Социальное одиночество Пушкина

Разгром восстания 14 декабря – переломная дата в жизни Пушкина. Он оказался оторванным от классовой группы, от того революционного коллектива, идеологию которого выразил в ряде своих произведениях. На некоторое время он оказался социально одинок. Он с тяжелым чувством не раз пишет в своих письмах о разгроме восстания. «Повешенные повешены, но каторга 120 братьев, товарищей, друзей, - ужасно», - пишет он в одном письме.

Но личные обстоятельства жизни Пушкина заставили его пойти на тяжёлый и унизительный компромисс с самодержавием. Николай I после 14 декабря решил воспользоваться особенностями душевного состояния поэта, чтобы привлечь его на сторону самодержавия, как крупнейшую агитационную силу. Он вызвал Пушкина из его изгнания, «простил» его, просил писать, обещая «быть его цензором». При свидании Пушкин сказал ему в глаза, что, будь он, в Петербурге в момент восстания, он был бы в числе восставших, и не побоялся заступиться за своего друга Кюхлю, которого Николай назвал негодяем. Но, несмотря на всё это, Пушкину пришлось заплатить за «прощение» и ряд житейских «милостей» царя несколькими вымученными произведениями: стихами «В надежде славы и добра», запиской о воспитании молодёжи, где имеется ряд крупных тактических уступок, и т.п.

Последующая эпоха реакции мало-помалу втянула Пушкина в иные, реакционные классовые группировки дворянства, но мысль о декабристах не переставала тревожить его всю жизнь – об этом свидетельствуют и стихи «Арион», и рисунки повешенных в его тетрадях, и сожжённая песнь «Евгения Онегина»… В скептическом описании заговора в дошедших до нас строках сожжённой песни чувствуется неверие в возможность победы восстания, чувство, что в этом восстании отсутствует основная база, решающая движущая сила. «Всё это были разговоры между лафитом и клико, куплеты, дружеские споры… И не входила глубоко в сердца мятежная наука… Всё это было только скука, безделье молодых умов, забавы взрослых шалунов».

Поэт не отрекался от своих духовных связей, духовного единства с декабристами и после того, как восстание на Сенатской площади потерпело поражение об этом он со всей убеждённостью говорит в своём «Арионе»:

«На берег выброшен грозою,

Я гимны прежние пою…»

Таким «прежним гимном» стало пророческое послание Пушкина декабристами в далёкую, странную по тем временам, холодную, каторжную Сибирь:

«Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье,

Не пропадёт ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье.

………………………………………

Оковы тяжкие падут,

«Темницы рухнут - и свобода

Вас встретят радостно у входа,

И братья меч вам отдадут».

Послание декабристам в Сибирь передала жена Никиты Муравьёва, рискуя собственной жизнью.

От имени декабристов Пушкину ответил декабрист Александр Одоевский. Рукой, закованной в цепи, он писал:

«Но будь покоен. Бард! Цепями,

Своей судьбой гордимся мы

^ И за затворами тюрьмы,

Как встарь, смеёмся над царями.

Наш скорбный труд не пропадёт;

Из искры возгорится пламя

И просвещённый наш народ

Сберётся под святое знамя».

Нет сомнения в том, что Пушкин и не смог бы правильно разрешить вопрос о том, чего же недоставало декабристам, - он лишь чувствовал ряд их ошибок. «Гром пушек на Сенатской площади разбудил целое поколение», - говорит Герцен. Но Пушкин не смог проснуться вместе с этим поколением: его не стало в 1837 г., задолго до нового подъёма революционной волны. Но и то, что он сделал для её первого взлёта, было очень значительным делом и навсегда связало его имя с восстанием декабристов.