В. Голод 1601-1603 гг

12. Из «Сказания» Авраамия Палицына[166]

[Глава] 2

О НАЧАЛЕ БЕДЫ ВО ВСЕЙ РОСИИ И О ГЛАДЕ ВЕЛИЦЕМ

И О МОРУ НА ЛЮДИ

И яко сих ради Никитичев[167], паче же всего мира за премногиа и тмочисленыя грехи нашя и безакониа и неправды вскоре того же лета 7109-го[168] излиание гневобыстрое бысть от бога. Омрачи господь небо облаки и толико дождь пролиася, яко вси человецы во ужасть впадошя. И преста всяко дело земли и всяко семя сеянное, возрастши, разседеся от безмерных вод, лиемых от воздуха; и не обвея ветр травы земныя за десять седмиц дней и прежде простертиа серпа поби мраз силный всяк труд дел человеческих и в полех, и в садех, и в дубравах всяк плод земный, и яко от огня поядена бысть вся земля. Году же сему прешедшу, праведному же наказанию от бога на нас бывшу, мы же никако же от злоб своих престахом и к покаанию не обратихомся, но на горшая и злейшая прострохомся и безаконие к безаконию приложихом. И сего ради во вторый год злейши того бысть, такожде и в третие лето; и всякому естеству, ох! и горе! восклицающу. Царь же Борис в таа лета многу милостыню творяше к нищим паче перваго, не помянув же словесе вселенней покаянию наставника: иже убо от лихоимениа и от неправды творяй милостыню, подобится сей зарезавшему сына у отца и кровь его принося в златой чаши, да пиет от нея ко здравию си. Той Борис сему же подобно сотвори: домы великих боляр сосланных вся истощив и принесе в царскиа полаты и древ­няя царскаа сокровища вся сим оскверни, от сего же милостыню творяше. О сих же Исаиа пророк глаголет к цар­ствующим во Июдеи: сице глаголет господь вседержитель: «аще убо едину сребреницу неправедну присовокупите ко име­нию вашему, ея же ради вся сокровища вашя огнем потреблю».

Мнози же тогда от ближних градов пририщуще к цар­ствующему граду, препитатися хотяще от милостыни царевы: славе бо велице проходящи о милостыни. И тии убо приходя­щеи такожде погибаху скудости ради пища. По отцех же богоносных речению, мнози тогда ко второму идолослужению уклонишяся и вси имущеи сребро и злато, сосуды и одежда отдааху на закупы и собираху в житница своя вся семена своя всякого жита и прибытков восприимаху десяторицею и вящи. Мнози бо имущеи к разделению братии на милость не прекланяхуся. И зряще богатии по стогнам царствующаго града от глада умерших, ни во что же вменяху; и не толико бревн и дров на возилех, яко же мертвых нагих телес влечаху по граду всегда, такожде и по всем градом. И за два лета и четыри месяца счисляюще по повелению цареву погребошя в трех скудельницах[169] 127 000, толико во единой Москве. Но что се? Тогда бысть в царствующем граде боле четырех сот церквей, у всех же тех неведомо колико погребше христолюбцы гладных. А еже во всех градех и селех никто же исповедати может: несть бо сему постижениа. И пси бо и зверие и птица небесныя преизообильствоваху сицевою пищею; и аще не бы царским повелением погребахуся, то всяко бы от смрада мертвости и от снедениа пес возсмерделся царству­ющий град. Толика же беда належаше, яко всяку нечистоту бедным и неимущим снедати. И аще не бы господь прекратил дьней тех, то уже начинаху и друг друга ясти.

В та же лета мнози имущеи глаголаху к просящим: не имамы ничто же. Во время же пленениа от всех околних язык, наипаче же от своих то обретеся бесчислено расхищаемо вся­кого хлеба и давныя житница неистощены, и поля скирд стояху, гумна же пренаполнены одоней и копен и зородов, и до четырехнадесяти лет, отнеле же смятение бысть во всей Руской земли. И питахуся вси старыми труды, такожде и убивающих их питаху: орание бо и сеятва и жатва мятяшеся, мечю на выи всегда у всех належащу. Се убо да разу­меется грех во всей Росии, чесо ради от прочих язык пострада. Во время бо искушениа гнева божиа не пощадехом братию свою и жита и благаа своя заключихом себе. Тако и нас не пощадешя врази наши.

[Глава] 3

О ЗАЧАЛЕ РАЗБОЙНИЧЕСТВА ВО ВСЕЙ РОСИИ

Последова же царь Борис в неких нравех царю Ивану Васильевичю, еже бы наполнити на край предел земли своея воинственным чином, дабы против сопостат крепцы были украиныя городы, паче же польскиа и северскиа. И егда кто от злодействующих осужден будет к смерти, и аще убежит в те грады польскиа и северскиа, то тамо да избудет смерти своея. И много времени сего бысть собраниа злодеем, от лет царя Ивана Васильевича даже и до розстриги Григориа. Разу­мом же и жестостию царя Ивана Васильевича не смеюще двизатися таковии змиеве; царь же Феодор, яко ужем[170] твердом мо­литвою своею всех связа. В правлении же при сем велицем государе блаженнем царе Феодоре Борис Годунов и инии мнози от вельможь не токмо род его, но и блюдомии ими, мно­гих человек в неволю к себе введше служити, инех же ласка­нием и дарьми в домы своя притягнувше; и не от простых токмо ради нарочита рукоделиа или какова хитра художества, но и от честнейших издавна многим имением и з селы и с вотчины, наипаче же избранных меченосцов и крепких во оружии и светлы телесы и красны образом и возрастом излишьствующих. Мнози же и инии, начальствующим последствующе, в неволю порабощающе, с кого мощно и написание служивое силою и муками емлюще. Во время же великого глада сего озревшеся вси, яко немощно питати многую челядь, и начашя рабов своих на волю отпущати; инии убо истинно, инии же лицемерством. Истинствующеи убо с написанием и з заутвержением руки своея, лицемерницы же не тако, но токмо из дому изгонит; и аще к кому прибегнет, той зле продаваем бываше и мног снос и убытки платяху; инии же ради воровства нигде не приемлеми бываху; инии же от неразумиа и безремества погибаху; инии же, срама ради, скончевахуся бедне за оте­чества ради. Мнози же и того злее сотворишя имущеи чем препитати на много время домашних своих, но восхотевше много богатства собрати, и того ради челядь свою отпущающе; и не токмо челядь, но и род и ближних своих не пощадешя; и гладом скончевающихся туне презрешя. Бяше же и се зло и лукаво во многих: лето убо все тружаются, в зиму же не имеют где и главы подклонити; и паки в лето в делех зле стражут у господей своих. В сицевых же озлоблениих велико зло сотворися во всяких местех, их же несть возможно исписати. Домы же великих боляр зле от царя Бориса распуженых и вси раби распущены бышя, заповедь же о них везде поло­жена бысть, еже не приимати тех опалных боляр слуг никому же. Инии же сами поминающе благодеяние господей своих и в негодовании на царя пребывающе, но времени ждуще, зле распыхахуся, инии же от глада зле скончевахуся инии же ремеством кормящеся, овии же от родитель своих питахуся. А иже на конех обыкше и к воинскому делу искусни, сии к великому греху уклоняхуся; во грады бо вышереченныя украйныя отхождаху. И аще и не в вкупе, но боле двадесяти тысящь сицевых воров обретшеся по мнозе вре­мени во осаде в сидении в Колуге и в Туле, кроме тамошних собравшихся старых воров. <...>

Сказание Авраамия Палицына. – М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1955. – С.105-108

13. Из «Записок» Ж.Маржерета[171]

<...> В 1601 году начался тот великий голод, который про­длился три года; мера зерна, которая продавалась раньше за пятнадцать солей, продавалась за три рубля, что сос­тавляет почти двадцать ливров. В продолжение этих трех лет совершались вещи столь чудовищные, что выглядят не­вероятными, ибо было довольно привычно видеть, как муж покидал жену и детей, жена умерщвляла мужа, мать — детей, чтобы их съесть. Я был также свидетелем, как че­тыре жившие по соседству женщины, оставленные мужьями, сговорились, что одна пойдет на рынок купить телегу дров, сделав это, пообещает крестьянину заплатить в доме; но ког­да, разгрузив дрова, он вошел в избу, чтобы получить плату, то был удавлен этими женщинами и положен туда, где на холоде мог сохраняться, дожидаясь, пока его лошадь будет ими съедена в первую очередь; когда это открылось, при­знались в содеянном и в том, что тело этого крестьянина было третьим. Словом, это был столь великий голод, что, не считая тех, кто умер в других городах России, в горо­де Москве умерли от голода более ста двадцати тысяч человек; они были похоронены в трех назначенных для это­го местах за городом, о чем позаботились по приказу и на средства императора, даже о саванах для погребения. При­чина столь большого числа умерших в городе Москве сос­тоит в том, что император Борис велел ежедневно разда­вать милостыню всем бедным, сколько их будет, каждому по одной московке, то есть около семи турских денье, так что, прослышав о щедрости императора, все бежали туда, хотя у некоторых из них еще было на что жить; а когда при­бывали в Москву, то не могли прожить на семь денье, хотя в большие праздники и по воскресеньям получали денинг, то есть вдвойне, и, впадая в еще большую слабость, уми­рали в городе или на дорогах, возвращаясь обратно. В конце концов Борис, узнав, что все бегут в Москву, чтобы в Москве умереть, и что страна мало-помалу начала обезлюдевать, приказал больше ничего им не подавать; с этого вре­мени стали находить их на дорогах мертвыми и полумерт­выми от перенесенных холода и голода, что было необы­чайным зрелищем. Сумма, которую император Борис потра­тил на бедных, невероятна; не считая расходов, которые он понес в Москве, по всей России не было города, куда бы он не послал больше или меньше для прокормления ска­занных нищих. Мне известно, что он послал в Смоленск с одним моим знакомым двадцать тысяч рублей. Его хорошей чертой было то, что он обычно щедро раздавал милос­тыни и много богатств передал священнослужителям, кото­рые в свою очередь все были за него. Этот голод зна­чительно уменьшил силы России и доход императора.<...>

Все это время его беспокойство и подозрительность по­стоянно возрастали; он много раз ссылал Шуйских, подоз­ревая их больше всех остальных, хотя средний брат был женат на сестре его жены; многие были безвинно под­вергнуты пыткам за то, что навещали их даже тогда, когда они были в милости. Без приказания императора ни один врач под страхом изгнания не смел посещать вель­мож или давать им что-либо, так как во всей России ни­когда не бывало никаких врачей, кроме тех, которые слу­жат императору, даже ни одной аптекарской лавки. На­конец, прослышав в тысяча шестисотом году молву, что не­которые считают Дмитрия Ивановича живым, Борис с тех пор целые дни только и делал, что пытал и мучил по этому поводу. Отныне, если слуга доносил на своего хозяина, хо­тя бы ложно, в надежде получить свободу, он бывал им воз­награжден, а хозяина или кого-нибудь из его главных слуг подвергали пытке, чтобы заставить их сознаться в том, чего они никогда не делали, не видели и не слышали. Мать Дмитрия была взята из монастыря, где она жила, и отправ­лена примерно за шестьсот верст от Москвы. Наконец, ос­талось совсем мало хороших фамилий, которые не испы­тали бы, что такое подозрительность тирана, хотя его счи­тали очень милосердным государем, так как за время своего правления до прихода Дмитрия в Россию он не казнил пуб­лично и десяти человек, кроме каких-то воров, которых со­бралось числом до пятисот, и многие из них, взятые под стражу, были повешены. Но тайно множество людей были подвергнуты пытке, отправлены в ссылку, отравлены в дороге, и бесконечное число утоплены; однако он не по­чувствовал облегчения.<...>

«Записки» Жака Маржерета // Смута в Московском государстве. Россия начала XVII столетия в записках современников. – М.: «Современник»,1989. – С.212-214

14. Из «Реляции» П.Петрея[172]

Все те, кто имеет какой-либо опыт, не так несведущи и глупы, чтобы не знать или, по крайней мере, не слышать о той смуте, войне и кровопролитии, которые в истекшие годы произошли в великом княжестве Московском, или России, и имели своей причиной козни папы, польского короля и иезуитов. Поэтому, если есть сейчас кто-нибудь, живущий в стране или за ее пределами, кто не знает об этом же­стоком кровопролитии, я хочу рассказать ему об этом в назидание и поучение всю правду с самого начала коротко и просто. Чтобы это сделать как подобает, необходимо оглянуться немного назад и показать сами причины, при­ведшие к этим кровавым событиям.

Главная причина, видимо, состоит в том, что всемогу­щий бог хотел наказать всю страну тремя несчастьями, а именно: голодом и дороговизной, чумой, гражданской войной и кровопролитием, которые следовали одно за дру­гим. Ибо в стране в 1601, 1602 и 1603 годах была такая дороговизна, голод и нужда, что несколько сотен тысяч людей умерло от голода. Многие в городах лежали мертвые на улицах, многие - на дорогах и тропинках с травой или соломой во рту. Многие ели кору, траву или корни и тем утоляли голод. Многие ели навоз и другие отбросы. Многие лизали с земли кровь, которая сочилась из убитых животных. Многие ели конину, кошек и крыс. Да, они ели еще более опасную и грубую пищу, а именно - человечес­кое мясо. Родители не щадили детей, также как и дети - родителей. В больших семьях доходили до того, что бра­ли самого толстого, убивали его, варили или жарили и съедали. Таким образом многие расстались с жизнью. Я видел в Москве, как одна обессилевшая, очень слабая жен­щина, несшая своего родного сына, схватила его руку и откусила от нее два куска, съела их и села на дороге. Она, наверное, убила бы ребенка, если бы другие люди не забрали его. Никто не осмеливался открыто приносить хлеб на рынок и продавать его, ибо нищие сразу выхватывали хлеб. <...>

Реляция Петра Петрея о России начала XVII в. – М.,1976.- С. 75