Неограниченный рост населения

Формально условие роста населения неограниченным образом вы­ражается в том, что кривая у = F(x), где у — это средняя полезность на душу населения их — численность населения, должна располагаться более полого, нежели гипербола ху = с Потому что ху равно всеобщей полезности, и площадь прямоугольника, представляющего эту всеобщ­ность, увеличивается по мере увеличения х всякий раз, когда кривая у = F(x) более пологая, чем ху = с.

Это следствие классического принципа показывает, что он будет отвергнут сторонами в пользу принципа средней полезности. Два принципа были бы эквивалентны только лишь при условии, что среднее благосостояние всегда падает достаточно быстро (во всяком случае, за пределами некоторого интервала), так что между прин­ципами не оказывается серьезных расхождений. Но это предполо­жение кажется спорным. С точки зрения человека в исходном поло­жении, было бы рациональнее согласиться на некоторый минимальный уровень для поддержания среднего благосостояния. Так как стороны продвигают свои собственные интересы, они в любом случае не имеют желания максимизировать сумму всеобщего удовлетворения. Я пред­полагаю, следовательно, что более правдоподобной утилитаристской альтернативой двум принципам справедливости является принцип средней полезности, а не классический принцип.

Теперь я хочу понять, как стороны могли бы прийти к принципу средней полезности. Мои соображения носят совершенно общий ха­рактер, и если бы они были основательными, сама проблема пред­ставления альтернатив была бы обойденной. Принцип средней полез­ности был бы признан единственным разумным кандидатом. Вооб­разим ситуацию, в которой один рациональный индивид может вы­брать, к какому из нескольких обществ ему присоединиться²³. Для усвоения идеи, предположим сначала, что члены этих обществ имеют одни и те же предпочтения. Далее, каждое общество имеет те же самые ресурсы и одно и то же распределение естественных талантов. Тем не менее, индивиды с одними и теми же талантами имеют различный доход, и каждое общество имеет свою политику перерас­пределения, которая на некотором этапе последовательного ее про­ведения приводит, тем самым, к снижению производства продукции. Поскольку общества реализуют в этом вопросе различные стратегии, у индивида возникает вопрос, к какому обществу присоединиться. Если он в точности знает свои собственные способности и интересы и имеет детальную информацию об этих обществах, он сможет пред­видеть благосостояние, которым он насладится почти в каждом из них. Опираясь на это предвидение, он может прийти к конкретному решению. Ему вовсе нет нужды прибегать к вероятностным вы­числениям.

Но этот случай весьма специфичен. Давайте изменим его шаг за шагом, так чтобы он все более походил на исходное положение. Так, предположим сначала, что наш гипотетический участник исходного

положения не уверен, что его таланты позволят ему присоединиться к различным обществам. Если он предполагает, что его предпочтения совпадают с предпочтениями остальных, он может попытаться макси­мизировать свое ожидаемое благосостояние. Он вычисляет свои пер­спективы в отношении данного общества, принимая во внимание в качестве альтернатив полезности репрезентативных членов этого об­щества, а в качестве вероятности для каждого положения — его оценку своих шансов достижения положения. Его ожидание опреде­ляется в этом случае взвешенной суммой полезностей репрезен­тативных индивидов, т. е. выражением 2 Р№> где /»,• есть вероятность достижения им i'-ro положения, и щ есть полезность соответствующего репрезентативного человека. После проведенных расчетов он выбирает общество с наивысочайшими перспективами.

Несколько дальнейших модификаций подводит ситуацию еще бли­же к исходному положению. Предположим, что гипотетический вы­бирающий не знает ничего ни о своих способностях, ни о месте, которое он может занять в каждом обществе. Сохраняется предпо­ложение о том, что его предпочтения таковы же, что и предпочтения других людей в этих обществах. Теперь предположим, что он щ, • должает мыслить в вероятностном стиле, полагая, что имеет равные шансы быть некоторым индивидом (т. е. что его шансы подпадания под некоторого репрезентативного человека есть доля общества, ко­торую этот человек представляет). В этом случае его перспективы все еще тождественны средней полезности для каждого общества. Эти модификации, наконец, приводят к тому, что его ожидаемые приобретения в каждом обществе согласуются со средним благосо­стоянием.

До сих пор мы предполагали, что все индивиды имеют похожие предпочтения, независимо от того, принадлежат ли они одному и тому же обществу. Их концепции блага приблизительно одинаковы. Как только это в высшей степени ограничительное предположение опускается, мы делаем окончательный шаг и прибываем к разновид­ности исходного состояния. Пусть ничего неизвестно о конкретных интересах членов этих обществ или же человека, принимающего решения. Эти факты, как и знание структуры этих обществ, исклю­чаются. Занавес неведения сейчас полностью опущен. Но можно все еще вообразить, что гипотетический участник мыслит по большей части, как и прежде. Он предполагает, что имеется равная вероятность его превращения в кого угодно, обретая при этом соответствующие интересы, способности и социальное положение. Опять-таки, его пер­спективы являются наивысшими для общества с

лезности. Таким образом, если мы отбросим проблему межличност­ных сравнений полезности, а стороны будем рассматривать как ра­циональных индивидов, которые не имеют отвращения к риску и следуют принципу недостаточного основания в вычислении вероят­ностей (принцип, который лежит в основе вероятностных вычис­лений), тогда идея исходного состояния естественно ведет к принципу средней полезности. Как видно, выбирая его, стороны максимизируют свое ожидаемое благосостояние. Значит, некоторые формы договорной теории оказывают поддержку принципу средней полезности, а не классическому принципу. И в самом деле, как еще можно объяснить принцип средней полезности? Ведь это, строго говоря, не телеологиче­ская доктрина, каковой является классический взгляд, и следователь­но, в нем отсутствует интуитивная апелляция к идее максимизации блага. Наверняка, придерживающиеся принципа средней полезности могли бы прибегнуть к договорной теории, по крайней мере в этом объеме.

В предшествующем обсуждении я предполагал, что полезность понимается в традиционном смысле как удовлетворение желания, а кардинальные сравнения полагаются возможными. Но от такого по­нимания полезности большинство экономистов в последние десяти­летия отказалось: оно показалось им слишком расплывчатым и не играющим существенной роли в объяснении экономического пове­дения. Теперь полезность понимается как способ представления вы­бора экономического субъекта, а не как мера удовлетворения. Основ­ной вид кардинальной полезности выводится из конструкции Ней­мана—Моргенштерна, которая основана на выборе между перспек­тивами, включающими риск (§ 49). В отличие от традиционного понятия, эта мера принимает в расчет неопределенность и не пытается обеспечить основание для межличностных сравнений. Тем не менее, все еще можно сформулировать принцип средней полезности, исполь­зуя этот вид меры: следует предположить, что стороны в исходном положении, или некотором его варианте, должны иметь функцию полезности Неймана—Моргенштерна и соответственно оценивать свои перспективы²⁴. Конечно, следует соблюсти осторожность; например, эти функции полезности не могут принять в расчет всех рассмотрении, но должны отражать оценку сторонами того, что способствует их благу. Если же стороны руководствуются другими резонами, мы не будем иметь телеологической теории.

Однако когда в наличии все эти ограничения, может быть уста­новлен такой утилитаристский взгляд (со средней полезностью), ко­торый принимает во внимание высокую степень неприятия риска по сравнению с той, какую любой нормальный человек должен был бы иметь в исходном положении; и чем больше это неприятие риска, тем больше эта форма принципа полезности будет напоминать прин­цип различия, по крайней мере, когда оценка экономических выгод находится под вопросом. Конечно, эти два принципа не суть одно и то же, так как между ними — множество различий. Но есть и подобия: риск и неопределенность, с подходяще общей перспективы, ведут к тому, что оба взгляда придают больший вес преимуществам

тех, чья ситуация менее удачлива. На самом деле, разумное неприятие риска может быть столь большим, раз полностью осознаны сверх­смелые рисковые решения, что утилитаристское взвешивание может быть, для практических целей, весьма близко к принципу различия, и тогда решающим аргументом в пользу последнего является его простота.