Фундаментальные и прикладные исследования в политологии

Не менее важным во внутренней структуре политологии является вопрос о соотношении фундаментальных и прикладных исследований и знаний, достаточно запутанный в отечественной литературе, где, к примеру, очень часто смешиваются эмпирическое и прикладное знание в конкретно-социологических исследованиях политики^[4].

Схема 2. Критерии разграничения фундаментальных и прикладных исследований в политологии

В учебнике по прикладному политическому анализу канадский политолог Л.Пал отмечает, что фундаментальное (академическое) ис­следование политики отличается от прикладного ее анализа прежде всего целями: если первое ставит основной задачей познание и лучшее понимание политической жизни, то второе связано с весьма прагмати­ческими задачами оказания влияния и просто изменения текущей по­литики^[5]. Для более четкого разведения фундаментальной и приклад­ной сторон (или компонент) политической науки можно было бы ис­пользовать пять критериев их относительного различения и разграни­чения, приведенные выше в схеме 2.

К прикладным отраслям политологии можно отнести концепции государственного управления и партийной стратегии и тактики, теории принятия решений и ситуационного политического анализа, тогда как фундаментальные разделы политической науки можно было бы связать с теориями власти и политической системы, компаративным исследова­нием политических институтов и культуры и т.д. Следует здесь же заметить, что прикладное исследование политики, как правило, явля­ется междисциплинарным, поскольку в фундамент подобного анализа наряду с моделями политической системы попадает изучение и дейст­вия факторов ее «внешней» среды: экономических, психологических, социокультурных и прочих, требующее систематического привлечения выводов других фундаментальных наук. Прикладное политологическое знание поэтому в подобном ракурсе выступает вовсе не как эклектичное соединение конкретно-эмпирических выводов различных дисциплин, а скорее как технологический синтез разных абстрактных моделей в еди­ную картину, дающую возможность дать теоретическую интерпрета­цию пестрой мозаики той или иной конкретной политической ситуации и как бы «встроить» в нее сам социальный субъект, сочетая таким способом «в себе определенные черты теоретического, эмпирического и практически ориентированного отношения к действительности»^[6]. С точки зрения взаимосвязи теоретической политологии с практической политикой, прикладные исследования могут порой доводить свой ана­лиз лишь до оценки расстановки политических сил и прогнозирования вероятных путей развития политических событий, а иногда даже и до разработки практических технологий воздействия на текущую ситуа­цию, включающих пакет рекомендаций к принятию решений, выбору оптимальных позиций и выработке средств достижения целей.

Здесь необходимо коротко остановиться на вопросе о логике поли­тологии как научной и учебной дисциплины. Существуют две крайно­сти в отношении определения границ и логики политологии. Первая из них связана с попыткой загнать все многообразие политической жизни в «прокрустово ложе» системы «законов» и «категорий» политологии, логически стройной системы политологических «монад». Другая же позиция отдает нас в руки безбрежному релятивизму отношений поли­толога со своим объектом и логикой анализа, когда политическая теория становится тем, «что и как делают политологи». Вероятно, надо стре­миться к аристотелевой «золотой середине», избегая и первой, и второй крайности.

И в то же время вполне естественно стремление к логической упо­рядоченности и организованности накопленного политологического знания, так же как естественным является предположение о существо­вании неких общих звеньев и логических шагов в изложении выводов, полученных политической наукой. Сразу оговоримся, что в рамках «политической материи» вероятно существует параллельно три таких логических уровня. Во-первых, это имманентная логика проникнове­ния в политическую действительность, логика познавательного процес­са в политологии. С другой стороны, это логика проникновения в полити­ческую действительность, логика познавательного процесса и политоло­гических исследований. Наконец, третьей стороной или уровнем является наличие логики изложения материала в дидактических рамках учебного курса политологии. На последнем моменте, оптимальной логике построе­ния учебного курса политологии, мы остановимся специально.

Логика построения учебного курса тесно связана и с логикой раз­вертывания политологии как научной дисциплины, и с логикой разви­тия самой политики как объективного предмета. В то же время, в ряде случаев, логика учебного изложения может быть обратна логике науч­ного познания политики, поскольку последняя двигается нередко от поверхности к сущности, а в учебной дисциплине уместно было бы начать с сущностных характеристик, например с политической суб­станции, феномена власти. В этом движении присутствуют «закономер­ные моменты истинного отражения и закономерные «перевертывания» в сознании тех или иных сторон, отношений познаваемого»^[7]. В чем же смысл такой логики развертывания? В известном смысле, подобная логика исходит из движения от абстрактного к конкретному, от исходной политической субстанции властного общения к конкретным политическим действиям и взаимодействиям. Итак, в логике курса политологии мы двигаемся от «объективированного» анализа политики (власти и влияния, политической субстанции), рассмотрения ее стати­ческого и динамического состояний (политического порядка и органи­зации, а затем политической динамики и изменений), к изучению ее «субъективированных» форм и ипостасей, проявляющихся как в субъ­ективной рефлексии (политическом сознании, психологии и идеоло­гии), так и в практических акциях и интеракциях отдельных политиче­ских субъектов (политическая деятельность и поведение, активность и участие), а затем это логическое движение в последнем разделе как бы «снимается» институциональными традициями и стереотипами, акку­мулирующимися в ценностях политической культуры.

Сферы интересов и границы предмета политической науки посто­янно меняются. Если проанализировать материалы и доклады трех последних, созываемых раз в три года всемирных форумов Междуна­родной ассоциации политической науки, а именно ее XIV (Вашингтон, США, 1988 г.), XV (Буэнос-Айрес, Аргентина, 1991 г.) и XVI (Берлин, Германия, 1994 г.) конгрессов, то можно обнаружить, что в названиях докладов почти не используются понятия «политическая система» и «политическая структура», в то время, как на конгрессах 60-х:—,70-х годов эти термины и сюжеты были едва ли не самыми употребимыми. По этому поводу уже в середине 90-х годов на заседаниях специализи­рованного Исследовательского Комитета МАПН (33) «Изучение полит­ологии как научной дисциплины» отмечалось, что изменение состояния и предмета политической науки тесно связано как с ее парадигматиче­ской и концептуальной трансформацией, так и с мировым развитием в сфере ценностей и идеологии, что в свою очередь приводит к появле­нию практически совершенно новой проблематики, как, например, гендерная политическая теория и феминистская практика или же полити­ческая экология и глобалистика.

Политологи нередко даже пытаются предвидеть грядущее полит­ологии и ее основные направления в XXI веке, отмечая в будущем действие тенденций и контртенденций гуманизации и дегуманизации политической науки, усиления ее сциентистского и ценностного начал, интернационализации знания и роста национальных школ и т.д. Мо­жет быть уверенность лишь в том, что предмет современной политоло­гии вряд ли уже полностью выкристаллизовался, и проблематика по­литической науки будет и далее развиваться и меняться вместе с изме­нениями самой политической реальности в III тысячелетии, а также со сменой общественно-политических парадигм и развитием методологи­ческого инструментария.