ГЛАВА 15. Вторую ночь подряд Томас укладывался спать, преследуемый образом Бена

Вторую ночь подряд Томас укладывался спать, преследуемый образом Бена. Его лицо так и стояло перед глазами, выжигая мозг, мучая душу. Если бы не происшествие с бедным парнем, как у Томаса обстояли бы дела сейчас? Он почти уверил себя, что, наверно, был бы вполне доволен, даже счастлив, с нетерпением окунулся бы в свою новую жизнь и стремился бы достичь цели — стать Бегуном. Почти. Глубоко в душе юноша понимал, что Бен — лишь одна из его многочисленных проблем.

Но теперь его нет — жертва того, что случилось там, снаружи, он навсегда изгнан в мир гриверов. Они забрали его туда, куда обычно уносят свою добычу. Хотя у Томаса имелось множество причин презирать Бена, он, по большей части, жалел его.

Томас и вообразить не мог, каково это — вот так вот оказаться в Лабиринте. Но судя по последним мгновениям Бена, когда он извивался в конвульсиях, рыдал, плевался и вопил, не приходилось сомневаться в важности главного правила Приюта: никто не должен выходить в Лабиринт, кроме Бегунов, да и те — только в дневное время. А поскольку Бена уже однажды ужалили, то он знал лучше любого другого, что его ожидает.

«Бедный парень, — думал Томас. — Бедный, бедный парень...»

Томас поёжился и перевернулся набок. Чем дольше он раздумывал, тем менее удачной казалась ему идея стать Бегуном. И всё же каким-то необъяснимым образом она продолжала привлекать его.

Наутро небо едва посветлело, а в Приюте уже начали раздаваться будничные звуки рабочего дня. Они разбудили Томаса, который впервые после своего прибытия сюда по-настоящему крепко уснул. Он сел и принялся тереть глаза, стараясь встряхнуться, прогнать тяжёлую дремоту, но махнул рукой и повалился обратно в надежде, что о нём не вспомнят.

Через минуту надежду грубо развеяли.

Кто-то похлопал его по плечу. Разодрав глаза, он наткнулся на пристальный взгляд Ньюта. «Ну что тебе надо?» — подумал он.

— А ну вставай, дубина.

— Тебе тоже доброе утро. Который час?

— Уже семь, Чайник, — ответил Ньют с насмешливой ухмылкой. — Так что я дал тебе отоспаться — ещё бы, после пары этаких денёчков!

Томас привёл себя в сидячее положение, проклиная всё на свете и желая только одного — поваляться ещё часика четыре.

— Отоспаться? Вы что, парни, дремучая деревня совсем? С курами встаёте... — «Деревня»? Откуда он знает, что это такое и как там живут? Опять шуточки памяти!

— Ага. Да, раз уж ты об этом заговорил... — Ньют плюхнулся рядом с Томасом и уселся, подогнув под себя ноги. Несколько мгновений он помолчал, наблюдая за поднимающейся будничной суетой. — Сегодня поработаешь с Червяками, Чайник. Посмотрим, может, тебе это придётся больше по вкусу, чем резать глотки несчастным чушкам-свинюшкам.

Томасу надоело, что с ним обращаются, как с младенцем.

— А не хватит меня так называть?

— Как? Чушка-свинюшка?

Томас выдавил смешок и потряс головой:

— Нет — Чайник. Я же теперь не самый новый новичок, разве не так? Та девица в коме теперь Чайник. А меня зовут Томас. — Он встрепенулся при внезапном воспоминании о девушке — об ощущаемой им странной связи с нею. Нахлынула неясная грусть, словно он хотел видеть её, даже тосковал по ней... «Что это ещё за бред? — упрекнул он себя. — Я даже не знаю, как её зовут!»

Ньют откинулся назад, подняв брови:

— Ну и ну, да ты, никак, за ночь отрастил приличного размера яйца!

Томас игнорировал комплимент и продолжил:

— Кто такие Червяки?

— Так мы называем парней, что целыми днями стоят воронкой кверху в Садах — ну, там, копаются в земле, полют, сажают и прочее.

Томас кивнул в нужном направлении:

— Кто у них Страж?

— Зарт. Хороший парень, до тех пор пока не отлыниваешь от работы. Это он — тот великан, что стоял вчера первым на шесте.

Томас отмолчался: надеялся как-то ухитриться и прожить день без упоминаний о Бене и Изгнании — эта тема приводила его в замешательство и заставляла остро чувствовать свою вину. Поэтому он заговорил о другом:

— Так почему ты припёрся меня будить?

— А чем тебе моя рожа с утра не угодила? Не нравлюсь, что ли?

— Не так чтобы очень. Так что... — Но тут раздался грохот расходящихся стен. Он посмотрел в сторону Восточной двери — кто его знает, а вдруг там стоит Бен? Но увидел не кого иного, как Минхо — тот потянулся, потом вышел за порог, наклонился и что-то подобрал.

Это был наконечник шеста с кожаной петлёй. Похоже, в Минхо он никаких чувств не вызвал: Страж просто бросил его одному из своих Бегунов, а тот подхватил и отнёс ошейник в сарай с инструментами.

Томас обернулся к Ньюту в недоумении: как мог Минхо быть таким бесчувственным?

— Что за...

— Я видел только три Изгнания, Томми. И все в точности такие же мерзкие, как вчерашнее. Но каждый грёбаный раз гриверы оставляют нам на пороге ошейник. Вот от чего рехнуться можно!

Томас вынужден был согласиться.

— Что они делают с теми, кто попадает в их лапы? — Да ладно, так ли уж ему хотелось это знать?

Ньют лишь пожал плечами, впрочем, его равнодушие, похоже, было напускным. Ему, скорее всего, просто невмоготу говорить о таких вещах.

— Расскажи мне о Бегунах, — вдруг вырвалось у Томаса. Он тут же прикусил язык, несмотря на настоятельную потребность извиниться и сменить тему. Ему ведь так хотелось узнать о них побольше! Даже после того, чему он стал свидетелем накануне, даже увидев в окне гривера — он жаждал знать всё о Бегунах. Эта тяга была совершенно необорима, причём, непонятно почему. Просто он был рождён, чтобы стать Бегуном в Лабиринте — вот и всё.

Ньют в замешательстве помолчал.

— О Бегунах? Зачем?

— Просто так.

Ньют бросил на него подозрительный взгляд.

— Лучшие из лучших — вот кто эти ребята. Иначе нельзя. От них зависит всё. — Он подобрал камешек и швырнул его, рассеянно глядя на то, как тот подпрыгивает по земле.

— А почему ты не один из них?

Ньют перевёл взгляд на Томаса.

— Я был. Пока не повредил ногу несколько месяцев назад. Так на хрен и не поправился. — Он наклонился и рассеянно потёр правую лодыжку, при этом лицо парня исказилось, как от боли. Томас подумал, что, скорее всего, это не настоящая боль, а воспоминание о ней.

— Как тебя угораздило? — допытывался Томас, решив, что чем лучше он разговорит Ньюта, тем больше сможет узнать об интересующем его предмете.

— Удирал от проклятого гривера, как ещё? Почти достал меня, зараза. — Ньют помолчал. — Как подумаю, что мог бы тоже подвергнуться Превращению, так до сих пор корёжит.

Превращение... Если узнать о нём побольше — глядишь, и получишь ответы на самые интересные вопросы.

— А что это вообще такое? Что изменяется? Неужели все становятся такими психованными, как Бен и начинают кидаться на людей?

— Бену было хуже, чем кому-либо другому. Но я думал, ты хочешь поговорить о Бегунах?

Судя по тону Ньюта, беседа на тему Превращения закончена, что разожгло любопытство Томаса ещё сильнее. Хотя ладно, о Бегунах так о Бегунах.

— О-кей, я слушаю.

— Как я сказал, они лучшие из лучших.

— И как вы это узнаёте? Проверяете каждого, как быстро тот может бежать?

Ньют с отвращением взглянул на Томаса и простонал:

— Вот сыскался умник на мою голову, как там тебя — Чайник, Томми или ещё как! Быстро бегать — это только часть, причём очень малая часть.

От таких слов интерес Томаса только возрос:

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я говорил «лучшие из лучших», я и имел в виду — во всём. Чтобы не откинуть копыта в Лабиринте, нужно быть быстрым, сильным и хорошо соображать. Уметь принимать решения и точно измерять степень риска. Нельзя бросаться очертя голову, но и слишком осторожничать тоже нельзя. — Ньют вытянул ноги и оперся о землю за спиной руками. — Знаешь, там, снаружи, кошмар и тихий ужас. Мне туда как-то совсем не хочется. Вообще.

— Я думал, гриверы появляются только по ночам. — Судьба судьбой, а нарваться на одного такого милягу Томасу никак не улыбалось.

— Ну да, обычно.

— Но тогда почему ты говоришь, что там так ужасно?

Что ещё от него скрывают?

Ньют вздохнул.

— Стресс. Гнёт. Рисунок Лабиринта каждый день иной. Надо непрестанно держать в мозгах всю картину, если хочешь, чтобы мы вырвались отсюда. Постоянно беспокоишься о долбаных картах. А самое худшее — всё время боишься, что не успеешь вовремя вернуться. И с обычным-то лабиринтом морока, а уж если он каждую ночь меняется... Пару раз забыл, ошибся, запутался — и порядок, ночка с чудищами обеспечена. Не место и не время ни для дурачков, ни для маменькиных сынков.

Томас нахмурился, сам толком не понимая, что его так влечёт, отчего ему позарез нужно стать Бегуном. Особенно после вчерашнего. И всё же, всё же...

— А почему ты так интересуешься? — спросил Ньют.

Томас поколебался — страшно было вновь произнести это вслух.

— Я хочу стать Бегуном.

Ньют повернулся к нему и уставился прямо в глаза:

— Шенк, да ты здесь без году неделя, собственно, и недели ещё не прошло. Что-то рановато тебе захотелось расстаться с жизнью, а, как думаешь?

— Я серьёзно.

Томас и сам не понимал своих побуждений, но что они неодолимы — знал точно. Собственно, желание стать Бегуном было единственным, что примиряло его с создавшимся положением и что служило стимулом в нынешней жизни.

Ньют неотрывно смотрел ему в глаза.

— Я тоже. Забей. Никто и никогда не становился Бегуном даже спустя месяц после прибытия, не говоря уже о неделе. Придётся сначала здорово повкалывать, прежде чем мы рекомендуем тебя Стражу.

Томас встал и принялся разминать всё ещё сонные руки-ноги.

— Ньют, я не шучу. Ну, не смогу я травку щипать целыми днями, у меня крыша поедет. Понятия не имею, чем я занимался до того, как меня засунули в тот железный ящик и послали сюда, но нутром чую — я здесь для того, чтобы стать Бегуном. Я справлюсь.

Ньют не двигался, продолжая неотрывно смотреть на юношу, и так и не предложил свою помощь.

— А никто и не говорит, что не справишься. Но пока — забей.

Томаса обдало волной нетерпения.

— Но...

— Слушай, Томми, вот что я тебе скажу. Только начни шляться кругом и мявкать, какой ты чересчур хороший и пригожий для простой работы, да какой умный и ловкий, прямо вот так с разгону готов в Бегуны — и уж будь покоен, врагов наживёшь — не счесть. Так что говорю — пока забей.

Наживать врагов было последним, чего бы Томасу хотелось, но всё же... Он решил подойти к вопросу с другой стороны:

— Ладно, тогда я поговорю с Минхо.

— Счастливо попытаться, шенк недотёпанный. Бегуны назначаются только Сбором, и если ты думаешь, что я чересчур крут, то погоди — они просто поднимут тебя на смех.

— Ну как вам втолковать — я действительно буду классным Бегуном! Тянуть с этим делом — только зря время терять.

Ньют тоже встал и нацелил палец Томасу в лицо:

— Навостри уши, Чайник, закрой пасть и слушай меня. Сечёшь?

К собственному удивлению юноши, должного устрашающего впечатления жест Ньюта на него не произвёл. Он закатил глаза, но потом кивнул.

— Кончай пороть чушь, пока другие не услышали. Здесь такие штуки не проходят. Мы должны точно следовать правилам, иначе не выжить.

Он помолчал. Томас тоже, опасаясь нагоняя, который точно последует, стоит ему только вякнуть.

— Порядок! — продолжал Ньют. — Порядок. Ты в своей тупой башке дырку должен просверлить этим долбаным словом! Если мы все здесь до сих пор не двинулись умом, то это потому, что работаем как лошади и поддерживаем порядок. Порядок — вот почему мы так поступили с Беном. Нельзя допустить, чтобы всякие маньяки бегали тут и кидались на людей. Уразумел? Порядок! Не хватало, чтобы и ты ещё выкаблучивался! Понял?

Томасово упрямство как рукой сняло. Он сообразил, что сейчас не время разевать рот. «Ага», — это всё, на что он отважился.

Ньют хлопнул его по спине.

— Вот что, давай договоримся.

— Давай. О чём? — В Томасе возродилась надежда.

— Ты закроешь рот на замок, а я поставлю тебя в список тех, из кого выберут людей для тренировок — как только покажешь, на что способен. Только раззявь варежку — и тебе этого списка не видать, как своих ушей без зеркала. Уговор?

Дело, похоже, затягивалось. Томасу это было не по душе — кто знает, сколько ждать придётся.

— Хреновый уговор.

Ньют выгнул брови.

Деваться некуда. Томас кивнул:

— Уговор.

— Ладно, пошли разживёмся жратвой у Котелка. Надеюсь, она нам не станет колом в горле.

В это утро Томас наконец сподобился познакомиться с печально известным Котелком, правда, на расстоянии: тот совсем умаялся, стремясь накормить завтраком армию изголодавшихся приютелей. Ему вряд ли было больше шестнадцати, но у него уже росла настоящая борода, да и всё остальное тело покрывала пышная растительность. Волосы торчали отовсюду, словно подняли бунт и стремились вырваться на свободу из-под замасленной робы. «М-да, болезненной тягой к санитарии этот парень не страдает, а ведь имеет дело с едой», — подумал Томас и взял на заметку всегда сначала внимательно рассматривать свою пищу на предмет обнаружения в ней гадких чёрных волос.

Чак уже уминал свой завтрак за столиком для пикников неподалёку от входа в кухню. Не успели они с Ньютом присесть рядышком, как довольно большая группа приютелей сорвалась с места и направилась к Западной двери, взволнованно переговариваясь на ходу.

— Что это они? — спросил Томас, сам удивляясь, как небрежно это прозвучало. То, что в Приюте постоянно случается что-то из ряда вон, уже стало частью его жизни.

Ньют пожал плечами, приканчивая яйцо.

— Провожают Минхо и Алби — они пошли взглянуть на того грёбаного дохлого гривера.

— Эй, — пискнул Чак, при этом кусочек бекона вылетел у него изо рта. — У меня тут как раз по этому делу вопросец возник.

— Да что ты говоришь, Чаки? — с лёгким сарказмом спросил Ньют. — И что же это на хрен за вопросец?

Чак, похоже, призадумался, потом промолвил:

— Ну... Они нашли мёртвого гривера, ведь так?

— Ага, — подтвердил Ньют. — Спасибо за свежую новость.

Чак в задумчивости несколько секунд стучал вилкой по столу.

— Да вот я всё думаю: кто же его убил?

«Вот это вопрос так вопрос!» — подумал Томас. Он ждал, что ответит Ньют, но так и не дождался. Очевидно, тот тоже стал в тупик.