник вдруг добавил: «Их убили так же, как и Пальме. Я хочу, чтобы всё это расследовали, прежде чем уничтожат ещё сохранившиеся доказательства». Согласно показаниям полковника, операцией по уничтожению шведского премьера руководил Крейг Уильямсон, майор южноафриканской тайной полиции, на счету которого множество успешных операций, в том числе взрыв конторы АНК в Лондоне в 1987 году, вторжения в представительства АНК в Париже и Стокгольме и убийство с помощью почтовой бомбы жены лидера компартии ЮАР, одного из руководителей АНК Джо Слово. Сенсационное сообщение вскоре подтвердил и другой бывший высокопоставленный офицер южноафриканских спецслужб, Дирк Котсия, руководивший в 70-е годы так называемыми «эскадронами смерти». По его сведениям, имя убийцы — Энтони Уайт, и сейчас этот человек может находиться либо в турецкой части Кипра, либо в Мозамбике. Энтони Уайт — инструктор родезийских коммандос Selous Scovts, ставший впоследствии профессиональным убийцей, завербованным южноафриканскими спецслужбами.

«Бывший президент де Клерк, его предшественник Бота и их правительства знали, что мы делали. Приказы отдавали они», — заявляет полковник де Кок. На счету спецслужб ЮАР, ядро которых составляли 3500 постоянных агентов, и это не считая активного использования обычных наёмных убийц, сотни террористических акций во многих странах мира, но их жертвами, как правило, становились люди, непосредственно связанные с Южной Африкой, чаще всего её граждане. «Чтобы понять, как южноафриканское правительство воспринимало ситуацию в мире накануне убийства в 1986 году, надо обратиться к несколько более раннему периоду, — говорит ведущий шведский специалист по ЮАР Тур Селлстрём. — В конце 70-х годов южноафриканский режим провозгласил себя «форпостом в защите христианской цивилизации от мирового коммунизма». Шведский премьер был символом сопротивления режиму апартеида, а Швеция стала первым государством мира, законодательно запретившим своим предприятиям поддерживать отношения с ЮАР. Улоф Пальме благодаря своему международному авторитету успешно вёл дело к полной экономической блокаде ЮАР, Швеция занимала одно из ведущих мест в мире по финансовой помощи АНК.

В общем, у Претории причин для устранения шведского премьера было более чем достаточно. Всего за неделю до убийства Улоф Пальме участвовал в Стокгольме в так называемом народном парламенте, где среди гостей был тогдашний руководитель АНК Оливер Тамбо, и выступление Пальме отличалось невиданной резкостью: «Не слушайте бессмысленные речи президента Боты! Система апартеида не может быть реформирована. Её можно только уничтожить».

«Южноафриканский след» рассматривался наряду с версией о причастности к убийству Курдской рабочей партии, спецслужб Израиля, ЦРУ, шведских правых экстремистов и, конечно же, КГБ, но следственная группа сосредоточилась на версии убийцы-одиночки. Психологической подоплёкой этой странной позиции может стать то обстоятельство, что многие влиятельные силы внутри страны, в том числе в полиции и в службе безопасности СЭПО, встретили смерть Пальме с облегчением. Кумир левых, он был не любим в консервативных кругах. Дело хотели поскорее «закрыть» и не разрабатывали версии, чреватые неприятными открытиями. Сейчас, в связи с последними разоблачениями в ЮАР, шведская пресса вновь пытается разобраться, не получали ли южноафриканские агенты помощь правоэкстремистских кругов в самой Швеции. Только что стало известно имя одного вероятного сообщника, правого экстремиста, имевшего тесные контакты со шведской тайной полицией СЭПО. За ежемесячное вознаграждение в 30000 крон этот человек, имевший кодовое имя Морган, сотрудничал с Крейгом Уильямсоном, в том числе участвовал в операции по взрыву конторы АНК в Лондоне. Шведская полиция и служба безопасности уже вскоре после убийства располагали несколькими косвенными свидетельствами причастности южноафриканских спецслужб к убийству Улофа Пальме. Так, весной 1987 года СЭПО получила информацию, что за несколько недель до трагедии в Швецию прибыли три южноафриканца из CMI Cooperation Bureau — подставной организации южноафриканской разведки. Они приехали в кемпинговом автобусе, приобретённом западногерманским правым экстремистом, имевшим тесные контакты со спецслужбами ЮАР. Компания, по всем признакам весьма напоминавшая боевую группу «эскадронов смерти», несмотря на зиму, жила в автобусе в лесу. Причиной этого могло быть только нежелание регистрироваться, пусть и под фальшивыми именами, в гостинице.

Сразу после убийства автобус исчез, по некоторым сведениям, группа покинула страну через Норвегию. Как ей это удалось, несмотря на то что все пограничные переходы на тот период были перекрыты полицией и службой безопасности, — ещё одна неприятная для шведов загадка. Трудно объяснить и то, что, хотя спецслужбы получили сообщение о нахождении в Стокгольме Крейга Уильямсона, «послужной список» которого был хорошо известен, никаких предупредительных мер предпринято не было. Но главным свидетельством причастности Южной Африки к убийству всё-таки остаётся телефонный звонок, раздавшийся спустя 14 минут после гибели премьер-министра в квартире пенсионеров, живших в окрестностях Стокгольма. Незнакомый мужской голос сказал: «Дело сделано. Пальме застрелен». Хотя пенсионеры сообщили полиции о странном телефонном звонке, всерьёз их информацию не восприняли, посчитав, что старики ошиблись и звонок прозвучал значительно позже, когда уже весь Стокгольм знал о происшедшем. Следовательно, дело можно было объяснить чьей-то неудачной шуткой. Полиция успокоилась, но вечерняя газета «Экспрессен» наняла компьютерную фирму, с тем чтобы та проанализировала все похожие телефонные номера. И тогда выяснилось, что точно такой же номер, но отличавшийся единственной цифрой кода города (вместо 08 — у пенсионеров 018 — у другого абонента), имел телефон в заброшенном доме в Упсале, к которому имел доступ 45-летний южноафриканец. Сразу после убийства Пальме этот человек уехал из Швеции, а в 1990 году во время судебного разбирательства в ЮАР он признался в убийстве в 1988 году представителя АНК в Париже Дулиса Септембера и ещё в нескольких террористических акциях.

«Южноафриканский след», вновь ставший «горячим», заставил шведов вспомнить и о другом неприятном эпизоде в истории борьбы с режимом апартеида, которую вело правительство Улофа Пальме. Это история о том, как супершпион Крейг Уильямсон умудрился значительную часть многомиллиардной шведской помощи АНК перевести на счета южноафриканских спецслужб. В частности, на шведские деньги был оборудован тренировочный центр «эскадронов смерти». Из этого центра, замаскированного под ферму, осуществлялась координация всех акций «эскадронов смерти», здесь были сосредоточены запасы оружия, здесь пытали активистов АНК. Печальный парадокс, но и операция против Пальме, возможно, финансировалась и осуществлялась на деньги его правительства.

Крейг Уильямсон, завербованный южноафриканскими спецслужбами в 19-летнем возрасте, многие годы был уникальным двойным агентом. Под видом противника режима апартеида он проник в руководство АНК, а с 1976 года получил задание работать против Швеции. Ему удалось войти в руководство международной организации IUEF со штаб-квартирой в Женеве, официально занимавшейся распределением стипендий студентам из развивающихся стран. На самом деле эта организация осуществляла передачу шведской финансовой помощи АНК. Крейг Уильямсон стал исполнительным директором IUEF и получил благодаря этому полный доступ к информации, касавшейся взаимоотношений шведских социал-демократов и Социнтерна с АНК. Его авторитет среди руководителей организации, а среди них был и нынешний шведский министр по иностранной помощи Пьер Шори, был так высок, что шведские парламентарии, обсуждая в риксдаге проблемы Южной Африки, часто строили свои выступления на основе докладов Крейга Уильямсона.

Только в 1980 году, после серии статей в английской газете «Обсервер» появился риск, что двойная роль Крейга Уильямсона будет раскрыта. Тогда случилось нечто уникальное в истории мирового шпионажа. Чтобы спасти ценного агента, в Швейцарию отправился сам шеф южноафриканской тайной полиции генерал Джоан Котсия. Там он вместе с Крейгом Уильямсоном встретился в баре с руководителем IUEF Ларшем-Гуннаром Эриксоном, и они вдвоём принялись «обрабатывать» шведа. Генерал, в частности, заявил, что капитан Уильямсон его лучший агент и ему необходимо остаться в IUEF ещё на полгода для завершения задания. В противном случае с Эриксоном, его семьёй или с кем-то из «ведущих социал-демократов», по выражению шефа разведки, могли случиться крупные неприятности. Швед сообщил своему начальству о шантаже, и главной темой газет тогда стали домыслы на тему: распространяется ли угроза смерти и на самого Улофа Пальме?

Но шведское правительство постаралось поскорее замять историю, а сам Эриксон был вынужден прекратить рассказы обо всём, что касалось его деятельности в IUEF. Лидеры социал-демократов не хотели, чтобы подробности тайного финансирования АНК за счёт денег шведских налогоплательщиков выплыли наружу. Уже сам факт того, что шеф разведки иностранного государства мог шантажировать ведущих шведских политиков, позволял подозревать их в деятельности, не совместимой с нормами демократического государства.

После этого случая в 1980 году Эриксону ещё несколько раз угрожали, последний раз это случилось шесть лет спустя, в год смерти Улофа Пальме. Тогда неизвестный позвонил, по всей видимости, с корабля и сказал: «Крейг хочет, чтобы ты немедленно приехал в Южную Африку. Ты знаешь, на что он способен, если ты не выполнишь его просьбу». До самой своей смерти в 1990 году Ларш-Густав Эриксон был убеждён, что Пальме убили агенты южноафриканских спецслужб, но комиссия по расследованию так и не захотела его выслушать.

Эта история с тайной шведской помощью АНК заставляет предположить, что не только шведские правые — в силу идеологических причин — не были заинтересованы в разработке «южноафриканского следа», но и у партийных коллег Улофа Пальме были причины не давать хода следствию в этом направлении.

Сегодня руководство АНК заявляет, что Улоф Пальме был другом южноафриканцев, и их долг перед шведским народом — довести дело до конца. В Южную Африку вылетает следственная группа из Швеции для дополнительного допроса Юджина де Кока. Но и при самом благоприятном развитии событий точка в этой истории будет поставлена не скоро. В заседаниях объявлен перерыв до середины октября, но и тогда суд не начнёт заниматься убийством Улофа Пальме. «Вначале мы должны закончить дело об убийстве этих четырёх членов АНК», говорит главный обвинитель на процессе. Юджин де Кок подозревает, что суд пытается замять дело Пальме.

Как в самой Южной Африке, так и в Швеции по-прежнему много влиятельных людей, не заинтересованных в серьёзном расследовании. Частичным подтверждением этого может служить тот факт, что все сведения, ставшие широко известны сегодня, в том числе и имя вероятного убийцы Пальме, были переданы бывшим шефом «эскадронов смерти» Дирком Котсия в распоряжение шведской следственной группы ещё полтора года назад. Без какого-либо результата. «Он просто сумасшедший», — говорят о де Коке названные им лица, в том числе находящийся сейчас в Анголе Крейг Уильямсон.

Сейчас Юджину де Коку действительно предстоит пройти психиатрическое освидетельствование, а все игроки в этой запутанной партии получат время обдумать следующие ходы.