“Пролилась кровь! Листон спотыкается! Клэй изматывает его комбинациями! Клэй его убивает! Клэй его убивает! Леди и джентльмены, Листон падает! Сонни Листон упал! Клэй прыгает... Кричит... О, леди и джентльмены, я просто не знаю, как описать эту сцену!"
Комментатор на втором поединке Клэя и Листона
Таббинс сошел с ума.
Таббинс был коротышка в очках и с лицом, усыпанным веснушками. Он постоянно подтягивал джинсы и мало говорил, на, в общем, был вполне терпим, пока не спятил.
- Блудница! - орал он дождю, запрокинув лицо вверх, и струйки воды текли ему в рот и глаза. - Блудница Вавилонская пришла к нам! Она легла на улицах и раскинула ноги свои на камнях мостовых! Скверна! Скверна! Бегите от нее! На устах ее мед, но в сердце ее гниль и нечистота!
- Господи, хоть бы он заткнулся, - устало сказал Колли Паркер. -Он хуже Клингермана.
- Бегите от блудницы! Скверна! Нечистота!
- Черт! - пробормотал Паркер, трясущимися руками поднося ко рту фляжку. - Я сейчас убью его! - из глаз его покатились бессильные слезы. Было три часа дня. Позади остался Портленд. Совсем недавно они миновали указатель, извещавший, что до границы Нью-Хэмпшира осталось всего 44 мили.
|
|
Всего. Всего - что за идиотское слово!
Гэррети шел рядом с Макфрисом, но тот с самого Фрипорта молчал. Да Гэррети и не решался говорить с ним. Он опять был в долгу и стыдился этого потому, что знал - он сам не сможет спасти Макфриса. Джен с матерью исчезли, исчезли навсегда. Если только он не выиграет. А сейчас он очень хотел выиграть.
Странно, он в первый раз хотел выиграть. Даже на старте, который теперь казался эпохой динозавров, он вряд ли всерьез хотел этого. Тогда все еще казалось игрой, но ружья стреляли не пистонами, и все это было реально.
И он хотел выиграть.
Ноги болели вдвое сильнее, и при глубоком вдохе появлялась острая боль в груди. Не утихал и жар - может быть, он заразился от Скрамма.
Он хотел выиграть, но не верил в это. На финише ведь не будет уже Макфриса, чтобы его спасти. Он просто не сможет сделать последний шаг. С Фрипорта они потеряли только троих. Одним из них был несчастный Клингерман. Осталось двадцать.
Они перешли по мосту тихий ручеек. Грянули выстрелы, толпа вскрикнула, и в сердце у Гэррети опять зашевелилась робкая надежда.
- Видел свою девушку?
Это был Абрахам, напоминающий участника Батаанского марша. Почему-то он снял куртку и рубашку, обнажив костлявую грудь.
- Да, - сказал Гэррети. - И я собираюсь вернуться к ней.
Абрахам улыбнулся:
- Что! Ах да, есть такое слово: вернуться. Это был Таббинс?
Гэррети прислушался, но ничего не услышал, кроме гула толпы.
- Я говорю себе, - сказал Абрахам, - что нужно ни о чем не думать, только подымать и опускать ноги.
|
|
- Правильно.
- Но тут такое дело... Даже не знаю, как тебе сказать.
Гэррети пожал плечами:
- Просто скажи.
- Ладно. Мы должны пообещать друг другу.
- Что?
- Не помогать никому. Просто идти и все.
Гэррети смотрел на свои ноги, босые и грязные, с сильно вздувшимися венами. Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз, и боялся упасть в обморок от голода. Абрахам, обутый в тяжелые оксфордские ботинки, с суеверным ужасом смотрел на голые ноги Гэррети.
- Это звучит безжалостно, - заметил Гэррети.
- Что делать.
- А с остальными ты говорил?
- Нет еще. Только с тобой.
- Да, тебе, должно быть, это нелегко.
- Ничего легкого уже не будет.
Гэррети открыл было рот, потом закрыл. Он посмотрел вперед, на Бейкера, идущего с трудом, приволакивая левую ногу.
- Зачем ты снял рубашку? - спросил он Абрахама.
- Она колется. Должно быть синтетика. У меня аллергия на синтетику.
Так что ты скажешь?
- Ты похож на религиозного фанатика.
- Да или нет?
- Ладно. Я согласен.
“Теперь ты животное, Гэррети. Грязное, измученное животное. Ты продал их".
- Если ты попытаешься помочь кому-нибудь, мы не будем тебя удерживать.
Это против правил. Но после этого никто не будет с тобой говорить.
- Ладно.
- Пойми, Рэй. Никто ничего не имеет против тебя, но так нужно.
Закон джунглей.
- Ладно. Мне это не по вкусу, скажу честно, но я согласен. И говорю: я хочу увидеть, как тебе выпишут пропуск, Абрахам. Очень хочу.
Абрахам облизал губы.
- Да.
- У тебя хорошие туфли.
- Только ужасно тяжелые.
- Ну, тебе же не блюз в них танцевать.
Абрахам хрипло засмеялся. Гэррети посмотрел на Макфриса.
Невозможно было понять, о чем он думает и думает ли вообще. Дождь пошел сильнее, холоднее. Кожа у Абрахама приобрела оттенок рыбьего брюха. Гэррети подумал, что теперь никто не скажет Абрахаму, что без рубашки он не доживет до утра.
“Макфрис, где ты? Ты слышишь нас? Я продал тебя, Макфрис, мушкетеров больше нет".
- Ох, как не хочется так вот умирать, - Абрахам плакал. - На глазах у всех этих болванов. Это так глупо. Так глупо.
Гэррети дал обещание в 15.15. Но к шести часам пропуск выписали лишь одному. Все шли молча. Группы полностью распались. Все они согласились с предложением Абрахама. Стеббинс рассмеялся и предложил скрепить клятву кровью.
Становилось очень холодно. Гэррети начал думать, что солнце - это сон.
Даже Джен теперь казалась ему сном - сном в никогда не бывшую летнюю ночь. Он вспомнил отца с его широкими плечами грузчика, с копной волос.
Вспомнил, как отец таскал его на спине.
Он с досадой подумал, что во Фрипорте почти не смотрел на мать, но она была там - в своем старом черном пальто, с исхудавшим, измученным лицом.
Он, должно быть, обидел ее своим невниманием. Но теперь это было неважно. "Погружаюсь глубже", - подумал он. На этой глубине все казалось проще.
Он поговорил с Макфрисом, и тот впервые признался, что спасал его чисто инстинктивно. Во Фрипорте он увидел молодую беременную женщину и вспомнил о жене Скрамма. Он совсем о ней забыл.
Длинный путь продолжался. Города проходили мимо них. Он впал в забытье, из которого его вывели выстрелы и вопли толпы. Вскинув голову, он увидел Колли Паркера, стоящего на броне вездехода с карабином в руках. Один из солдат упал и лежал теперь на земле с пустыми, бессмысленными глазами, уставленными в небо. Во лбу у него чернела аккуратная дырочка.
- Ублюдки! - закричал Паркер. Другие солдаты отпрыгнули от вездехода.
- Парни, бегите! Бегите! Вы... Участники глядели на Паркера, не понимая, в то время как один из солдат высунулся из-за вездехода и всадил ему пулю в спину.
- Паркер! - крикнул Макфрис, будто он единственный осознал, что произошло. - Нет! Паркер!
Паркер застонал. Пуля была разрывной, и на его защитного цвета рубашке расплылось красное пятно.
|
|
- Черт, - изумленно сказал он.
Он еще дважды нажал на курок карабина. Кто-то в толпе вскрикнул от боли. Потом ружье выпало у него из рук, и он рухнул вниз и лежал там, тяжело дыша, как собака, сбитая автомобилем. Изо рта у него хлынула кровь..
- Вы. У... Блю... Ублю... -- и он умер.
- Что с ним? - спросил Гэррети. - Что с ним случилось?
- Он напал на них, - ответил Макфрис. - Должно быть, понял, что он на пределе, и решил умереть так. Он ведь думал, что мы все... И знаешь, Гэррети - мы бы могли.
- О чем ты? - Гэррети вдруг охватил страх.
- А ты не знаешь?
- Могли... С ним... - Ладно. Забудь. Макфрис отошел. Гэррети била дрожь. Он не хотел знать, о чем говорил Макфрис. Не хотел об этом даже думать.
ДЛИННЫЙ ПУТЬ - продолжался.
К девяти часам еще никто не выбыл, только Абрахам начал стонать.
Было очень холодно, но никто не предложил ему никакой одежды. Гэррети опять подумал о первобытной справедливости, но это лишь вызвало у него тошноту.
Есть совершенно не хотелось, и его пояс с едой был еще почти полон. Бейкер, Абрахам и Макфрис - вот и все друзья, которые остались.
И Стеббинс, если его можно считать чьим-то другом.
В темноте он едва не налетел на Бейкера. В руках у того что-то звякало.
- Что ты делаешь?
- Считаю мелочь.
- Ну, и сколько? Бейкер улыбнулся:
- Доллар двадцать два.
- И что ты собираешься с ними делать?
Бейкер смотрел в темноту.
- Купи мне большой, - сказал он. Его легкий южный акцент теперь усилился. - Самый большой, с розовым атласом внутри и белой подушкой. И крепкий, чтобы крысы не забрались туда до самого Судного дня.
- Бейкер? Ты что, спятил?
- Я хочу умереть. Пора. Разве ты не хочешь?
- Заткнись! - Гэррети опять била дрожь.
Дорога пошла в гору, прервав их разговор. Гэррети шел вверх, чувствуя боль во всем теле, в каждой его клеточке, и думал об идее-фикс Бейкера, о гробе. Интересно, не последняя ли это вещь, о которой он думает? Периодически на них сыпались предупреждения. Вездеход ехал за ними; солдата, убитого Паркером, тут же заменили. Толпа монотонно кричала.
|
|
Гэррети пытался представить, каково это: лежать в торжественном полумраке, с руками, сложенными на груди. Не думать о боли, любви, ненависти, о деньгах. Ни о чем. Абсолютный ноль. Спасение от агонии движения, от горького кошмара этой дороги.
Как это может быть?
Вдруг все - агонизирующая боль в мускулах, пот, струящийся по лицу, распухшие ноги - показалось очень реальным, очень дорогим. Гэррети доковылял до вершины холма и быстро пошел вниз.
В 23.40 Марти Уаймэн получил пропуск. Гэррети совсем забыл о нем - последние сутки Уаймэн не подавал никаких признаков жизни. Он и умер беззвучно. Просто лег и был застрелен. А кто-то прошептал, что это Уаймэн.
Вот и все.
К полуночи они были в восьми милях от границы Нью-Хэмпшира.
Дождь поливал, не переставая, и Абрахам начал кашлять тем же мокрым, захлебывающимся кашлем, что и Скрамм.
В четверть второго Бобби Следж попытался под покровом темноты затесаться в толпу. Его поймали быстро. Гэррети подумал - не тот ли светловолосый солдат, что едва не застрелил его, вытащил бедного Следжа из толпы и всадил в него пулю? Светловолосый был здесь, Гэррети видел его на вездеходе.
Без двадцати два Бейкер упал и начал биться головой об асфальт.
Гэррети, не раздумывая, устремился к нему, но на плечо ему легла рука.
Конечно же, это опять был Макфрис.
- Нет. Хватит мушкетерства, Рэй.
Они пошли вперед, не оглядываясь.
Бейкер получил три предупреждения, потом как-то встал и пошел. Он прошел мимо них с Макфрисом, не глядя в их сторону. На лбу у него багровела уродливая ссадина.
Около двух они вошли в Нью-Хэмпшир под аккомпанемент рева самой большой толпы, какую Гэррети до сих пор видел, духовых инструментов и разрывов петард. В свете фейерверков поблескивали черные очки Майора. Рядом с ним стоял губернатор Нью-Хэмпшира, потерявший ногу при штурме ядерного склада в Сантьяго.
Гэррети опять задремал. Ему мерещился улыбающийся Урод д'Алессио в гробу. Рядом с гробом в качалке сидела тетка Бейкера и тоже улыбалась, как Чеширский кот. Они смотрели, как черный автомобиль без номеров увозит отца Гэррети. Отец в одном белье стоял между двух солдат, одним из которых был светловолосый, а другим - Стеббинс. Тетка Бейкера исчезла, только ее улыбка висела в воздухе, раскачиваясь вместе с креслом... Снова выстрелы. О Боже, они стреляют в него, это конец... Он сделал несколько скачущих, панических шагов, пронизывающих его болью с головы до пят, прежде чем понял, что стреляли в кого-то другого. - Привет, - рядом с ним появился Стеббинс, ухмыляясь, как тетка во сне.
- Явился, ученая задница, - прошептал Макфрис.
- Моя задница не ученее твоей, - парировал Стеббинс. - Разве что немного.
- Ладно, заткнись, - Макфрис махнул трясущейся рукой и пошел прочь. Около трех застрелили еще кого-то. Абрахам, пылающий гнева, казалось, светился в темноте, как падающий метеорит. Он продолжал тяжело, надсадно кашлять.
Бейкер шел с угрюмой решимостью, пытаясь избавиться от своих трех предупреждений. Макфрис все сильнее сгибался, как больной старик. Только Стеббинса, казалось, ничего не брало.
Остальные в большинстве своем уже вышли, казалось, за пределы боли и страха, как Олсон. Они брели сквозь дождь и темноту, подобно ожившим мертвецам. Гэррети избегал смотреть на них.
Перед самым рассветом почти одновременно застрелили троих.
Толпа рокотала, с вожделением глядя на распластанные тела. Гэррети это показалось началом жуткой цепной реакции, которая покончит с ними всеми. Но последним оказался Абрахам. Он вдруг упал на колени, глядя невидящими глазами в сторону вездехода. Потом рухнул на асфальт лицом вниз. Его оксфордские ботинки дернулись еще пару раз и замерли.
Наступал рассвет. Последний день Длинного пути был пасмурным.
Ветер скулил на почти опустевшей дороге, как пес, потерявшийся в незнакомом и опасном месте.