Просветление и уход

Обретший полную самостоятельность Уэсиба пользовался огромной популярностью не только среди мастеров боевых искусств, но и в полиции, армии и даже в школах подготовки диверсантов. Но постепенно такие занятия пересталиего удовлетворять. Оставив преподавание в военных школах, Уэсиба занимался только своими учениками и посвящал все больше и больше времени религиозной практике.

Далёко не всегда озарение (сатори) бывает окончательным. Оно может оказаться и одномоментным, но опыт этого переживания сохраняется на всю жизнь. Свое первое сатори Уэсиба испытал в 1925 г., в период окончания аскезы в горной деревушке Аябэ у Дэгути. Это первое переживание было очень ярким и живым. Вот как сам Уэсиба вспоминал о нем: «Однажды, прогуливаясь во дворе, я внезапно испытал странное ощущение, будто подо мной начала дрожать земля. Какой-то золотистый туман стал подниматься от земли и обволакивать меня. В тот же момент я и разумом и телом ощутил яркий свет, и мне показалось, что я понимаю язык птиц, что щебетали вокруг. Внезапно я ощутил близ себя присутствие Истинного божества, духа-творца в его духовном обличии. Тут меня озарила мысль: «Основой всех боевых искусств должна быть любовь ко всему сущему на земле». С того мгновения и на всю жизнь я понял, что весь мир отныне – мой дом, что и Солнце, и звезды принадлежат мне. Высокое положение в обществе, слава, почет, богатство – все это навсегда утратило для меня значение» [200].

Просветление ушло, но воспоминание о мистическом опыте осталось, равно как осталась и мысль о суетности славы на земле. И он удаляется от мира именно тогда, когда все пути к славе для него открыты. Он действует как великий самурай, принцип которого гласит: «Добившись славы – отступай».

Новой обителью Уэсибы стала маленькая деревушка в префектуре Ибараки. Ему уже под шестьдесят, надо подводить итоги своих исканий. И здесь, удалившись от людей, он испытывает второе, более сильное озарение.

У Уэсибы была своя небольшая школа – Кобукай, которую он создал в 1938 – 1939 гг. Новых учеников он брал к себе крайне неохотно, утомленный бесконечной суетой своей прежней жизни. Школа Уэсибы была построена по принципу небольшой религиозной секты. Почти пять лет не выходит он на люди, упорно тренируется, поражая учеников фантастическим мастерством. Тренировки проходили на горных террасах, на узких лесных тропинках, и первые ученики великого мастера приобретали уникальный опыт реального боя. Помимо рукопашного боя Уэсиба делает элементом обязательного обучения владение коротким и длинным мечами, шестом, т. е. все те аспекты, которые изучались в Дайто-рю.

Первоначально тренировки в его школе были чудовищно тяжелы, а порой и жестоки; не случайно ее называли «дзигоку додзё» – «дьявольская школа». Дух гуманности, столь характерный для позднего айкидо, еще не воцарился в залах Уэсибы, а потому травмы и ушибы, переломы и кровавые ссадины не были редкостью – в этом ощущалось влияние могучего боевого духа Такэды Сокаку.

Теперь в его «дьявольской школе» тренируются люди, которым суждено будет в дальнейшем сформировать облик современного айкидо. Среди них, в частности, знаменитый Годзё Сиода (1905 – 1981 гг.), ставший лучшим учеником Уэсибы. Другой его ученик – Мотидзуки Минору позже стал пионером айкидо во Франции, где одновременно преподавал и «иай-дзюцу» – «искусство одного удара» мечом, причем заслуги Минору были отмечены особой наградой французского правительства.

Но он учит их не только сражаться. Его ученики долгими часами медитируют, постигают сложные ритуалы общения с духами, совершают в храме Ивами длительные церемониалы, не допуская к себе посторонних. Айкидо в ту пору существует в качестве закрытой мистической секты.

Из своего добровольного заточения в горах Уэсиба выходит лишь после окончания войны, переселяясь с ближайшими учениками в Токио. Он решает вернуться к людям и объяснить им духовную истину айкидо, причем не только японцам, но и всему миру. Уэсиба чувствует себя проповедником, духовным наставником, который посредством боевых искусств учит людей гармонии и разъясняет им суетность этого мира.

После войны, когда американские оккупационные власти сняли наконец запрет на занятия боевыми искусствами, школы будо начали бурно развиваться. Восстановило свою активность каратэ, проводились многочисленные турниры по дзюдо, готовились даже международные первенства под эгидой самого Кано Рисени. Американские «джи-ай» занялись дзюдо, узнали о каратэ; японское правительство стало считать боевые искусства неплохой «визитной карточкой» страны за рубежом, а также каналом притока финансовых средств. Уэсибу угнетала такая ситуация. «Будо – не для соревнований», – заявил он. Выход Уэсибы во внешний мир отчасти объяснялся и усилением профанации традиционных ценностей будо. Он считал, что в основе боевого искусства должна лежать «гармония ки», в то время как многие стремились лишь к противоборству. Уэсиба считал, что подлинное боевое искусство не должно иметь ничего общего ни с грубой физической силой, необходимой лишь для того, чтобы свалить противника, ни тем более с любым смертоносным оружием, которое приносит разрушение в этот мир. Подлинное боевое искусство призвано, избегая всякого противоборства, регулировать всеобщее ки, сохранять мир, позволяя всему в природе расти и развиваться.

В 30-е г. Уэсиба еще не мог определиться с названием школы. Сначала он придерживался традиционного названия «айки-бу-дзюцу», не добавляя при этом «Дайто-рю», что должно было одновременно продемонстрировать и преемственность, и отличие от старой школы. Затем он решает отметить собственные заслуги в создании системы – так рождается название Уэсиба-дзюку айки дзю-дзюцу. Интересно, что у Кано Дзигаро школа Кано-рю дзю-дзюцу стала называться просто «дзюдо». Далее школа Уэсибы меняет еще несколько названий: Кобукай айки-будо, Тэнсин айки-будо (Боевое искусство гармонии ки тела и духа), Такэмусу айки.

Последний раз Уэсиба переименовывает свою школу на рубеже 1941 – 1942 гг. На этот раз школа приобретает окончательное название – «айкидо» (Путь гармонии ки). Его ученик Минору Хираи регистрирует название «айкидо» в центре боевых искусств Бутокукай, являвшемся высшей организацией в Японии в этой области, и с тех пор оно становится официальным наименованием школы. Из айкидо не исчезли эффективные приемы, ловкие заломы руки, мощные броски, но теперь все было подчинено единственной мысли – достижению внутренней гармонии в человеке и его равновесия с миром.

«ЗАБЫТЬ О БОЕВОЙ СУТИ»

Своя школа ко многому обязывает. Продолжение ли это традиции или разрыв с нею? Словно оправдываясь, Уэсиба пишет: «Дело в том, что понятия гармония, единение могут выражаться иероглифом «ай», поэтому я и решился назвать свою школу боевых искусств «айкидо». Действительно, понятие айки уходит своими корнями в глубокое прошлое. Но тот термин, который употребляли воины в прошлом, коренным образом отличается от того смысла, который я вкладываю в это слово. Вот какое значение я вкладываю в айки: айки – это не прием, с помощью которого побеждают врага, „айки«– это путь примирения всего мира, путь, который должен объединить всех живущих в одну семью»[137].

Итак – «свое значение». Наконец-то Уэсиба решился на «свое», хотя десятилетиями воздерживался от чего-то личностного, свято следуя традиции и в душе осуждая Кано Дзигаро. Но теперь можно – он общепризнанный мастер, к тому же годы позволяют ему выступать в области боевых искусств в роли «старца».

Уэсиба уже преодолел боевое начало в боевых искусствах, того же он требует и от других. Для него понятие «ки» – не просто внутренняя энергия человека. Это нёкое единое начало, которое пронизывает весь мир. С одной стороны, это энергетическая основа мира, с другой – его мельчайшие «кирпичики». «Единение ки» – это единение всего со всем, обнаружение мельчайшего в великом, возведение многообразия до Единого вздоха. Следовательно, «Путь единения ки» (айкидо) и есть возвращение к тому первозданному состоянию, состоянию «семени», когда весь мир еще неделим и гармоничен настолько, насколько может быть непротиворечива абсолютная пустота.

Это состояние «единения ки» невозможно объяснить на уровне слов, его можно лишь пережить как откровение, сходное с переживанием религиозного опыта. Мир, в котором «все есть Одно», видится как золотое сияние, как сияющая дымка – именно таким он предстал перед Уэсибой в его просветления.

Удивительное дело – будучи величайшим мастером управления «ки», Уэсиба не пытался никому объяснить, что это такое. Один из его ближайших учеников, Коити Тохэи, позднее основавший собственное направление, вспоминал: «Мастер Уэсиба часто использовал фразы типа «ки-но нагарэ» («ток ки») и „ки музуби«(«гармония ки»), но он читал лекции только по текстам секты Омото-кё или использовал имена богов. Он никогда не объяснял, что такое „ки«или как его следует понимать. Он лишь выражал работу „ки«через свои прекрасные и мощные движения» [137].

Айкидо в сознании Уэсибы приобрело вид именно философского учения, и, пожалуй, ни в одном из видов японских боевых искусств духовный аспект не развит столь явно и сильно.

Тот настрой ума, который Уэсиба приобрел, обучаясь у синтоистского наставника Дэгути, он передавал и своим ученикам. Два базовых постулата – достижение единства с Великим Единым через «гармонию ки» и сопротивление без применения грубой силы – стали основой идеологии айкидо.

В идеале, учил Уэсиба, мастер айкидо вообще не должен использовать свою силу – он лишь «заимствует силу» у противника. В этом случае защита будет всегда адекватна нападению, а человек становится, как отмечал Уэсиба, «единым с волей Высшего божества». «Истинное боевое искусство заключается в том, чтобы быть единым со Вселенной. А это значит – объединиться с центром Вселенной», – писал он [137].

Для объяснения своей концепции «пассивного нападения» Уэсиба привлекает древнейшее понятие «мусин» («не-я»), которое пришло в Японию из китайского буддизма и даосизма. Речь идет о полном растворении человека во Вселенной. В состоянии «мусин» человек избавлен от страстей и от чувств. Он не беспокоится за свою жизнь, не страшится смерти, не радуется победам. Человек лишь следует естественному потоку событий. Он следует за движениями противника – и побеждает его, следует за током самой жизни – и не совершает ни одной ошибки. Сам Уэсиба так описывал это «предельное состояние»: «Когда на меня нападают, я остаюсь абсолютно спокойным, и ничто не связывает меня ни с жизнью, ни со смертью. Я все передаю в руки Единого божества Вселенной» [179]. Противника следует рассматривать не как врага, а как партнера, которого надо поставить в такое положение, чтобы он сам помог победить себя.

«Забыть о боевой сути боя» – именно так в конце концов сформулировал внутреннюю сущность своей системы Уэсиба Морихэи. «Я должен любить своего противника и испытывать к нему чувство величайшего уважения, как бы он ко мне ни относился» [179].