2015-06-16
798
Е сли исходить из главной отличительной черты партизанской войны первого и второго видов, можно утверждать, что партизанская война как способ вооруженной борьбы против армии вторгнувшегося неприятеля становится возможной лишь тогда, когда снабжение армий в значительной степени начинает зависеть не от ресурсов страны вторжения, а от ресурсов государств, к которым армии принадлежат. Эта зависимость появляется в тот период, когда, во-первых, армии становятся регулярными, во-вторых, когда в них начинает доминировать оружие, требующее постоянного возобновления припасов к нему.
Не все историки согласны с этим утверждением. Например, А.В. Медянников считает, что «к первым проявлениям войн такого рода можно отнести восстание Спитамена против войск Александра Македонского в Согдиане(329-327 гг. до н.э.), войну Джелал ад-Дина против татаро-монголов в Харезмском шахстве. Можно привести еще много других примеров как в период Древнего мира, так и в Средние века»[25].
В Европе начало данного периода следует датировать XVII веком. Тридцатилетняя война 1618 – 1648 годов показала преимущества регулярных армий перед армиями, основой которых являлось дворянское ополчение, а также преимущества огнестрельного оружия перед холодным. Во второй половине XVII века ведущие страны Европы начали спешно создавать регулярные армии, вооруженные огнестрельным оружием.
В связи с этим перед полководцами встал ряд проблем. Первая из них – проблема снабжения армий порохом, ядрами, пулями, ремонта и восстановления вооружений. Боеприпасы и оружие в действующую армию теперь приходилось доставлять издалека. Вторая – проблема пополнения армий живой силой. Европейские регулярные армии XVII века комплектовались либо путем найма, либо путем рекрутирования. И в том, и в другом случае новобранцев следовало сначала обучить азам обращения с огнестрельным оружием, а затем позаботиться об их препровождении непосредственно к театру военных действий. Третья – проблема снабжения армий продовольствием. В XVII веке армии, как правило, использовали продовольственные ресурсы страны вторжения. Однако, в случае затяжной войны, этих ресурсов переставало хватать, и полководцам приходилось заботиться о подвозе продовольствия в действующую армию либо из районов страны вторжения, не затронутых боевыми действиями, либо из пределов собственной страны.
Такая организация снабжения армий имела ряд очень важных последствий. Во-первых, возросла роль транспортных коммуникаций и собственно транспорта в ходе войны. Во-вторых, возросла роль крепостей как пунктов охраны транспортных коммуникаций. В-третьих, возникла потребность в создании (или выделении из числа имеющихся) частей, главной функцией которых становилась охрана коммуникаций и обеспечение действующих армий всем необходимым. Эти изменения в военном деле и стали предпосылками к возникновению и распространению такого способа ведения боевых действий, как партизанская война.
Для срыва снабжения действующих армий европейские полководцы первоначально испробовали два способа боевых действий. Первый заключался в нападении непосредственно на тылы неприятельской армии с целью ликвидации тех припасов, которые уже доставлены на театр военных действий. Но от него пришлось быстро отказаться, поскольку обозы, сопровождавшие действующую армию, как правило, охранялись регулярными частями, способными продержаться до подхода подкреплений, численно превосходящих нападающих. Второй способ состоял в произведении нападений на те районы территории противника, в которых изготавливались вооружение и боеприпасы, собирались резервы и продовольствие для действующей армии. Но и он не принес ощутимых результатов, поскольку данные районы были прикрыты многочисленными крепостями, осада которых не давала преимуществ нападающей стороне. Это и привело, в конечном счете, к появлению партизанской войны как способа ведения боевых действий.
Объектами партизанской войны в этих условиях стали обозы противника, следующие в действующую армию и из нее, артиллерийские парки, транспорты с ранеными, эстафеты связи, подразделения, направляемые для пополнения действующей армии, команды фуражиров, укрепленные пункты на коммуникациях, в которых транспорты и обозы останавливались на ночлег или отдых и в которых накапливались припасы.
Специфика объектов партизанской войны диктовала и особенности тактики. Партизаны действовали из засад, применяли рассыпной строй, быстро покидали поле боя, если бой вдруг складывался не в их пользу. Зачастую операции проводились под покровом ночи. Чтобы заставить противника растянуть свои коммуникации, применялась тактика «выжженной земли», то есть уничтожение ресурсов в полосе движения армии неприятеля. Такие тактические приемы противоречили тактике регулярных европейских армий, то есть их использование требовало особой подготовки частей, отряженных для ведения партизанской войны.[26]
Эти выводы современного историка вполне согласуются с теми, что в свое время сделал Ф.К. Гершельман: «Первое заметное проявление партизанских действий усматривают обыкновенно в XVII стол., в период Тридцатилетней войны; но действия предводителей тогдашних вольных отрядов (графа Мансфельда и др.) еще далеки от того, что разумеется теперь под П. войной. Лишь со времени введения магазинной системы довольствия армии (военным министром Людовика XIV, Лувуа), поведшей за собой крайнюю медленность движений и возникновение коммуникационной линии, П. война начинает и все более прививаться. Впервые ее приемы были применены с успехом Петром Великим в великую Северную войну».[27]
Несмотря на всю свою эффективность, партизанская война в европейских войнах XVII века не получила широкого распространения. Д.В. Давыдов объяснял это низким качеством и малым количеством легкой конницы, входившей в состав европейских армий, а также особенностями принципов европейской военной науки.[28] В этом утверждении есть доля истины, но в большей степени на такое положение вещей повлияли объективные условия. Во-первых, протяженность коммуникаций армий вторжения в Западной Европе была невелика, а эффективность партизанской войны тем выше, чем более растянуты коммуникации противника. Это обстоятельство, впрочем, было известно и Д.В. Давыдову,[29] но он не придал ему должного значения. Во-вторых, коммуникации надежно прикрывались крепостями и укрепленными населенными пунктами, расстояния между которыми не превышали дневного перехода для транспорта или обоза. В-третьих, большая площадь открытых пространств в Западной Европе не обеспечивала ни скрытности партизанских перемещений, ни возможности накопления сил для нанесения удара. В-четвертых, достаточно развитая для XVII века экономика Западной Европы позволяла во многом удовлетворять потребности армии за счет страны вторжения. Все это не давало возможности использовать преимущества партизанской войны западноевропейским стратегам не только в войнах второй половины XVII века, но и в более поздних войнах.
Объективные условия в России изначально способствовали ведению партизанской войны первого и второго видов. Количество крепостей в ее западной части в XVII – начале XVIII века хотя и было достаточно велико, но расстояния между ними, по сравнению с Западной Европой, были попросту огромны. Коммуникации вторгнувшегося противника должны были проходить среди лесов, способных укрыть значительные массы войск. Низкая плотность населения, малое количество производимого им продовольствия, заранее обрекали неприятеля на голод, если он своевременно не позаботится о его доставке. Кроме того, Россия располагала большим количеством иррегулярной конницы, по мнению Д.В. Давыдова, наиболее приспособленной для ведения партизанской войны.[30]
Таким образом, партизанское движение в России зародилось и приобрело широкий размах уже в Северной войне. Этому способствовало наличие всей совокупности факторов, выделенных выше. Благодаря их действию, в ходе Северной войны стало возможным использование партизанской войны первого и второго видов.
Впрочем, некоторые историки считают, что никаких партизанских действий в период Северной войны не было. Уже упоминавшийся А.В. Медянников, к примеру, пишет: «Партизанская война как и партизанское движение в современном виде впервые появилось в конце ХVIII – начале ХIХ вв. Ярким примером тут могут быть русские партизаны, появившиеся в войну с Наполеоном 1812 года».[31] Но далее он сам себе противоречит: «Такое четкое оформление партизан к этому времени историки связывают, прежде всего, с появлением регулярных армий в современном виде и достижениями научно-технического прогресса в области вооружения»,[32] то есть, по сути подтверждает правоту Ф.К. Гершельмана.
Медянникову вторит современный историк А. Головин, утверждая, что «партизанской войны, как я понимаю, никто особенно не вёл»,[33] но при этом почему-то красочно описывает ее последствия: «Шведские солдаты замерзали до смерти на своих лошадях, в телегах и палатках. Для полевых врачей была непрекращающаяся работа – они ампутировали обморожённые руки и ноги. Никогда на человеческой памяти холод не был таким сильным. Страдания солдат были страшными. Шведское войско уменьшилось до 23 тысяч человек. Немалые потери были не только от холода. Карл ввязывался в мелкие стычки».[34]
Впрочем, достойный отпор таким «исследователям» дал еще Е.В. Тарле, который писал следующее: «Почему Карл должен был отказаться от похода на Смоленск? Потому что уже в Белоруссии его встретило сопротивление населения, убегавшего в леса, не дававшего ни хлеба, ни сена, и дальше, от Старишей к Смоленску, это явно должно было стать еще хуже. Почему не удалось "восстание Мазепы", но зато очень хорошо удалось восстание против Мазепы? Потому что народные массы желали гибели шведского агрессора и украинского изменника. Почему король с армией в свирепую стужу должен был, бросив плохие зимние квартиры в Ромнах и еще худшие в Гадяче (а других не было, так как обещанный Мазепой Батурин был сожжен), толкаться от Веприка к Опошне, от Опошни к Ахтырке, которую взять не было сил, от Ахтырки к Краснокутску, а оттуда к Коломаку и вернуться снова к Опошне, и все на походе, все без квартир? Да потому, что, несмотря на самые неистовые зверства захватчиков именно в "Восточной", т. е. Слободской, Украине, население по-прежнему прятало припасы, сжигало дома и скрывалось в лесах.
Всего этого историки вроде Эрнеста Карлсона не желают замечать. Так и обрел ищущий Карл XII "хорошие квартиры" только в своих холодных шатрах и палатках и на голодной диете под валом города Полтавы, куда его не пустили, как не пустили его ни в Мглин, ни в Стародуб, ни в Новгород-Северский, ни в Ахтырку. И не пустили его не только гарнизоны, но и активно помогавшее им население. Эти последние "квартиры" оказались 27 июня 1709 г. в русских руках, потому что в этот день русское войско пожало плоды не только своих предшествующих побед на поле брани, но и долгой, не прекращавшейся почти целый год, народной войны, так страшно истощившей "превосходные войска" агрессора».[35]
В следующем параграфе мы также опровергнем мнение подобных «исследователей», причем не только теоретическими выкладками, а вполне конкретными фактами, которые в разрозненном виде приводятся и в научной литературе, и в источниках.
