Что-то вроде ненависти. 1 страница

РАВНИНА КЕНТЕРБЕРИ — ЗАПАДНОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ

1858—1860

Джордж Гринвуд все еще не мог отдышаться после подъема на Брайдл-Пас. Он медленно потягивал имбирное пиво, которое продавалось здесь, на самой высокой точке перевала между Литтелтоном и Крайстчерчем, и наслаждался открывавшимся отсюда видом города и равнины Кентербери.

Так вот какой была земля, на которой теперь жила Хелен! Ради которой она покинула Англию... Джордж вынужден был признать, что места эти очень красивы. Крайстчерч, возле которого должна находиться ее ферма, был бурно развивавшейся общиной. Будучи первым поселением новозеландских колонистов, он год назад получил статус города, а недавно в придачу ко всему стал резиденцией епископа.

Джордж вспомнил последнее письмо Хелен, в котором она с небольшим злорадством сообщала, что надежды несимпатичного ей преподобного отца Болдуина не сбылись. Вместо этого архиепископ Кентербери возвел в сан епископа священника по имени Генри Читти Харпер, которому ради этого пришлось покинуть старую родину. У него тоже была семья, но, в отличие от Болдуина, Харпер, похоже, пользовался любовью прихожан.

Больше о его характере Хелен ничего не рассказала, что немало удивило Джорджа. В конце концов, Хелен должна была давно познакомиться с этим мужчиной и хорошо его знать, учитывая свою обширную церковно-просветительную деятельность, о которой она говорила почти в каждом письме. Хелен Дэвенпорт-О’Киф состояла в различных христианских женских обществах и занималась с детьми аборигенов. Джордж надеялся, что при этом она не стала такой же самоуверенной ханжой, как его мать. Во всяком случае, он не мог представить Хелен, сидящую в шелковом платье на очередном заседании женского комитета, да и письма женщины свидетельствовали скорее о личном общении с детьми и их матерями.

Мог ли он в принципе представить Хелен? Столько лет прошло, столько разнообразных впечатлений пронеслось мимо! Колледж, путешествия по Европе, поездки в Индию и Австралию — собственно говоря, этого должно было хватить, чтобы стереть из памяти Джорджа образ взрослой женщины, которая была старше его на несколько лет. Но молодой человек и сейчас видел ее перед собой так ясно, словно она покинула Англию только вчера. Ее блестящие каштановые волосы, ясный взгляд умных серых глаз, узкое лицо, строгую прическу, прямую спину и ровную походку — даже когда она была очень уставшей. Джордж вспоминал, как хорошо ей удавалось сдерживать гнев и нетерпение в общении с его матерью и младшим братом, а также о том, как она украдкой улыбалась, когда ему удавалось какой-нибудь очередной дерзостью пробить панцирь ее самообладания. В такие моменты он мог видеть в ее глазах все затаенные чувства, которые она, находясь в другом окружении, прятала за своим обычным спокойно-равнодушным выражением лица. Огонь, затаившийся в тихом омуте, который вспыхнул именно тогда, когда ей на глаза попалось это дурацкое объявление от церковной общины с другого конца земли! Любила ли Хелен на самом деле этого Говарда О’Кифа? В письмах она говорила, что очень уважает мужа, который изо всех сил старается сделать их быт более комфортным, а ферму прибыльной.

Однако между строк Джордж отчетливо читал, что это удается мужчине далеко не всегда. Джордж Гринвуд уже достаточно давно примкнул к делам своего отца и знал, что почти все первые колонисты Новой Зеландии к этому времени успели разбогатеть. Чем бы они ни занимались — рыбным промыслом, торговлей, животноводством, — их предприятия процветали. Тот, кто имел хоть небольшую деловую хватку, получал неплохую прибыль. Одним из таких колонистов был Джеральд Уорден, державший огромную ферму под названием Киворд-Стейшн. Визит к нему, основному производителю шерсти в Новой Зеландии, являлся одной из главных причин, которые привели сына Роберта Гринвуда в Крайстчерч. Гринвуды подумывали над тем, чтобы открыть здесь филиал своего международного торгового дома. Торговля новозеландской шерстью становилась все более перспективным делом — особенно учитывая то, что вскоре сообщение между Англией и островами должно будет осуществляться с помощью пароходов. Сам Джордж приехал сюда на корабле, на котором помимо парусов были установлены паровые двигатели. Они делали судно менее зависимым от непредсказуемости направления и силы ветра в штилевом поясе, в результате чего путешествие от Лондона до Литтелтона длилось всего лишь около восьми недель.

Брайдл-Пас тоже изменился и теперь значительно отличался от того опасного перевала, который Хелен с ужасом вспоминала в своем первом письме. Теперь дорогу расширили настолько, что по ней свободно проезжали повозки и экипажи, и Джордж мог бы не утруждать себя пешим подъемом. Однако после долгого путешествия на корабле молодому человеку хотелось движения; кроме того, ему было интересно в каком-то смысле увидеть этот путь переселенцев глазами Хелен. Во время обучения в колледже Джордж, казалось, был помешан на Новой Зеландии. Письма от Хелен приходили редко, и он запоем читал обо всем, что происходило в этой стране, чтобы почувствовать себя ближе к своей бывшей учительнице.

Немного отдохнув, Джордж продолжил путь, который теперь все время шел вниз. Вполне возможно, что он увидит Хелен уже завтра! Если ему удастся раздобыть лошадь — а ферма Хелен, судя по ее письмам, находится не так уж далеко от города, — то ничто не помешает ему нанести миссис Дэвенпорт-О’Киф небольшой визит вежливости. Как бы там ни было, вскоре он отправится во владения Джеральда Уордена, которые должны находиться довольно близко к Хелен. В конце концов, она была подругой хозяйки Киворд-Стейшн, Гвинейры Уорден. А значит, расстояние между фермами можно было покрыть в течение нескольких часов.

Перебравшись через Эйвон на пароме и преодолев последние мили дороги, ведущей в Крайстчерч, Джордж остановился в местной гостинице. Она была скромной, но чистой, и, конечно же, ее хозяин был знаком с Уорденами.

— Разумеется, я знаю их. Мистер Джеральд и мистер Лукас всегда останавливаются здесь, когда им приходится приезжать в Крайстчерч. Очень культурные люди, в особенности мистер Лукас и его очаровательная жена! Миссис Уорден заказывает в Крайстчерче платья, поэтому появляется здесь не менее двух или трех раз в году.

А вот о Говарде и Хелен О’Кифах мужчина даже не слышал. Они никогда не останавливались в его гостинице, и на воскресной службе он их тоже не встречал.

— Но это и неудивительно, раз они соседи Уорденов. В таком случае они принадлежат к общине Холдона, где недавно тоже построили церковь, поскольку его жителям было слишком хлопотно каждую неделю ездить в Крайстчерч.

Удивленный Джордж принял эту информацию к сведению и спросил, где он может достать лошадь. На завтра у него был запланирован визит в местное отделение Объединенного банка Австралии, первый банковский филиал Крайстчерча.

Директор банка был очень вежливым и заявил, что чрезвычайно рад планам Гринвудов в отношении Крайстчерча.

— Вам следует поговорить с Питером Брюстером, — посоветовал он молодому человеку. — До этого времени торговлей шерстью здесь занимался он. Однако, по слухам, Питер собирается переезжать в Квинстаун... золотая лихорадка... ну, вы сами понимаете... Хотя Брюстер наверняка не планирует вести разведку месторождений или работать на приисках. Он скорее рассчитывает сменить торговлю шерстью на торговлю золотом.

— Думаете, это намного прибыльнее? — наморщив лоб, спросил Джордж.

Банкир пожал плечами.

— Если вы спрашиваете о моем мнении, то скажу так: шерсть на овцах каждый год отрастает заново, а вот о том, сколько золота скрыто в земле Отаго, наверняка не знает никто. Но Брюстер молод и предприимчив. К тому же им двигают причины личного характера. Его жена родом оттуда — из местных маори. И она унаследовала немало земли. Так что, как бы там ни было, Питер не огорчится, если его бывшие клиенты из Крайстчерча перейдут к вам. А для вас это значительно облегчит основание филиала.

Джордж не мог не согласиться с банкиром и поблагодарил его за совет. Кроме того, молодой человек использовал возможность осведомиться об Уорденах и О’Кифах. Уорденов директор банка, конечно же, сразу принялся расхваливать.

— Старый Уорден не подарочек, но знает толк в овцах! А младший скорее эстет, делами фермы он почти не занимается. Поэтому Джеральд надеется на более предприимчивого внука, которому можно было бы передать Киворд-Стейшн, но пока что тщетно. При этом молодая хозяйка фермы сказочно красива. Беда только, что с детьми у нее не заладилось. За шесть лет брака всего один ребенок, дочка... Но я уверен, в таком юном возрасте наверняка еще есть надежда... Хм, а О’Кифы... — Директор запнулся, явно не находя нужных слов. — Ну что я могу сказать? Банковская тайна, сами понимаете...

Джордж понимал прекрасно. Очевидно, Говард О’Киф был не очень уважаемым клиентом. И у него, скорее всего, имелись долги. А фермы Уорденов и О’Кифов находились в двух днях езды от Крайстчерча, значит, рассказы Хелен о ее замечательной городской жизни были ложью или как минимум преувеличением. Холдон, ближайшее поселение, наверняка был не больше деревни. Что еще она от него утаила и почему? Может быть,

Хелен стыдилась своей новой жизни? Что, если она вовсе не обрадуется гостю со старой родины? Но Джордж должен был с ней встретиться! Черт возьми, он проехал восемнадцать тысяч миль, чтобы хоть раз ее увидеть!

Питер Брюстер оказался обходительным мужчиной и на следующий же день пригласил Джорджа к себе на ланч. Разумеется, это заставило молодого человека немного изменить свои планы, но отказать Брюстеру было бы невежливо. Встреча прошла в очень теплой и непринужденной обстановке. Прекрасная жена Питера по традиции маори поставила на стол недавно выловленную в Эйвоне рыбу и изысканное блюдо из батата. Дети закидали гостя вопросами о старой, доброй Англии, а глава семейства, конечно же, знал как Уорденов, так и О’Кифов.

— Только не говорите с Уорденом об О’Кифе, а с О’Кифом об Уордене! — предупредил он Джорджа. — Они словно кошка с собакой, а ведь когда-то были партнерами. Ферма Киворд-Стейшн принадлежала им обоим, само ее название отсылает к частям их фамилий — «киф» и «уорд». Но они оба также любили перекинуться в карты, и Говард однажды проиграл свою долю. Подробностей никто не знает, но эта история не на шутку поссорила бывших компаньонов, и теперь они друг друга на дух не переносят.

— Ну, со стороны О’Кифа это понятно, — сказал Джордж. — Но с чего злиться победителю?

— Как я уже сказал, подробности их ссоры никому не известны. В итоге у Говарда все же нашлись средства, чтобы основать свою собственную ферму. Однако ему не хватает знания дела. В этом году он потерял практически всех ягнят — слишком рано выгнал их перед последними снежными бурями. Парочка ягнят всегда замерзает на высокогорных пастбищах, когда на два-три дня внезапно возвращается зима. Но выгнать их туда в начале октября... Это называется испытывать Бога!

Джордж вспомнил, что октябрь в Новой Зеландии соответствовал английскому марту, когда на холмистых пастбищах Уэльса было еще довольно холодно.

— Зачем же он так поступает? — удивленно спросил молодой человек. При этом его скорее интересовало, почему Хелен позволяет мужу совершать такие глупости. Она, конечно, никогда не увлекалась сельским хозяйством, но раз от этого зависело будущее фермы, было бы разумно с ее стороны проявить хоть какую-то заботу.

— Ах, это замкнутый круг, — вздохнул Брюстер и предложил гостю сигары. — Ферма слишком маленькая, ее земли не хватает для большого поголовья. А меньшее количество животных не приносит достаточного дохода, поэтому многое зависит от удачи. В хорошие годы травы и сена хватает, в плохие зимний корм заканчивается слишком рано. Его приходится докупать, а на это, опять-таки, не всегда хватает денег. Или же животных выгоняют на горные пастбища и надеются, что снег больше не пойдет. Но давайте поговорим о чем-нибудь более радостном. Вы выказали интерес относительно моих клиентов. Очень хорошо, я вас со всеми познакомлю. О сумме отступного мы договоримся позже. Может быть, в связи с открытием филиала вас также заинтересуют наши конторы? Бюро и склады в Литтелтоне и Крайстчерче. Я могу сдать вам все помещения в аренду с предоставлением права преимущественной покупки... Или мы можем стать партнерами, и я сохраню определенную долю в качестве негласного компаньона. Это было бы для меня хорошей подстраховкой на случай, если золотая лихорадка закончится слишком быстро.

Мужчины провели всю вторую половину дня, осматривая недвижимость, и Джорджу очень понравилось предприятие Брюстера. В конце концов они договорились, что обсудят подробности передачи имущества после запланированной Джорджем поездки в Кентербери. Джордж покинул дом будущего делового партнера в хорошем настроении и сразу же написал отцу. Так быстро и без проблем не открывался еще ни один иностранный филиал торговой компании Гринвудов. Оставалось лишь подыскать толкового управляющего. Брюстер был бы идеальным вариантом, но он собирался уезжать...

Джордж решил, что подумает об этом позже. А завтра спокойно отправится в Холдон. И встретится с Хелен.

— Снова гость? — недовольно спросила Гвинейра.

Она собиралась воспользоваться этим прекрасным весенним днем, чтобы навестить Хелен. Флёретта уже несколько дней изводила ее просьбами отправиться туда, чтобы поиграть с Рубеном; кроме того, Гвин как раз дочитывала последнюю из детских книг. Флёретта ужасно любила слушать истории. Ей нравилось, когда мать или Хелен читали ей вслух. Благодаря урокам миссис О’Киф девочка уже делала первые попытки писать буквы.

— Вся в отца! — говорили люди в Холдоне, когда Гвинейра в очередной раз заказывала книги для малышки.

Миссис Кендлер то и дело находила в девочке внешнее сходство с Лукасом, с чем Гвин могла согласиться разве что из вежливости. Ей казалось, что во внешности Флёретты и Лукаса нет почти ничего общего. Девочка была изящной и рыжеволосой, как мать, но изначально голубой цвет ее глаз спустя несколько месяцев после рождения сменился на светло-карий с янтарными вкраплениями. В своем роде глаза Флёр были такими же прекрасными и необычными, как и глаза Гвинейры. Янтарные точечки в них словно вспыхивали, когда малышка была взволнована, и по-настоящему загорались, когда она приходила в ярость, что обычно случалось очень быстро. С этим не могла поспорить даже влюбленная в девочку мать. Флёретта не была таким спокойным, тихим и послушным ребенком, как Рубен. Рыжая непоседа постоянно предъявляла какие-то требования и ужасно сердилась, когда ей в чем-то отказывали. Она разражалась потоками брани, краснела от злости, а в крайних случаях даже плевалась. Почти четырехлетняя Флёретта Уорден явно вела себя не как леди.

Несмотря на это, у малышки были очень хорошие отношения с отцом. Лукас, очарованный темпераментом Флёр, слишком часто потакал ее капризам. Воспитывать дочь он практически не пытался и, казалось, рассматривал ее скорее как «в высшей степени интересное явление». В результате этого в Киворд-Стейшн теперь было два обитателя, которые с неподдельной страстью собирали всевозможные виды уэты, делали зарисовки и наблюдали за их поведением. Однако Флёр при этом больше всего интересовало, как далеко сможет прыгнуть та или иная особь; кроме того, девочка считала отличной затеей раскрашивать их в разные цвета. Гвинейра тем временем научилась с небывалой ловкостью собирать огромных насекомых обратно в стеклянные банки.

Сейчас женщина спрашивала себя, как объяснить ребенку, что они сегодня никуда не поедут.

— Да, снова гость! — буркнул Джеральд. — С позволения вашей милости. Коммерсант из Лондона. Провел ночь у Бизли и прибудет сюда ближе к вечеру. Реджинальд Бизли оказался настолько любезен, что послал к нам с этой новостью одного из своих слуг. Поэтому мы должны принять гостя по всем правилам приличия. Конечно, лишь в том случае, если это будет угодно миледи!

Джеральд, покачиваясь, поднялся. Сейчас не было еще и полудня, но он уже был пьян или до сих пор не протрезвел со вчерашнего вечера. Чем больше старый Уорден пил, тем более колкими становились его замечания относительно Гвинейры. В последние месяцы она стала любимым объектом его насмешек, причиной чему, несомненно, была зима. Зимой Джеральду было легче простить сыну то, что последний все время проводил в своем кабинете, вместо того чтобы заниматься делами фермы, и старик чаще придирался к Гвинейре, которой приходилось днями сидеть дома из-за дождливой погоды. Летом, когда начнется стрижка овец, ягнение и различные фермерские работы, Джеральд снова сосредоточит свое недовольство на Лукасе, в то время как Гвинейра будет уезжать из дома якобы для того, чтобы наносить визиты вежливости соседям, а на самом деле сбегая в гости к Хелен.

Гвинейре и Лукасу такой цикл был знаком уже несколько лет, однако легче им от этого не становилось. Существовала лишь одна возможность разорвать этот нескончаемый крут. Гвинейре нужно было наконец-то родить Джеральду долгожданного наследника. Но усилия Лукаса в этом отношении с каждым годом становились все более вялыми. Гвинейра просто-напросто не возбуждала его, поэтому о зачатии еще одного ребенка не стоило и мечтать. А поскольку попытки Лукаса практически сошли на нет и, значит, никогда не увенчаются успехом, возможность обмануть мужа во второй раз тоже исчезла. Впрочем, Гвин и без этого не тешила себя иллюзиями. Еще раз Джеймс МакКензи ей помочь не согласится. Да и сама она не выдержит боли повторного расставания. Прошел не один месяц после рождения Флёретты, прежде чем Гвинейра смогла избавиться от приступов тоски и отчаяния, которые охватывали ее каждый раз, когда ей приходилось видеть или касаться Джеймса. Последнего не всегда удавалось избежать — выглядело бы подозрительно, если бы Джеймс внезапно перестал подавать Гвин руку, чтобы помочь взобраться на козлы, или снимать седло, после того как она заводила Игрэн в конюшню. Когда их пальцы соприкасались, волна любви и тепла, мгновенно сменявшаяся отчаянным «больше никогда, больше никогда мы не сможем...», разрывала сердце молодой женщины. К счастью, со временем Гвин стало легче. Она научилась сдерживать эмоции, а воспоминания о счастье с Джеймсом постепенно выветрились из ее головы. Однако проделать все это с МакКензи еще раз было немыслимо. С другим мужчиной? Нет, этого Гвин не вынесет. До Джеймса Гвин было все равно; все мужчины казались ей более или менее одинаковыми. Но теперь... Это было безнадежно. Если не случится чуда, Джеральду придется смириться с тем, что Флёр останется его единственной внучкой.

Саму Гвинейру это нисколько не тревожило. Она любила Флёретту и сразу же узнавала в ней свои черты, а также все, что ей нравилось в Джеймсе. Флёр была непоседливой и умной, упрямой и смешной. У нее было немало товарищей среди детей-маори, поскольку она бегло говорила на их языке. Но больше всего девчушка любила играть с Рубеном, сыном Хелен. Он был на целый год старше, поэтому казался ей героем и служил примером для подражания. С ним Флёр даже удавалось спокойно и молча досидеть до конца урока, который вела его мать.

Но сегодня сделать это у нее не получится. Вздохнув, Гвин пожала Кири, чтобы приказать ей убрать со стола. Сама Кири до этого наверняка бы не додумалась. Она недавно вышла замуж и целыми днями думала о муже. Гвинейра ждала лишь того, когда девушка сообщит о беременности, тем самым заставив Джеральда взорваться новым приступом гнева.

После уборки нужно было уговорить Кири почистить серебро и обсудить с Моаной меню сегодняшнего обеда. Было бы неплохо подать к столу что-то из ягнятины, а также йоркширский пудинг. Но сперва надо поговорить с Флёр...

Пока родители завтракали, Флёретта не теряла времени зря. Она хотела как можно быстрее отправиться в путь, а значит, нужно было сразу же оседлать или запрячь лошадей. Как правило, отправляясь куда-нибудь с дочерью, Гвинейра просто сажала ее перед собой на Игрэн, но Лукас предпочитал, чтобы «его дамы» ехали в экипаже. Для этого он купил Гвин изящную двуколку, с которой она управлялась лучше любого кучера. Легкий двухместный экипаж был практически вездеходным, и Игрэн легко тащила его по неровным дорогам. Однако ехать напрямик через поле в подпрыгивающем экипаже было невозможно. О том, чтобы срезать путь через кустарники, не могло быть и речи. Неудивительно, что Гвин и Флёр предпочитали ездить верхом, и сегодня Флёретта тоже приняла соответствующее решение.

— Можешь оседлать Игрэн, мистер Джеймс? — спросила она МакКензи.

— Дамским седлом или другим? — серьезно спросил Джеймс. — Вы ведь знаете, что сказал ваш отец.

Лукас всерьез задумывался о том, чтобы заказать из Англии пони, на котором девочка могла бы научиться правильно ездить в дамском седле. Но Гвинейра сказала, что Флёр перерастет пони, прежде чем его доставят в Новую Зеландию. Поэтому пока что Гвин учила дочь ездить в мужском седле на Мэдоке. Жеребец был очень послушным, проблема состояла лишь в том, чтобы держать эти уроки верховой езды в секрете.

— Седлом для настоящих людей! — заявила Флёр.

МакКензи не смог удержаться от смеха.

— Настоящее седло, отлично, миледи! Вы сегодня собираетесь выехать одна?

— Нет, мама скоро придет. Просто ей сначала нужно побыть «мишенью» для дедушки. Она так сказала папе. Дедушка действительно будет в нее стрелять, мистер Джеймс?

«Нет, этого я не допущу», — с мрачной решимостью подумал Джеймс. Ни для кого на ферме не было секретом, что Джеральд постоянно изводит невестку своими придирками. Но в отличие от Лукаса, которого работники давно уже недолюбливали, Гвинейра скорее вызывала у них сочувствие. И порой пастухи подбирались достаточно близко к правде, когда позволяли себе болтать о хозяевах.

— Если бы только у миссис Гвин был нормальный муж, Джеральд бы уже десять раз стал дедом! — как правило, говорили они.

Довольно часто парни также в шутку выдвигали свои кандидатуры на роль «быка-производителя» и придумывали тысячу способов, как одновременно оставить довольными прекрасную хозяйку и ее свекра.

Джеймс пытался положить конец столь неприличным шуткам, но ему не всегда удавалось это. Если бы Лукас старался хоть что-нибудь делать для фермы! Но молодой хозяин не собирался изменять своим привычкам и с каждым годом все с большим недовольством реагировал на попытки Джеральда заставить его работать с овцами.

Надевая на Игрэн седло, Джеймс продолжал болтать с Флереттой. Он научился прекрасно скрывать свои чувства, но на самом деле очень любил Флёр и не, мог относиться к девочке как к дочери Уордена. Нет, этот рыжий вихрь был его ребенком — и Джеймса ничуть не огорчало, что Флёр «всего лишь» девочка. Он терпеливо ждал, пока она вскарабкается на ящик, чтобы, стоя на нем, почистить хвост Игрэн.

Гвинейра вошла в конюшню, когда Джеймс затягивал подпругу седла, и его вид, как всегда, невольно взволновал женщину. Едва заметный блеск глаз, легкий румянец... и снова железный контроль.

— О, Джеймс, вы уже оседлали лошадь? — извиняющимся гоном промолвила Гвин. — К сожалению, мы с Флёр не сможем выехать. Сегодня должен прибыть гость.

— Ах да, этот английский коммерсант, — кивнул Джеймс. — Мне и самому следовало догадаться, что его визит помешает вашей поездке, — сказал он и собрался снимать седло.

— Мы не поедем в школу? — обиженно спросила Флёр. — Но тогда я останусь глупой, мама!

Это был самый свежий аргумент в пользу того, чтобы каждый день ездить к Хелен. Учительница использовала это замечание в разговоре с ребенком-маори, который слишком часто пропускал уроки, и Флёр сразу же запомнила его и взяла на вооружение.

Джеймс и Гвин рассмеялись.

— Ну, на такой риск мы, разумеется, не можем пойти, — с наигранной серьезностью промолвил Джеймс. — Если позволите, мисс Гвин, я отвезу ее в школу.

Гвинейра удивленно взглянула на МакКензи.

— А у вас есть время? — спросила она. — Я думала, вы собирались проверить загоны для овцематок.

— Это как раз по пути, — объяснил Джеймс и лукаво подмигнул Гвин. Загоны действительно находились рядом, но не с обычной дорогой на Холдон, а с тайной тропинкой Гвинейры, ведущей напрямик через кустарники. — Разумеется, нам придется поехать верхом. С экипажем я действительно потеряю слишком много времени.

— Пожалуйста, мамочка! — умоляющим тоном произнесла Флёр, вместе с тем готовясь устроить истерику на тот случай, если Гвин посмеет отказать.

К счастью, уговорить мать не составило труда. Без разочарованного ноющего ребенка рядом Гвин было легче справиться с нелюбимыми обязанностями хозяйки Киворд-Стейшн.

— Ну ладно, — сказала она. — Желаю хорошо повеселиться! Жаль, что я не смогу поехать с тобой.

Гвинейра с завистью смотрела, как Джеймс выводит из стойла своего мерина, поднимает Флёр и сажает в седло перед собой. Девочка сидела на лошади прямо и гордо, а ее рыжие локоны мерно подпрыгивали в такт легкой рыси. Джеймс держался в седле так же уверенно и свободно, и Гвин ничуть не беспокоилась о безопасности дочери.

Неужели никто, кроме нее, не замечал удивительного сходства между мужчиной и девочкой?

Лукас Уорден, художник, привыкший подмечать мельчайшие детали, тоже смотрел вслед удаляющимся всадникам из окна своей комнаты, а затем увидел во дворе одинокую фигурку Гвин и, казалось, прочитал ее мысли.

Молодой человек был доволен жизнью в созданном им самим мире, но порой... порой ему становилось искренне жаль, что он не может по-настоящему любить эту женщину.

В Кентербери Джорджа Гринвуда принимали с распростертыми объятиями. Имя Питера Брюстера открывало перед молодым человеком двери всех ферм, но и без рекомендаций ему бы, скорее всего, оказали здесь достойный прием. Джордж почти не сомневался в этом, ибо исходил из опыта прошлых поездок в Австралию и Африку, — люди, жившие в такой культурной изоляции, как эти колонисты, были рады любому гостю из Старого Света. Поэтому коммерсант терпеливо выслушивал жалобы миссис Бизли на слуг, восхищался ее розами, а затем, поехав с мистером Бизли на осмотр пастбищ, похвалил его овец. Бизли приложили все усилия, чтобы превратить свою ферму в небольшой кусочек Англии, и Джордж не смог сдержать улыбки, когда миссис Бизли рассказала, сколько она билась над тем, чтобы служанки прекратили добавлять в блюда для хозяев батат.

В Киворд-Стейшн, как вскоре обнаружилось, царили совсем другие порядки. Дом и сад представляли собой странное смешение: с одной стороны, кто-то явно пытался как можно точнее воспроизвести быт английского уездного дворянства, а с другой — в него очень тесно вплеталась культура маори. К примеру, и саду мирно уживались рата и розы, под тыквенными деревьями стояли лавочки, украшенные типичной резьбой новозеландских аборигенов, а сараи для инвентаря, как и хижины маори, были покрыты листьями пальмы никау. Служанка, открывшая Джорджу дверь, была одета в типичную форму английской горничной, но в то же время ходила по дому босиком, а лакей дружелюбно поприветствовал гостя словами «haere mai», что означало «добро пожаловать».

Джордж постарался вспомнить все, что он слышал об Уорденах. Молодая хозяйка происходила из английских дворян и, судя по меблировке холла, отличалась прекрасным вкусом. В этом плане англиканизация в доме Уорденов проводилась еще более решительно и бесцельно, чем у Бизли. Как часто, скажите на милость, местные посетители оставляли на специальном серебряном подносе, стоявшем на крохотном столике, визитные карточки? Джордж, разумеется, потрудился достать свою, чем заслужил ослепительную улыбку молодой рыжеволосой леди, которая в эту минуту вошла в комнату. Она была одета в элегантное вечернее платье светло-бежевого оттенка, украшенное вышивкой в тон необычному синему цвету ее светящихся глаз. А вот цвет лица хозяйки Киворд-Стейшн разительно отличался от модной бледности лондонских дам. На нем красовался легкий загар и россыпь веснушек, которые она явно не пыталась осветлить. Прекрасные огненные волосы также не были уложены в точности с предписаниями учебников по этикету; несколько непослушных локонов уже успели выбиться из прически и теперь свободно спадали на плечи.

— Мы оставим ее лежать здесь навечно, — сказала женщина, взглянув на визитную карточку. — Мой свекор будет вне себя от радости! Добрый день и добро пожаловать в Киворд-Стейшн! Меня зовут Гвинейра Уорден. Проходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Мистер Джеральд должен скоро вернуться. Хотя вы, наверное, сначала хотите привести себя в порядок и переодеться к ужину. Он будет для нас почти что праздничным...

Гвин знала, что этот намек немного выходил за рамки приличий. Однако молодой человек, казалось, не рассчитывал, что в этой глуши ему окажут роскошный прием с ужином, ради которого хозяева переодевались в вечерние наряды. И если он явится к столу в бриджах и кожаной куртке, которые были на нем сейчас, Лукас будет ошеломлен, а Джеральд еще, чего доброго, обидится.

— Джордж Гринвуд, — с улыбкой представился гость. К радости Гвин, его ничуть не озадачило ее замечание. — Спасибо за совет, я бы с радостью умылся и переоделся. У вас прекрасный дом, миссис Уорден. — Он проследовал за Гвинейрой в гостиную и замер посреди нее, любуясь эффектной мебелью и большим камином.

Гвин кивнула.

— Мне самой все это кажется немного помпезным, но свекор при оформлении интерьеров исходил из советов знаменитых лондонских архитекторов. Вся мебель в доме привезена из Англии. Клео, сойди с шелкового ковра! И только попробуй на нем ощениться!

Гвин обращалась к округлившейся бордер-колли, которая лежала на изысканном восточном ковре перед камином. Обиженно взглянув на хозяйку, собака поднялась и потрусила к другому, гораздо менее роскошному коврику.