Равенство

Русские также совсем иначе, чем мы, воспринимают равенство – другую базовую ценность модерна. Русские не считают, что люди могут быть равными в нашем понимании. Это не относится к равенству перед законом, о чем я уже писал, – там все обстоит достаточно сходно с нами. И не относится к равенству перед Богом – в храме Божьем все братья и сестры, от императора до бомжа, притом не только в теории, но и на практике (и на Суде Божьем, наверное, тоже). Но равенство как универсальная ценность – это нечто большее, ведь люди не проводят основную часть жизни в судах и церквях. Равенство – это общественное представление, в соответствии с которым ни один человек не больше и не меньше любого другого человека, причем не в потенциале, а в актуальности. А как же может быть иначе, удивитесь вы? А иначе – это российское представление о неформальной иерархизированности общества, в соответствии с которым все люди выстроены по ранжиру своего возраста, положения, заслуг и т. п. По тому, в конце концов, насколько его или ее уважают соседи. Как говорил Малюта Скуратов, правая рука царя Ивана Грозного, «одно дело – человек рядовой, иное дело – начальный». Здесь тоже имелся в виду не разный статус перед царевым судом – тот, как известно, не щадил никого, – а просто разное восприятие.

В России совершенно по-разному будут восприняты одни и те же слова, в зависимости от того, кто их сказал; разный вес, в зависимости от человека, может иметь мнение, оценка, требование. Сейчас там совершенно невозможна ситуация, которая имела место еще в 90-х годах прошлого века, когда Борис Проклятый набрал правительство из молодых и ничем себя до того не проявивших людей (которые в результате и наломали дров). Невозможно, чтобы молодой, даже если и модный, журналист пренебрежительно написал бы о крупном, заслуженном человеке. Все это является закономерным проявлением того факта, что Россия совершила довольно значительный регресс от модерна и тем более постмодерна к обществу традиционного типа – совершила, кстати, совершенно осознанно. Как и все элементы традиционного общества, иерархизированность тормозит прогресс в России: предложение молодого и пока не состоявшегося в профессиональном и общественном качестве человека вряд ли будет воспринято, даже если оно разумное, а он сам вряд ли будет приглашен для его осуществления (мои русские собеседники, в общем, соглашались с таким выводом). Пронизанность общественной жизни разнообразными иерархиями есть вещь сугубо неформальная, и в действительности у любого человека есть возможность в них не участвовать. Вы можете написать книгу или музыку, которую все будут покупать, или сделать изобретение, которое будет работать, – вам никто в этом не будет специально мешать, и в принципе вы можете в этом случае начхать на мнение коллег по цеху. Но русские в массе своей считают, что вы этим сами лишите себя значительной части жизненного комфорта, которую не заменит индивидуальный успех, – чувства «вписанности» в некие иерархии, как и вообще в социум. Это не позиция государства, то есть власти, а позиция общества – государство как раз, наоборот, склонно воспринимать людей, мнения и предложения, невзирая на лица, как это имеет место при общенациональных дискуссиях (я писал об этом в главе «Культура»). Но не надо заблуждаться – власть одинаково относится ко всем в первую очередь потому, что в ее представлении отличие любого земца от опричника (в худшую, естественно, сторону) столь велико, что отличия земцев между собой теряются на этом фоне. А сами русские никоим образом не считают людей равными иначе чем перед Богом и законом; единственное равенство, которое они признают и которым крайне дорожат, даже больше, чем мы, – это равенство возможностей.

Более высокий статус, чем у остальных, может возникнуть у человека только и исключительно по его заслугам и достижениям – так считают русские, и это практически не оспаривается в обществе. Ты не можешь получить высокий статус по праву рождения и не можешь передать его по наследству. Преимущества, связанные с происхождением, русские не любят очень сильно (мне даже кажется, что именно они привели к революции 1917 года, а не имущественное неравенство: дворян тогда – и во время, и после революции – ненавидели гораздо сильнее купцов). Поэтому, например, любые наследственные титулы в России не только официально не существуют, но и запрещены к публичному объявлению. Там, где не применим закон, в дело вступают обычаи: так, отпрыски богатых семей также весьма нелюбимы в Империи (их называют мажорами), хотя что тут может сделать закон – деньги не титул, их не отменишь.

Нелюбовь эта выражается в том, что в школах, институтах и на работе к ним относятся более, а не менее требовательно (я бы даже сказал, более неприязненно), чем к остальным. Помощь родителей в карьере считается мерзостью, а такое, чтобы отпрыск делал карьеру в той же области, в которой добились больших успехов и занимают высокие позиции его родственники, невозможно и представить – на него ополчатся все. Это не считается несправедливым: если у тебя отец известный режиссер, то ты вовсе от этого не ущербен – только карьеру делай в темпоральной физике или в нефтяном бизнесе, а не в кино. Таково проявление существующего в третьем сословии (в иных – тем более) представления о примате собственного успеха как противоположности успешного рождения. Только тот, кто добился многого сам, тем более против жизненных обстоятельств, может считаться кузнецом судьбы, а не щепкой, плывущей по ее течению, – а это для земского сословия культ.

То же со вступлением в брак: если в обществе сказать вслух, что такой-то молодой человек хорошо выбрал себе невесту, потому что она из занимающей высокое положение семьи, повиснет неловкое молчание: такие высказывания считаются неприличными. Конечно, браков по расчету более чем достаточно и в России (правда, доминирующая тенденция в общественном мнении их не одобряет), но считается, что уж если выбираешь пару по деньгам, то уж лучше по его (или ее) деньгам, чем по деньгам его (или ее) родителей: последнее презрительно называют «выбра-л(а) на племя».

В целом для русских принципиально важно, чтобы в жизни не было ничего такого, чего в принципе не могли бы достигнуть их дети; а уж достигнут или нет – зависит от них самих и от воли Божьей.

Но надо четко понимать, что то неравенство людей, о котором здесь говорилось, относится в российской жизни исключительно к общественной сфере в широком смысле этого слова. В личном общении заносчивость и снобизм не приняты – они, конечно же, широко распространены, но общественными представлениями осуждаются. Будь вы хоть создатель стратегического щита, хоть основатель огромной корпорации, вы можете соответственно вести себя с коллегами по работе или соседями по общинному собранию – но не с племянником или домработницей, а тем более с незнакомым человеком. Но даже и в общении с коллегами ваше положение должно проявляться в содержательной части дискуссий, а не в манере держаться. Держаться следует со всеми одинаково, потому что если вы заслуженнее других, то это не значит, что вы лучше. Известный или богатый человек, обращающийся к обычным людям «эй, любезнейший» и считающий их за быдло, мерзок для большинства русских и однозначно ими осуждается. Общественный идеал большого человека в России – чтобы не знающие, кто он, никогда бы и не догадались об этом по манере его поведения; то есть «он великий, но простой». И это естественно для православной страны – ведь сам Христос мыл ноги Своим ученикам.

На самом деле все отношение русских к равенству и неравенству, в обоих ипостасях (и по рождению, и по положению), имеет, если посмотреть глубже, также чисто религиозное происхождение. Неравенство людей проистекает из разных даров Святого Духа, о чем говорил еще апостол Павел. В этом смысле считать всех равными означало бы идти против промысла Божьего. Но еще более идти против него – считать даром Святого Духа происхождение человека. Не следует забывать, что сами апостолы, кроме разве что упомянутого святого Павла, были из бедных и не знатных семей. В иудаизме, до разрушения Храма и выселения евреев, по Моисееву закону священниками могли быть люди только из одного определенного рода – нет нужды говорить о том, что это категорически не совместимо с христианством. Поэтому те, кто стоит за аристократию или даже монархию как крайние проявления конституированного неравенства по рождению, должны бы задаться естественным вопросом: а почему тогда ограничиваться светской властью, почему не выбирать новым патриархом ближайшего родственника предыдущего? В общем, все представления об особых дарах свыше по рождению есть для русских не более чем вариации кальвинистской ереси о предопределении – то есть мерзость.