ГЛАВА 6. Кто-то растолкал Томаса. Он распахнул глаза и уперся взглядом в чьё-то низко склонившееся над ним лицо

Кто-то растолкал Томаса. Он распахнул глаза и уперся взглядом в чьё-то низко склонившееся над ним лицо. Вокруг всё ещё царила тьма — было очень раннее утро. Он было хотел заговорить, но холодная рука зажала ему рот. Томас чуть не впал в панику, но вовремя увидел, кому принадлежат лицо и рука.

— Шшш, Чайник. Ты же не хочешь, чтобы старина Чак проснулся?

Это был Ньют — парень, который, судя по всему, был вторым по ранжиру. Его дыхание было немного затхлым, как и положено утром.

Хотя Томас и удивился, но тревога немедленно улеглась. Ему стало любопытно: чего Ньют хочет от него в столь ранний час? Он кивнул, моргнул, как бы говоря «да». Тогда Ньют убрал руку, отстранился от его лица и поднялся.

— Пошли, Чайник, — сказал он, выпрямившись во весь рост, потом наклонился, протянул руку и помог Томасу подняться. Парень был не только высок, но и очень силён, так что, казалось, ему ничего не стоило напрочь оторвать новенькому руку. — Мне надо показать тебе кое-что, пока ещё все спят.

Остатки сна Томаса испарились, как утренний туман.

— О-кей, — просто и с готовностью сказал он. Понимая, что доверять он пока ещё никому не может и хорошо бы прислушиваться к своим подозрениям, но любопытство пересилило. Он мгновенно напялил ботинки. — А куда мы пойдём?

— Иди за мной и не отставай.

Они осторожно продвигались между спящими на лужайке ребятами; несколько раз Томас чуть не споткнулся. Наступил на чью-то руку, её хозяин взвыл, и Томас заработал сдачи по собственной ноге.

— Извини, — прошептал он, не обращая внимания на сердитый взгляд Ньюта.

Как только они сошли с лужайки и ступили на твёрдый серый камень двора, Ньют перешёл на бег, направляясь к западной стене. Томас сначала слегка помедлил, раздумывая, зачем так быстро бежать, но спохватился и припустил следом.

Хотя утренний свет был пока слишком слаб, любое препятствие на пути выделялось чётким тёмным пятном, так что Томас быстро продвигался вперёд. Когда Ньют остановился, он сделал то же самое. Над ними возвышалась стена — как небоскрёб, подумал Томас. Стоп, откуда это странное понятие в его опустошённой памяти?..

Юноша заметил множество красных огоньков, мелькающих там и сям по всей стене; они двигались, останавливались, перемигивались...

— Что это такое? — прошептал он, не осмеливаясь громко говорить. Интересно, а по голосу можно понять, что его всего трясёт? В посверкивании красных глазков ощущалась какая-то скрытая угроза.

Ньют стоял всего в паре шагов от густой поросли плюща, покрывающей стену.

— Не твоего чёртова ума дело, Чайник. Когда наступит время, тогда и узнаешь!

— А моего ума — послать меня в такое место, где творится невесть что и никто не хочет отвечать на мои вопросы? — Томас помедлил, сам себе удивляясь. — Шенк, — прибавил он, вкладывая в это слово весь сарказм, на который был способен.

Ньют расхохотался, но быстро оборвал смех.

— Ты мне нравишься, Чайник. А теперь заткнись — я тебе кое-что покажу.

Ньют шагнул вперёд и погрузил руку в заросли плюща. Раздвинул лозы. Открылось покрытое пылью квадратное окно величиной два на два фута. Оно было тёмным, словно закрашенное чёрным.

— Что там? — прошептал Томас.

— Смотри штанишки не запачкай, парень. Скоро он пройдёт здесь.

Прошла минута, две, ещё несколько... Томас переминался с ноги на ногу, раздумывая, и как это Ньюту удаётся стоять так тихо и терпеливо вглядываться в тёмное ничто.

И тут...

В окне появились отблески странного, жутковатого света. Он отбрасывал на лицо и плечи Ньюта бегущие радужные блики, словно тот стоял у освещённого плавательного бассейна. Томас замер, прищурился, пытаясь высмотреть, что происходит по ту сторону стекла. В горле застрял комок. «Что же это?» — недоумевал он.

— Там, снаружи, Лабиринт, — зашептал Ньют. Глаза его расширились и остановились, как будто он впал в транс. — Всё, что мы здесь делаем, вся наша жизнь вращается вокруг него. Каждую треклятую минуту каждого растреклятого дня мы здесь живём во имя Лабиринта, пытаясь его разгадать, а у него, похоже, вообще нет никакой долбаной разгадки, понял? И ты должен узнать, почему с этой штуковиной лучше не шутить, почему эти грёбаные стены сходятся каждую ночь и почему ты никогда — никогда! — не должен совать свою задницу наружу, понял?

Ньют отступил, продолжая удерживать лозы, и жестом велел Томасу занять его место и глянуть в окно.

Томас подчинился, уткнулся носом в холодное стекло и прищурился, стараясь разглядеть то, что хотел показать ему Ньют. Через секунду его взгляд пронзил слой пыли и грязи и... По ту сторону стекла что-то двигалось! А когда он рассмотрел это «что-то», его горло перехватил спазм, словно воздух в глотке превратился в кусок льда — не продохнуть.

Странное грушевидное существо размером с добрую корову, но без определённой, твёрдой формы, извивалось в коридоре, издавая булькающие, как кипящая вода, звуки. Оно вскарабкалось по противоположной стене, а потом бросилось прямо на окно, с грохотом ударившись о толстое стекло. Томас невольно вскрикнул и отшатнулся, но существо отлетело назад, не причинив стеклу ни малейшего вреда.

Томас дважды глубоко вздохнул и снова прильнул к окну. Было слишком темно, чтобы видеть подробности, но в причудливых, неизвестно откуда исходящих сполохах тускло светились серебристые иглы и мерзкая склизкая кожа. Из тела, как руки, торчали зловещего вида отростки, оканчивающиеся различными инструментами: пилами, ножницами, длинными штырями, о назначении которых можно было только догадываться.

Существо, эта наводящая ужас помесь животного и машины, казалось, понимало, что за ним наблюдают, знало, что лежит внутри стен, окружающих Приют. Похоже, ему очень хотелось попасть за эти стены и полакомиться человечинкой. В душе Томаса разлился леденящий страх; он, как опухоль, сдавил ему грудь и не давал дышать. Даже несмотря на потерю памяти юноша был уверен, что никогда не видел чего-либо столь же отвратительного.

Он отошёл от окна. Душевный подъём, который он ещё недавно ощущал, растаял без следа.

— Что оно такое? — спросил он. От страха кишки свело так, что он засомневался, сможет ли ещё когда-нибудь в жизни что-нибудь съесть.

— Мы называем их гриверами, — отвечал Ньют. — Отвратная хреновина, да? Одна радость, что гриверы подходят к Приюту только по ночам. Так что скажи спасибо этим стенам.

Томас сглотнул. Неужели ему когда-то хотелось выйти из Приюта? Идея стать Бегуном казалась ему теперь не столь привлекательной. Но он обязан сделать это! Непонятно, откуда у него это знание, но он обязан сделать это. Странная убеждённость, особенно если принять во внимание только что виденное.

Ньют не отрывал взгляда от окна.

— Ну вот, дружище, теперь ты знаешь, что за чертовщина творится в Лабиринте. Сам понимаешь, с таким не шутят. Тебя неспроста послали в Приют, Чайник. Мы ожидаем, что ты не растратишь свою жизнь попусту и поможешь нам выполнить то, зачем нас всех засунули сюда.

— И что же это? — спросил Томас, хотя предполагаемый ответ заранее вызывал у него озноб.

Ньют повернулся и взглянул ему прямо в глаза. Занимался рассвет, и Томас мог ясно рассмотреть лицо своего собеседника: туго натянутую на скулах кожу, сведённые на переносице брови...

— Найти выход отсюда, Чайник, — ответил Ньют. — Раскусить долбаный Лабиринт и отправиться домой.

Двумя часами позже, грохоча и сотрясая землю, Двери вновь отворились. Томас сидел за обшарпанным, кособоким столом для пикника поблизости от Берлоги. Мысли были заняты только одним: гриверами. Какова их цель? Что они делают там, в Лабиринте, всю ночь? Каково это — подвергнуться нападению такого кошмарного существа?

Он пытался выкинуть мысли о чудище из головы, переключиться на что-либо другое. Например, на Бегунов. Они только что умчались, не промолвив никому ни полслова — просто рванули в Лабиринт и исчезли в путанице проходов. Томас ковырялся вилкой в яичнице с беконом, а сам думал и думал о Бегунах. Он ни с кем не разговаривал, даже с Чаком — тот сидел рядом и тихо доедал свой завтрак. Бедный мальчуган из сил выбился, пытаясь завязать мало-мальски приличную беседу с Томасом, но тот не отвечал. Единственное, чего ему хотелось — чтобы его оставили в покое.

Происходящее попросту не укладывалось в голове, мозг не справлялся с задачей разложить всё по полочкам, ситуация казалась невозможной. Как мог Лабиринт, с его массивными и сверхвысокими стенами, обладать такими размерами, что десятки ребят были не в состоянии выбраться из него, и это после кто знает какого количества попыток? Да как вообще могло существовать сооружение таких масштабов? А самое главное — зачем? Для чего понадобилось возводить эту гигантскую головоломку? Почему все они оказались здесь? И как долго они уже здесь находятся?

Как он ни старался не думать о гривере, он постоянно возвращался мыслями к зловещему созданию. Каждый раз, стоило ему закрыть или потереть глаза, на него набрасывался воображаемый близнец настоящего гривера.

Томас знал, что отличается острым умом — просто чувствовал это каким-то шестым чувством. Но понять, что к чему в этом месте, ему никак не удавалось. Всё казалось бессмысленным. Всё, кроме одного: он был убеждён, что должен стать Бегуном. Почему, откуда эта безусловная уверенность? Даже сейчас, после того, что ему довелось увидеть в Лабиринте?

Кто-то похлопал его по плечу, отрывая от размышлений. Он взглянул вверх и обнаружил Алби — тот стоял рядом, сложив на груди руки.

— Что-то у тебя видок бледноватый, — сказал Алби. — Понравилось утреннее зрелище в окошке?

Томас встал, надеясь, что наконец пришло время ответов на вопросы. А если нет — то разговор, вероятно, поможет отвлечься от мрачных размышлений.

— Понравилось. Теперь мне ещё больше хочется узнать это место поближе, — сказал он, осторожно подбирая слова, чтобы не вызвать вспышки гнева, подобной той, что он наблюдал вчера утром.

Алби кивнул.

— Пошли со мной, шенк. Время для экскурсии. — Он было двинулся, но тут же притормозил и поднял вверх палец. — И никаких вопросов, пока не доберёмся до конца, усёк? Мне некогда тут с тобой весь день валандаться.

— Но... — Томас стушевался, увидев, как выгнулись брови Алби. И что он из себя строит, этот придурок? — Расскажи мне всё, я хочу всё знать! — Ещё ночью он решил: не стоит никому говорить, как на удивление знакомо выглядит это место. Надо молчать о том, что в нём живёт странное чувство, будто он кое-что помнит о Приюте и Лабиринте. Сейчас неподходящее время, чтобы делиться своими подозрениями.

— Я расскажу тебе то, что сочту нужным, Чайник. Пошли.

— А мне можно с вами? — встрял Чак. Алби наклонился и вывернул мальчугану ухо.

— Ой, — взвизгнул Чак.

— Что, заняться нечем, кочерыжка? — прорычал Алби. — Дерьма мало?

Чак закатил глаза и добавил, обращаясь к Томасу: — Ладно, приятной прогулки!

— Спасибо. — Томасу внезапно стало жалко Чака: он заслуживал лучшего обращения. Но поделать ничего не мог: пора было отправляться.

«Экскурсия» началась.