Два тирана

Ехать на луноходе пришлось совсем недолго. Молот жил под землей в лесу в паре километров от реки. Он вырыл глубокую, в связи с промерзанием почвы, берлогу и достаточно хорошо ее оборудовал. За внешней дверью, замаскированной под снег и находящийся под нависающим стволом могучего и накрененного древесного ствола, был земляной коридор со ступеньками, ведущими вниз. Две утепленные двери встретили уже на глубине. За ними было жилище. Оно состояло из нескольких нор. В одной хранились его вещи. В другой жил ручной волк, который был действительно сильно ранен в стычке с медведем и встретил незнакомцев лишь злым взглядом, когда хозяин стал кормить его, а они из любопытства заглянули в нору. Убедившись, что это не разновидность какого-нибудь люпуса, а обычный волк, они расселись в центральной, и самой большой землянке. Пол был усыпан толстым слоем хвои, который был всюду застелен в несколько слоев паласами и коврами, между которых хозяин так же сделал прослойки из хвои и опилок. В еще одной, небольшой пещере, у якута оказалось рысье семейство. Самец, самка и четверо котят. Трудно представить, как уживались тут волк, рыси и человек. Но было ясно, что с такими домочадцами можно не бояться набегов крыс. Стены землянки были отделаны деревом и отделочной строительной плиткой. Каждое помещение имело свою утепленную дверь. Одна из нор вела ближе к поверхности и представляла собой холодильник для припасов. В другой были плантации грибов и еще чего-то, что могло здесь расти. В главной комнате стояла обложенная камнем железная печка, труба от которой уходила через главный коридор в ствол того покосившегося дерева. Освещал охотник свое жилище лучинами и сделанными из больших гильз масляными лампами на животном жире.

По приглашению радушного хозяина, гости расселись вокруг круглого стола. Вместо стульев были аккуратные деревянные пеньки. И только сам Молот сел в кресло. Причем кресло это выглядело несколько странным. Настолько странным, что Варяг не сводил с него глаз. Людоед принялся раскладывать на столе еду из их припасов. Было очевидно, что он уловил озабоченность Яхонтова, но пока не подавал вида. Только когда вечно улыбающийся охотник пошел в соседнее помещение за дровами для печи, Людоед, наконец, тихо произнес:

– Чего не так, Варя?

– Кресло. Это же катапульта от самолета. – Ответил Яхонтов.

– Ну, похоже на то. И что? Тут есть чему удивляться?

Варяг подошел к креслу и стал его тщательно осматривать. Когда послышалось шуршание шагов хозяина, он вернулся на место.

– Это американское кресло. С военного самолета, разумеется, – подытожил он свое исследование.

– Ты уверен в этом? – Крест взглянул на искателя.

– Да конечно уверен. И наши и штатовские катапульты я знаю. Я их машины изучал на каждом авиасалоне в Москве.

Молот растопил уже потухшую печь. Стало теплее, хотя и дыма прибавилось. Хозяин, наконец, уселся за стол. Вообще он всем показался немного странным. Или скорее очень доверчивым. Он пригласил незнакомых людей к себе в дом. Людей с оружием. Причем свою винтовку СВТ-40 с оптическим прицелом он оставил у кресла, когда уходил за дровами. Видимо он был действительно рад встретить людей. А от тех, кто жил поблизости, наверное, был явно не в восторге, если жил один и рад был новым лицам.

– Ты из этого зайца хотел убить? – Сквернослов усмехнулся, кивнув на винтовку. – Ты вообще знаешь, что будет с зайцем, если в него из такой валыны попасть?

– А ты наших зайцев видел? – вопросом на вопрос ответил улыбающийся старик. – Охотник я. Отец мой охотник был. Дед охотник. Ты меня не учи. Ты наших зайцев-то видел? – Старик совсем не обижался.

– Что, тоже какие-нибудь саблезубые психо-кролики размером с мамонта, выведенные чокнутыми учеными как результат непорочного зачатия генетической центрифуги от святого духа ядерной войны? – почти скороговоркой выдал Илья.

Старик перестал улыбаться и жевать пищу. Он удивленно уставился на Людоеда, пытаясь понять, что тот сказал.

– Чего? – выдавил, наконец, он.

– Я говорю, мутанты?

– Мутанты? Сох. Просто большие стали. Раза в три больше. Зверь многий вымер. А кто остался по-другому стал. Куобах большие. И меха много.

– Слушай, Молот, а почему ты нас за американцев принял? – обратился к нему Варяг.

– Но они тут были уже, – улыбнулся старик, откусывая кусок вяленого мяса.

– Американцы? – Лицо Людоеда стало вдруг каменным, а суровый взгляд намертво уцепился за старика. – Давно?

– Так, – старик кивнул, пожимая плечами. – Давно. Еще когда все разбомбили. Еще старшина самолета подбил. Там пилот прямо в кресле выпрыгнул. Я его нашел. Он уже эльген, а я кресло забрал себе.

– Что за старшина? – спросил Варяг.

Старик задумался. Потом пожал плечами.

– Старшина Новой Республики. Он тиран. Я же говорил. Там за Улах-ан два тирана. Старшина и Титос Гау. Старшина на этом берегу Ёлленах. Титос Гау на другом. Тоже тиран. Они воевать друг с другом много. Сейчас перемирие.

– Елки-палки, – вздохнул Варяг. – И тут война.

– Всюду где много людей, война. Вот поэтому я один живу. – Улыбнулся Молот.

– А Улах-ан это что? – спросил Людоед.

– Это ну… Водяные ворота как. Дамба там сделали. Далеко на север когда река замерзла, воды много стало заливать тайгу. А тут немного выше. Берега круче. А туда опять ниже. – Он махнул рукой. А где сейчас ниже понтон делали. Чтоб большая машина ходила. Туда ракета попала. Они охотились за большой машиной. Люди дамба делать стали, чтоб вода не заливала тайгу севернее, а отворачивала там, – он опять махнул рукой. Теперь река идет так. Ровно-ровно. Потом обрыв и опять река ровно-ровно. И все замерзшее. Это и есть Улах-ан. Водные ворота.

– Я ни черта не понял, – нахмурился Варяг.

– Да что тут не понимать? – охотник развел руками. – В тайга был большой машина. Три. Очень большой. Колес много. Они ракеты возили. А еще был часть. Те, кто понтон делали. Вертолетный полк и зенитчики. Там где пилорама коммерческая была. Они про эти машины мало знали. Но должны были защищать их. Это военные. Пилорама она мэру принадлежала. Он лес за границу отправлял. Много леса незаконно отправлял еще. Денег много было. А большие машины ракеты пускали.

– Большие машины, – Людоед хмыкнул. – Да это же «Тополь-М».

– А они разве тут базировались? – Яхонтов с сомнением посмотрел на Илью.

– А как ты думаешь, Варя, много народу знали, где они должны базироваться? Их маршрут и базирование совершенно секретные были.

– Слушай, Молот, а откуда ты все это знаешь? – Варяг уставился на якута.

– Так тут мой дом. Я тут жил. Отец мой жил. Дед жил. Все жили. А мой младший сын солдатом был у старшины. А старшина контрактник был. Он мне много рассказал. Сын мой. А потом туристы были. Много туристов. Богатые. Одни мужчины. Все крепкие. И у всех оружие. Одеты богато. Пятнистая одежда новая. Я охотился и видел их. И к ним приезжал полковник и мэр. Они тоже охотились и пили. А потом один из этих туристов уходил и встречался с солдатами. А форма у них не как у нууччалар. Не как у русских. И говорили они не по-русски. И не саха тыла, не по-якутски. Я подумал странно. Может контра-банданан дьарыктанар? Ну… контарбандисты. Но граница далеко на юге. И не китайцы они. Я следил. Я если слежу, меня никто не заметит. Охотник я. Отец охотник был. И дед охотник был. Я видел. Палатка. Антенна. Солдаты нерусские. У меня труба была. У сына тоже труба была. Он прятал от командиров. Я звоню сыну. Сказал что странное в тайге. Солдаты не наши. Он никому не сказал. Только старшине. А в тот день полковник сказал старшине. Возьми десять человек и грузовой машина. Едь на виллу мэра и грузи его вещи. А потом вези, куда мэр скажет. А старшина позвонил ФСБ и про солдат странных рассказал и про то, что полковник солдат как рабов использует. Те говорят, чего ты дикого тунгуса слушаешь. А с полковником потом разберемся. И вообще в прокуратуру звони военную. А я не тунгус. Я якут. Он поругался с ФСБ. И поехал на виллу мэра. А никто ничего не знает. На вилле только жена мэра. А у жены мэра, когда они приехали, истерика. Она кричит, что делать, как жить дальше, война, это конец. Старшина тут все и понял. Он ее связал и подвал закрыл. Ыт… Собака была, он убил ее. Обыскал дом и нашел два ружья охотничьих и пистолет. Забрал и тайга уехал. Пришел ко мне и говорит, я привез тебе твоего сына. Забирай. Но дай мне оружие. Солдаты его с ним были. Они его уважали очень. Я говорю, зачем оружие. Он говорит кругом предатели. Война началась. И мы услышали, как бомбят. Вечером. Вечером все началось.

– Занятный какой цимес получается, – пробормотал Людоед потирая подбородок. – Где-то в этих краях базировалось оружие возмездия. «Тополь-М». Было подразделение по наладке переправы. Были вертолетчики. Были зенитчики. Командир, я так понял, зенитчиков, очень дружен с местным мэром и видимо имел контакт с иностранной разведкой. Перед началом всего кордебалета сюда прибыло подразделение диверсантов. И возможно элементы так называемой пятой колонны. Предатели. И в итоге какой-то старшина оказывается в водовороте заговора и совершает побег вместе с вверенными ему бойцами. Но только для того чтобы начать сопротивление врагу. Сюжетец однако…

– Н-да. – Варяг покачал головой. – Действительно. А старшина этот. Что с ним стало?

– Он старшина Новой Республики. У него гвардия. У него власть. Он тиран.

– Так это он?

– А я как сказал? Он это.

– А почему тиран?

– Так диктатура байыаннай. Военная диктатура. Его вождем называют те, кто с ним. Все должны его авторитет признавать. А тут других уже и не осталось. Теперь только те, кто в новой республике и старшину вождем называют. Или те, кто в легионе Гау. Это враги старшины. Ну а я сам по себе. Охотник я. Всегда так жил. Сына моего Гау убили. Старший сын на Камчатке был. В Вилюйчинске. А там, рядом база лодок атомных. Бухта Авача. Их ракетой всех…

– А тут ядерные удары были?

– Тут? Сох. Нет. Далеко были. Тут простыми бомбами и ракетами. Но очень мощными тоже. Им надо было только большие машины убить и зенитчиков. Старшина потом на зенитчиков опять напал. Сказал, что взял командовать на себя. Там офицер какой-то сказал, что он крыша поехала. Он офицера расстрелял. И все согласились, что он теперь командир. Они самолета сбили. Даже два. А еще тут летали маленькие самолеты, в которых людей не было. Он их тоже сбил два.

– Вот даже как, – хмыкнул Варяг. – Ладно. А второй тиран?

– Титос Гау? Это сын полковника. Я потом узнал. Это его новое имя. Он был с теми богатыми охотниками. У него легион избранных. Он так говорит. Новая высшая раса. У них много оружия американского. Каски. Форма. Они им помогали. Только старшина со своими солдатами мешать начал. Он потом поймал полковника. Мэра. Его жену. Еще многих поймал. Он их всех в баржу закрыл и утопил в орюсь… в реке… Они всюду предателей ищут. Подозрительные очень. Они много потом воевать с легион Гау. А сейчас перемирие временное. Сюда много беженцы приходили. С запада. С севера. С востока. С Байкала. С Владивостока. Потом даже с Камчатки. Тут атомных бомб не было. Не падало. Сюда много беженцев приходило. Были опять диверсанты. Немного. Старшина тогда устроил лагеря. Тогда еще теплее было. В лагеря беженцев сажали. Проверяли потом много. Потом отпускали. Но власть тут только у старшины и там у Гау. Много потом бежали к Титос. Обиделись на старшину. А он работать заставлял. Много работать. Строить жилища. Укрепления. Фермы для скота. На поле работать. Дамбу делать, чтоб река на Гау пошла. Но потом снег. Замерзла все быстро. А старшина все равно работать заставлял. И сейчас они работают. Там раньше были те, кто работать не хотел. Они дневники всякие писали. Все говорили, что как все плохо случилось. Конец миру. Конец человеку. Много говорили, только бы не работать. Мне не нравятся такие. Зачем скулишь, если сам жив? Делай так, чтоб ничто не погибло, что может еще жить. Но они говорили, что они о высших материях думают. Какие такие высшие материи? Старшине они надоели. Он им тюрьма сделал с каторгой. Многие успели бежать. Они его тираном назвали. А Гау тоже работать заставляет. Но у него рабы есть. Хотя у Старшины политзаключенные тоже как рабы. Но Старшина говорит, что все люди равны, но есть паразиты, которых надо воспитывать и которых учить морали труда и созидания. А Гау говорит, что люди не равны. Есть высшие избранные. Есть недочеловеки и мутанты. Выживут сильнейшие, а остальные должны на них работать. Они селекцию проводят. Женщины у Гау работать не должны, если они полноценные. Они должны только рожать и ухаживать за домашним очагом и своими мужчинами. А старшина говорит, что все должны работать. Только женщины на женских работах, а мужчины на мужских.

– У нас в Надеждинске тоже примерно так, – покачал головой Сквернослов. – Все работают. От каждого по способностям…

– Вот тебе и глухая тайга. Целых два тирана, – усмехнулся Людоед. – А ты говорил, что у них есть топливо. Так это?

– Да. У Гау оказалась вертолетная часть. А рядом пилорама коммерческая. А они, я потом узнал, делали у себя на лесозаготовке бетонные полосы и завозили туда много топлива для самолетов. Туда американцы должны были прилетать и делать аэродром как промежуточный. Там был старый аэродром. Разогнали часть давно. А на том месте пилорама коммерческая сделать. И они там бетонная полоса длинней делать и топливо много завозить. Враги, почему бомба не бросали тут атомная? Им аэродром нужен был целый и топливо. А у Старшины зенитки все. Он не пустил первые самолеты. А потом оказалось что всем хана. Американцы не прилетели. А Старшина много вертолетов побил, которые Гау достались. А топливо у Гау много очень.

– Топливо, – Варяг нервно почесал бороду. – Мы можем самолет свой заправить.

– Ага, только дело за малым. Договориться с этим Гау, – усмехнулся Людоед. – Слушай дед, а людей сколько там?

– А я не считал. Тысячи там. И тысячи там. Раньше больше было. Но холод. Воюют. Болезни. Сейчас меньше.

– Значит вы в дружбе со Старшиной? – заговорил, наконец, Николай, единственный из их компании обратившийся к старику на «Вы».

– Да, – охотник кивнул. – Гвардейцы меня знают. Старшина знает. Они меня не трогают. К себе звали. А я привык один. Охотник я. А тут моя земля. Люди Старшины признают мою землю. Но Гау не признают. Говорят я мутант. Недочеловек. Но сюда мало ходят они. Раньше ходили. А потом нет. Зачем им один старый якут сахалар? Им Старшина надо эльген сделать. Убить.

– А почему вы не думаете, что мы шпионы Гау? – задал следующий вопрос Васнецов.

– Я знаю Гау. Они смотрят по-другому на других. Как на мусор. Они думают, они высшая раса, а другие мусор. Или неполноценные или мутанты. Но я мутантов не видел. Это Гау сказки придумали и пугают всех. Что они, Гау, единственная сила, которая может бороться с мутантами. Нет, вы не Гау. Вы не думайте, что если я якут из тайги, то не соображаю. Я многое понимаю. Чутье у меня сильное. Охотник я. Сначала я подумал, что это те американцы прилетели, которых Гау ждут. А потом смотрю, вроде нет. – Он вдруг засмеялся. – Для нас азиатов, вы пучеглазые, конечно все на одно лицо, но я вижу, что не американцы. Славяне.

Все засмеялись, приняв шутку старика.

Людоед достал папиросу и закурил, сжимая ее зубами.

– Ну, какие будут соображения по поводу наших дальнейших действий?

– Какие тут еще могут быть соображения? – нахмурился Сквернослов. – Садимся в нашу тарантайку и едем дальше, как и ехали до того. Я больше не желаю ввязываться в какие-то разборки местного значения и уж тем более не желаю лететь. Натерпелся я этого самолета. Хватит. Да еще с таким психом за штурвалом.

– Тебе зубы говорить не мешают? – Варяг уставился на Вячеслава.

– Да иди ты, Варяг. Ты бы на себя со стороны посмотрел…

– Ну а ты Славик, попробовал бы управлять самолетом, – встрял Людоед.

Николай задумчиво взглянул на низкий потолок землянки и прикрыл глаза. Он снова видел в своем воображении чистое голубое небо и яркое солнце. Зажигающиеся в зените звезды. Ковер белых облаков внизу. Снова захотелось, во что бы то ни стало вырваться из удушающего плена серого занесенного снегом дня и безграничной власти свинцовых туч.

– Нам нужно топливо для самолета, – сказал он, наконец.

– И как ты себе это представляешь? – Людоед с иронией посмотрел на Николая.

– Надо подумать, – Васнецов пожал плечами. – Ну, вспомни. Мы же еще прошлой ночью разворошили черновиков и привели их к поражению. Ты и я. Так неужели…

– Сбавь обороты, Коля, – Вячеслав был явно недоволен. – Там были рейдеры. Там была совокупность благоприятных факторов. А что тут?

– Да нет. Блаженный дело говорит, – вздохнул Людоед. – Подумать, конечно, надо. Ведь еще один рывок на самолете и мы уже на Аляске.

– Сейчас мы много не надумаем, – вздохнул Варяг. – Надо поспать. Отдохнуть. Прошедшие сутки были очень напряженные.

– Согласен, – кивнул Людоед.

– Так давайте отложим до утра. Молот, не возражаешь, если мы у тебя на ночлег останемся?

– Сох, – улыбнулся старик. – Оставайтесь. Правда, тесно тут.

– Ничего, – махнул рукой Яхонтов. – Славик и Илья, оставайтесь тут на ночлег. А мы с Николаем в машине переночуем.

– Зачем вам на Аляску? – спросил вдруг охотник.

Варяг задумался на мгновение, затем улыбнулся и сказал:

– Они ведь к нам прилетали. И мы теперь их навестим. А то как-то невежливо получается.

* * *

А тут совсем холодно, – поежился Варяг, подойдя к луноходу, припаркованному у жилища якута. – Представляю, каково на Аляске будет. Бррр…

Он был прав. Морозы Надеждинска, Москвы или Урала не шли ни в какое сравнение с холодом, царившим в этой местности. Хотя возможно так лишь казалось, ведь от холодов пройденных территорий остались лишь воспоминания. А холод Якутии был здесь и сейчас.

– Ты спать хочешь? – Яхонтов вдруг посмотрел на Николая.

– А что? – Васнецов по этому вопросу понял, что спать им не придется. – Вообще-то не очень.

– Ну, тогда давай потеплее оденемся. Смажь лыжи парафином.

– И куда пойдем?

– Осмотримся. На вертолет поглядим. Следы, которые Славик видел. Ты же любишь шляться по поводу и без. Вот и прогуляемся.

Поверх бушлатов они надели тулупы и водрузили на головы меховые шапки. На лица натянули дыхательные маски с большим стеклом и обшитые теплой тканью для защиты лица от холода.

До реки они дошли минут за пятнадцать. Лыжи легко скользили по снегу. Единственное неудобство в пути доставлял давящий на плечи тулуп. Вскоре показался и стоящий во мраке самолет. Варяг некоторое время смотрел на него, словно приветствуя старого друга, затем двинулся в ту сторону, откуда они зашли на посадку. Довольно долго они прошли по неглубокому снегу, вдоль следа оставленного самолетным шасси при посадке. Путь мог и казаться долгим из-за монотонности движений и неизменного пейзажа покрытой льдом и снегом речной глади и полос оставленного следа. Километра через три они, наконец, увидели чернеющий на пробивающейся сквозь ночную темноту белизне снега корпус от БМП, который они сбросили с Ил-76.

– Отлично, – Варяг, остановился и тяжело дышал. – Значит вот там, на том берегу, должен быть вертолет. Пошли.

– Варяг, послушай, – произнес, догоняя Николай. Голоса обоих звучали, словно откуда-то из большой бочки, искажаемые масками.

– Чего?

– Что ты думаешь о том, что этот старик рассказал?

– Думаю, что нам опять замараться придется в крови.

– Ну а кто, по-твоему, лучше? Старшина или этот Гау?

– Старшина конечно. Он ведь не предатель, если верить словам якута. Хотя с головой у этого старшины, возможно, что-то случилось. Вообще не просто тут судить. Ясно, что старик ему симпатизирует. Но топливо не у него, а у Гау.

– И как нам быть?

– Я думаю, надо завтра со Старшиной этим связаться. Посмотрим что за фрукт. Может получиться у нас сотрудничество.

Николай хотел выразить сомнения на сей счет, но промолчал. Он, воодушевленный невероятным успехом в Екатеринбурге, где им удалось разгромить группировку черновиков, уверовал в то, что их миссия угодна самым высшим и любым мистическим силам, которые покровительствуют ему. А это значило конкретно для Николая, что можно было просто покончить с Гау и забрать его топливо. Однако здравый смысл постепенно вытеснял эту самоуверенность. Две противоборствующие стороны с тысячами людей. И Старшина так и не смог одолеть Гау. Так что может сделать четверка людей? Даже если и один Людоед стоил десятка. Васнецов вздохнул. Все-таки должно быть какое-то решение.

– Вот он, – Варяг указал лыжной палкой в сторону черноты прибрежного леса.

Хищный корпус Ми-24 торчал почти вертикально, раздвинув деревья, в которые он попал и, уткнувшись носом в сугроб. Яхонтов посветил фонариком. Остекление обоих кабин было разбито при ударе. На стеклах были видны следы замерзшей крови. От лопастей винтокрылой машины мало что осталось. Рубя нещадно деревья, а было видно по характерным отметинам, что он влетел в эти заросли с еще вращающимся винтом, лопасти и сами разлетелись на куски. Хвостовая балка была согнута при ударе буквой «Г». Левый двигатель был разворочен и на корпусе виднелись следы огня. Звезды давно были закрашены и вместо них были черные круги с вписанным в них треугольником. Внутри треугольника был изображен глаз.

– Кажись «Иглой» его срезали. И сдается мне, что он тут месяц, от силы два месяца, лежит. – Произнес Варяг, осматривая машину. – Все что можно было тут снять, уже сняли. Тел экипажа тоже не видно. – Он посветил вокруг. – А вот и те следы, про которые Славик говорил. Да. Похоже, тут действительно аэросани были. Наверное, они и забрали отсюда все барахло и летчиков.

Дверь десантного отделения была сорвана при ударе, и они заглянули внутрь. Кабина была пуста и только в углу беспорядочно валялись какие-то листки бумаги. Варяг достал несколько и, убедившись, что они абсолютно идентичные, отбросил лишнее, оставив только один и светя на него фонарем.

* * *

«Жители Новой республики! Воины легиона Старшины! К вам обращаемся мы, избранные великим Гау для эпической миссии созидания и возрождения под знаменами высшей расы сильнейших и лучших из тех, кто достоин, победить в беспощадной борьбе за жизнь на этой планете! Великий и Мудрый Титос Гау уважает Ваше право на жизнь! Он уважает Ваше право на личные свободы! Он уважает Ваше право на жизненное пространство! Мы преданные апостолы Гау, чтим Ваши права, понимая решения Великого и Мудрого! Это говорим Вам мы. Те, кого кровавая клика зарвавшегося выскочки называет Вашими врагами. Мы не враги Вам! Мы Ваши друзья! Мы враги лишь для преступного и кровавого режима Старшины, угнетающего народ Вашей Новой республики. Кровавая клика Старшины боится пасть. Она боится потерять власть. Они вбивают в Ваши умы, будто мы и наш Мудрый Титос Гау хотим вашего порабощения и истребления. Вашей кровью, Вашими страданиями они вымостили фундамент своей власти! И вы послушно идете на смерть, воюя против Ваших братьев – Легионеров Гау, которые несут Вам освобождение от старшинского ига. Которые несут Вам сытость и достаток! Которые дадут Вам культуру и цивилизацию. Вы воюете против тех, кто идет к Вам, чтобы протянуть руку помощи!

Банда мутантов и античеловеков одурманила Ваш разум образом врага! Какие перспективы Вам светят под пятой кровавого людоеда Старшины? Пожизненное рабство замаскированное под порочной идеей всеобщего равенства и нормами трудовой повинности? Или обретение свободы под знаменами зарождающиеся Империи Гау? Не мы Ваши враги! Ваши враги те, кто правят Вами безраздельно! Ваши враги – старшинисты, преданные тирану бандиты и кровопийцы! Мы принесем Вам свободу! Но Вы должны желать эту свободу себе! Если Вы люди, а не античеловеки и не мутанты, то вы должны желать себе лучшей доли! Помогите нам и мы поможем Вам! Если Вы считаете, что Вы не в силах свергнуть кровавый режим Старшины, то просто перейдите на другой берег реки и дойдите до первого попавшегося поста или патруля славных Легионеров Гау! Идите с этой листовкой! Эта листовка пропуск в лучший мир! Эта листовка, Ваш билет к свободе!

ВИВА ГАУ!!!»

Под текстом листовки красовалась печать в виде все того же черного круга с треугольником и глазом.

* * *

Варяг закончил читать и усмехнулся.

– Типичная агитка.

– Наверное, – Николай задумался. – А может все-таки мы решили не на тех ставить? Может Гау лучше Старшины?

Яхонтов взглянул на Васнецова.

– Ты слышал рассказ старика? Гау лучше? Они изменники и этим уже многое сказано, если не все…

– Старик не беспристрастный свидетель. Гау убили его сына. А какая в том была истинная причина, мы ведь не знаем. Возможно, в старике говорила не объективность, а слепая ненависть к Гау?

Яхонтов покачал головой и взмахнул перед лицом Николая листовкой.

– Вот-вот, Коля. Вот на это и рассчитана данная бумажка. И как видно по твоей реакции, она работает. Ты уже засомневался и поверил написанному.

– Но это я. Человек не имеющий никакого понятия ни о Старшине, ни о Гау ни об их укладе и прочем. А как насчет тех на кого она рассчитана? Ведь это непростительная роскошь, изводить хорошую бумагу на листовки, а затем подряжать на их распространение целый вертолет и тратить топливо, рискуя при этом и машиной и людьми, способными вертолетом управлять. Значит, есть почва под этими словами. Значит не пустой это треп, рассчитанный на идиотов.

Теперь задумался Варяг. Он, молча, глядел в эту листовку, затем скомкал ее и отшвырнул в сторону.

– Нельзя недооценивать силу и значимость информационной войны и пропаганды. Ты не знаешь что это за сила. Уже давно нет телевидения и газет, интернета и кинематографа. Но эти, безобидные на первый взгляд, вещи, выворачивали мир наизнанку. Крошили государства на куски, заставляя единый некогда народ делиться на части, и идти друг на друга войной. Я помню, как это работало. Я помню, как формировалось общественное мнение. Нет, это не простое расточительство. Тот, кто не боится тратить силы и ресурсы на пропаганду и агитацию, получает мощный козырь. Пропаганда это тоже оружие массового поражения. Даже если они будут нести объекту своих усилий по промыванию мозгов совершенную чепуху, не имеющую ничего общего с действительностью, они имеют много шансов добиться успеха. Ведь так устроен человеческий разум. Даже гордого и сильного человека, принадлежащего к великому народу с великой и славной историей, можно убедить, что вся его история сплошной мрак и рабство под пятой бесчисленно сменяющих друг друга тираний. Его можно убедить, что он сам никчемное быдло, из числа множества никудышных представителей народа, который на самом деле ни на что не способен кроме беспробудного пьянства. В такой борьбе нельзя экономить на материальных ресурсах, которые можно бросить на оболванивание и одурачивание людей! Ведь сознание людей способны к изменению. Силой одной только пропаганды можно посеять в обществе хаос и незаметно подменить ценности людей на фальшивые и заставить их в эти фальшивые ценности верить. Так можно сломить любой народ. Любую нацию. Даже самую непокорную. И тогда последствия будут чудовищны. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в ненужную химеру. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов – все это способна породить пропаганда. И вот с таких бумажек она и начинается. Нет, Коля, эта бумажка еще больше меня убедила в том, что ставить надо именно на Старшину. Потому что я помню прошлое. Я помню нашу историю, Николай.

– А что если ты ошибаешься?

– У нас не так много времени, чтобы изучать местный колорит, Коля.

– Так мы можем сэкономить это время, обратившись напрямую к Титосу Гау.

Яхонтов покачал головой.

– Если я не ошибаюсь, то слово Титос означает какое-то звание в иерархии масонов.

– А кто такие масоны? – пожал плечами Васнецов.

Варяг ответил не сразу. Он подыскивал наиболее оптимальный ответ. Короткий и емкий одновременно.

– Масоны это те, – произнес он, наконец. – Многие из которых занесены в черные списки артели ассасинов, мне так думается. То есть объекты подлежащие уничтожению. Те, кого должны убивать Людоед и твой отец, между прочим.

– Но ты ведь и в этом не уверен. Так?

– А в чем ты уверен? – Варяг ухмыльнулся.

Ответа не последовало. Николай понял, что тут ему возразить нечего. В голове снова сумбур мыслей, сквозь которые пробивалась какая-то непонятная тревога. Попытки докопаться до причины этой тревоги никаких результатов не давали, что только усиливало хаотичное движение мыслей.

– Вот то-то же, – кивнул Яхонтов. – Ладно. Пошли обратно.

Они снова двинулись по реке, идя по собственному следу, оставленному на белом снегу. Васнецов продолжал думать о том, что вызывает это тревожное чувство и ему отчего-то захотелось быстрее пересечь эту замерзшую реку и оказаться на другом берегу. Он почему-то думал, что тогда его тревога если не исчезнет, то станет много меньше. Странно. Его ведь никогда не беспокоила родная река Ока, на берегу которой он всегда жил. Никогда до того момента, как не случилось то землетрясение, во время которого он и Вячеслав едва успели убраться с сокрушаемого стихией льда, спасая при этом старика эколога. Наверное, тогда в душе зародился страх перед замерзшим водоемом, где под слоем льда ждут своего часа холодные воды. Такое объяснение Николай нашел убедительным и рациональным, и стало даже немного спокойней.

Режим

В общем-то, можно было понять, отчего старик вежливо и деликатно, но все-таки отказался выступить в роли проводника и указать путникам дорогу до так называемой Новой республики. До дамбы, где был резкий перепад уровня реки, от самолета было где-то километров двадцать пять. И уже от этих водных ворот нужно было проехать еще километров шесть. Конечно, ему не составило бы особого труда сесть в луноход и ехать с ними, указывая дорогу. Но обратный путь на лыжах для пожилого человека стал бы весьма затруднительным. На рассвете Якут просто набросал обломком сухой ветки на снегу примерную схему и направление движения. И вот теперь, когда луноход достиг Улах-ан, Людоед попросил Варяга остановить машину. Он вышел из вездехода и встал на высоком отвесном и заснеженном берегу. Дамбу достроить не успели. Потом резко наступили холода, которые с тех пор не прекращались. Характерные ледяные наплывы, каскадом образующие почти вертикальную стену в десять пятнадцать метров высотой наглядно говорили о том, как быстро ледяной холод стал диктовать свои условия реке. Это был словно застывший водопад, у края которого теперь стоял и курил Илья Крест, задумчиво разглядывая лед.

– Н-да, Варяг, начни ты посадку позже и дальше того места, шваркнулись бы отсюда как миленькие. – Задумчиво пробормотал он вышедшему из лунохода Яхонтову.

– Повезло, – пожал плечами Варяг. – Да тут километров двадцать пять. Еще и взлететь, пять раз хватит.

– Ну да, – кивнул Людоед. Он был чем-то явно озабочен. И судя по всему, не тем что они могли немного промахнуться и при посадке упасть с этого перепада уровня реки.

– Ну что. Поехали, может уже? – спросил Яхонтов.

Крест лишь кивнул. Он хотел уже щелчком пальцев отправить окурок на замерзшую реку, но отчего-то передумал. Ударом подошвы сапога он сделал лунку в снегу и, аккуратно положив туда докуренную сигарету, еще одним движением ноги зарыл ее.

– Поехали.

Дальше берег реки был совсем пологим. Река стала заметно уже. Хорошо виднелись близко подступающие к кромке деревья раскинувшегося с той стороны леса. Через пару километров берег стал снова подниматься. Постепенно и почти незаметно. На снегу виднелись следы. Кто-то проходил на лыжах. Вот следы снегохода. Оленья упряжка. Собачья упряжка. Гусеничный транспорт. На возвышенности дорогу пересекали столбы с дистанцией примерно в тридцать метров. Они тянулись от берега до густого леса, начинавшегося в паре сотен метров слева. На каждом пятом столбе большой деревянный щит. Луноход остановился у ближайшего щита. На нем был изображен прямоугольник, закрашенный черной краской. По диагоналям прямоугольника были из угла в угол изображены белой краской перекрещенные мечи. Это чем-то напоминало Андреевский флаг. Ниже флага надпись:

«Карантинная зона. Новая республика. Остановись и жди пограничников. По нарушителям границы огонь открываем без предупреждения».

Ниже кто-то кривыми буквами дописал:

«Не приходи с пустыми руками. Принеси голову Гау».

Людоед снова вышел из машины, не смотря на возражения Варяга и Николая. Он встал у столба и стал осматривать горизонт. Васнецов присоединился к нему.

Столбы находились на возвышенности, которая дальше шла практически прямой заснеженной равниной. Вдали виднелись деревья, вплотную подступающие к реке. Никаких признаков жизни видно не было, пока сразу в нескольких местах что-то не вынырнуло из снега. Николай отчего-то вспомнил снежного червя, убившего капитана Гуслякова. Он вскинул автомат, но Людоед резким движением руки, заставил его опустить оружие.

– Автоматы в снег! Руки в гору, живо! – закричали вооруженные люди в белых маскхалатах, вынырнувшие из сугробов с разных сторон. Стало теперь очевидно, что в снегу вдоль так называемой границы Новой республики были оборудованы секреты для передовых пограничных дозоров. И скорее всего эти секреты соединялись между собой прорытыми в толще снега ходами. Видимо, эти люди заметили луноход еще, когда он двигался от дамбы, спускаясь в низину. И понятно, что они притаились, ожидая незваных гостей.

– Блаженный, брось автомат и без фокусов, – пробормотал Людоед.

– Но почему, Илья? – возмутился Васнецов.

– Мы не воевать с ними пришли. Выполняй.

Николай бросил оружие и поднял руки. Но в душе его была обида и протест. Он не ожидал от Людоеда такой податливости вооруженным незнакомцам. Они ведь прошли такие баталии, но почему он тут спасовал? Хотя… спасовал ли он? В памяти всплыл эпизод в гадомнике. Обители мародеров ненавидящих Москву. Тогда он еще не знал Людоеда. И так же он не понимал, почему Варяг велел ему и Славику сдать оружие пьяным бандитам. Но спустя лишь минуту Варяг покончил с ними, усыпив их бдительность своей покорностью. Может в этом случае Людоед тоже задумал какой-то хитрый ход?

– На колени! На колени быстро! Эй! Выйти из машины! Живо! Живо!!! – продолжали наперебой кричать пограничники Новой республики.

Воспоминания о гадомнике и мародерах заставили Николая прикрыть глаза. Он опустился на колени, и весь этот ор вооруженных людей сейчас растворился в холоде и его мыслях о девушке Ране, которую он в этом гадомнике убил. Первая человеческая жизнь, которую он оборвал. Как же давно она не приходила к нему в его снах… Васнецов вздохнул и взглянул на Людоеда. Илья и тут держался с достоинством. Он не встал на колени, а приклонил лишь одно. И руки он вытянул не вверх, а скорее выражал некоторое недоумение враждебной встречей, разведя приподнятые руки в стороны.

– Ребята, успокойтесь! Мы не враги! Нам с вашим Старшиной поговорить надо, это очень важно! – как можно громче сказал, но все же не прокричал, Крест.

Некоторые пограничники засмеялись.

– Чего? Вы слыхали братва?! Он говорит, ему Старшина нужен! А-ха-ха-ха!!! Эти титорасы вообще оборзели в своей тупости!

Людоед нахмурился.

– У нас важная информация для вашего лидера! – сказал он более жестким тоном.

– Да ты скорее с всевышним встретишься, чем с нашим Старшиной, титорас вонючий!

– Слушай, вот ты, – Илья кивнул на ближайшего бойца в светло-желтом тулупе и белой меховой шапке. – Мы не здешние и ваших тонкостей не знаем. Так что не надо нас этим словом называть с таким видом, будто нам все понятно.

– Заткнись, Гау вонючий! Не здешние они видите ли. Конечно вы не здешние, мать вашу! Вы с той стороны! Больше никто и нигде не выжил! Последние беженцы десять лет назад были! Так что не надо нам тут порожняки гнать! И каждая скотина Гау знает, как мы вас называем! Вы же, мать вашу, высшая раса и поклоняетесь этому упырю Титосу! Вот вы все и есть титорасы! Понял, гнида?!

– Я же говорил, что надо было идти к этому Гау, – еле слышно вздохнул Николай…

Со стороны рощи, что подступала к реке совсем близко, мчалась странного вида машина. Это был небольшой автобус, чьи окна заварили листовым железом, оставив узкие щели. Колеса давно были демонтированы и вместо них были широко расставленные лыжи. Еще одна лыжа, короткая и широкая, выступала перед корпусом и видимо служила для руления машины. Движущей силой являлся большой толкающий винт, вращающийся позади корпуса машины. Это были аэросани. Но явно не те, что оставили след на реке возле места посадки самолета. Ведь там было две колеи. Эта же машина оставляла тройной след из-за подруливающей лыжи. На белом корпусе снова черный прямоугольник с перекрещенными мечами. Уже с выключенным мотором машина скользила по инерции какое-то время и не успела она остановиться, как из нее высыпал десяток вооруженных людей. Какой-то системы и унификации в их одежде не было. Все были одеты тепло и явно в то, что имел каждый из них. Однако одеяние не было неряшливым или обветшалым. За одеждой они следили. Единственное, что их всех объединяло, так это нарисованные или вышитые на всю спину перекрещенные мечи. Вместо знаков различия красные повязки на левом рукаве у каждого. На повязках были либо желтые звезды в разном количестве, либо снова мечи крест-накрест, либо щит и меч.

– Так! – командным голосом воскликнул тот, что был с изображением щита и меча на повязке. – Этих в вертокат! Держать по отдельности! Разговаривать не давать! Глаза завязать! Одного из их трактора тоже туда! Водителю ствол под ребра и тоже глаза завязать! Пусть ведет к отделу по командам! Стас, будешь его поводырем! Трое в ту машину! Быстрее!

* * *

Трудно было понять, как далеко их завезли. Гул мотора и толкающего аэросани винта свербил разум. Плотная материя не давала видеть, что происходит. Потом гул стих и его куда-то повели. Сначала под ногами хрустел снег, и было холодно. Потом ступеньки вниз. Все равно холодно, хоть и меньше. Скрип досок, лязганье стальных дверей. Затхлая вонь сырости и плесени. Снова скрип досок. Потом хлопки его собственных шагов и еще нескольких пар ног, глухим эхом уносящиеся вперед. Где-то вдалеке снова лязгали стальные двери. Голоса в отдалении. Судя по звукам, это была сеть узких и длинных коридоров с каменными стенами. Чья-то рука дернула за плечо, заставив остановится.

– Как оформим? – послышался хриплый недовольный голос.

– Диверсанты Гау, – другой голос прямо над ухом.

– Мы не диверсанты Гау! – протестующе воскликнул Николай.

– Молчать! – удар в живот, не сильный, но, тем не менее, болезненный из-за своей неожиданности. – Лицом к стене!

– Я же не вижу где стена, – простонал Васнецов. Почему не слышно его товарищей? Они рядом или нет?

– Не разговаривать! – снова раздраженный голос и кто-то его толкнул. Васнецов уткнулся лицом в холодную, сырую шершавую стену.

Зазвенела связка ключей. Скрипнул замок и, снова лязгнула тяжелая металлическая дверь. Его затолкали в какое-то тесное помещение и дверь захлопнулась. Скрип закрывающегося замка и удаляющиеся шаги. Николай осторожно снял повязку, но ничего не увидел. Даже попытки мобилизовать свои морлочии способности различать в темноте некоторые детали ни к чему не привели. Лишь ощупав руками, пространство вокруг он понял, что находится в крохотном помещении, которое даже помещением назвать было трудно. Что-то сырое и тесное. Метр на метр. Так почему не включается это зрение, которое помогло ему в Аркаиме, при встрече с молохитами?

Снаружи послышались шаги. Снова где-то хлопнула дверь. Неразборчивый разговор двух мужчин. Чей-то кашель. Может просто, потому что нет тут никаких морлоков или молохитов? Нет здесь люпусов и крыс. Нет чудовищных снежных червей. Здесь всюду люди. Именно человека боится человек больше всего. Вот она, разгадка. Они суровы. Они не проявляли жестокости, как вандалы или черновики. Они вели себя как профессионалы. Ведя в эту камеру, они не оскорбляли. Лишь окрикивали, когда это требовалось. Повязки. Лицом к стене. Они просто делали рутинную каждодневную работу, и в этой работе Николай не был личностью. Он был рабочим материалом, подобных которому прошло по этому коридору множество. Люди здесь были пугающе сосредоточенны. Николай вдруг понял, что, только имея дело с людьми можно проиграть. Сколько он видел люпусов или морлоков? Они где-то там далеко. На крохотном уголке континента, что когда-то звали Европой. Морлоки так вообще лишь в московском метро. Снежный червь? Встретился лишь единожды. Молохиты? Ютятся в Нижнем Аркаиме и скорее всего, обречены на вымирание из-за соседства с рейдерами. Легионы чумных крыс? Ганина Яма и Екатеринбург. Да и там люди нашли способ бороться с ними. Нет. Это все не страшно. Люди… Людей они видели и встречали всюду. Амазонки, терминаторы, людоеды олигарха, Вавилон и вандалы, рейдеры, черновики, разрозненные общины Екатеринбурга и наконец, Легион Гау и Республика старшины. Никто так не опасен как человек. Много ли он встречал животных? А вот людей массу. Человечество не уничтожено в ядерном апокалипсисе. Нет. Оно живет и продолжает войну. Вот он, секрет его страха. Даже одичавшие гадомцы-мародеры и беспринципные черновики не так страшны. Ими двигали какие-то недалекие мотивы. Страшнее те, кто наделен разумом и интеллектом. Кто уничтожает не со злобы, а потому, что считает это своим долгом и работой. Он стал явственно ощущать страх перед теми, кто его так обыденно запер здесь. Может страх человека перед человеком и не давал мобилизовать свои приобретенные возможности? Ведь он ощущал, что тут не просто люди, а сильные люди. Убежденные в своих идеалах и преданные своему делу. Может это и хорошо, что они такие, но только не в том случае, когда они без колебаний и сомнений объявили его, Николая, и его товарищей своими злейшими врагами. Что будет дальше? Проходило время в этом тесном мраке, а вопрос этот пульсировал в голове.

А дальше снова послышались шаги. Они приближались. Загремел замок двери, и она распахнулась, ослепив скудным светом коридора. Но за последний час или точнее гораздо больше уже, с повязкой на глазах он отвык от света и ярким стал даже полумрак.

– Кто разрешил снять повязку! – громко и угрожающе произнес тот, кто открыл дверь. Он схватил Васнецова и стал снова надевать ему на глаза плотную черную материю…

* * *

Это было достаточно большое помещение. Серые бетонные стены и низкий потолок с темными разводами сырости. Лампа дневного света над столом и узкое окно слева под потолком, откуда пробивался и свет улицы. Значит это не подземелье. Пол тоже был каменным. Все это Николай разглядел, когда среднего роста сорокалетний человек в военной форме без погон и с лицом мясника сорвал с него повязку. Васнецов сидел на стуле и его руки за спинкой сковывали наручники. Лысеющий мужчина с лицом мясника уселся за большой деревянный стол и пристально посмотрел на Николая.

– Ну, – спокойно произнес мясник.

Васнецов взглянул на пожелтевший плакат нарисованный тушью, за его спиной.

«Не болтай лишнего. Гау не дремлет. Болтун, находка для шпиона». Эта надпись красовалась над изображением бравого бойца в расстегнутой гимнастерке, который судя по позе и выражению лица, о чем-то хвастливо рассказывал полуголой девице, соблазнительно лежащей на кушетке и внимательно его слушающей. Рядом с плакатом висел деревянный стенд со стальными крючками, на которых были развешаны сверкающие чистотой острой стали хирургические инструменты, чей вид заставлял страх делать режущие движения по нервам.

– Что ну, – тихо ответил Николай.

– Говорить будем? – выражение лица мясника не менялось.

– А я молчать и не пытался. Но мне ваши запретили разговаривать. – Он попытался пожать плечами, но запястья заболели.

– Здесь такого запрета не будет. – Человек в мундире покачал головой. – Здесь надо говорить. Говорить много и предельно подробно. – Он встал со своего стула. – И, главное, честно.

– Так что я должен говорить?

– Правду.

– Это я понял… но…

– Ты со мной играть вздумал?! – заорал вдруг мясник и сделал шаг в сторону Николая.

Васнецов вздрогнул.

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите…

– Значит, не хотим по-хорошему да? – человек снова стал говорить спокойно. – Хотим тратить мое время и нервы? Да? Только подумай хорошенько, что пока ты будешь тратить мое время, у тебя будет очень быстро тратиться твое здоровье. – Он медленно повернул голову и кивнул на развешенные, на стене хирургические инструменты. – Так что потери будут неравноценные. Оно тебе надо?

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите, – нервно проговорил Васнецов. Сейчас он с удовольствием оказался бы один на один с морлоками или ворошил бы гнездо молохитов. Но здесь он чувствовал себя совершенно подавленным. Ведь тут он имеет дело с человеком.

– А что с тобой будет, понимаешь? Мы ведь тут свой хлеб не зря едим. Грош нам цена, если бы мы думали что все Гау идиоты и охотно верили бы в их тупизну, глядя на то как они искусно включают дурака. Гау не идиоты. Они умны. Они хитры. Иначе, будь они дураками, кем бы мы были в таком случае, если до сих пор не покончили с этими мразями?

– Вы считаете, что мы Гау? – Николай уставился на мясника.

Человек снова уселся за стол и засмеялся.

– Я не думаю что вы Гау. Я это знаю.

– Но ведь это не так! – воскликнул Николай.

– Вот упрямый какой, – вздохнул мясник. Он выдвинул ящик своего стола и извлек оттуда черный берет, у которого вместо кокарды красовался значок радиоактивности.

У Васнецова похолодела спина. Это был, берет Людоеда. Что с ним?

Тем временем человек извлек из берета то самое метательное лезвие.

– Это ведь твоего дружка по фамилии Крест. Верно? – спросил допрашивающий.

– Ну… – нехотя проговорил Васнецов.

– Вот видишь. Говорить правду совсем не трудно. – Мясник улыбнулся, но его улыбка была еще более неприятна, чем его крики. – Так вот этот твой друг оказался более сговорчивым. Он признался, что вы диверсанты Гау.

– Но… Но этого не может быть. Вы лжете. Не мог он этого сказать, потому что мы не Гау. Мы вообще из Калужской области.

Мясник снова засмеялся.

– Послушай, парень, ну зачем упираться? Понимаю, молод… Сколько тебе, кстати?

– Двадцать три…

– Ага. Двадцать три. Понимаю. Когда случилась ядерная война, тебе всего три года отроду было. Ты и не помнишь ничего. И Гау тебя в оборот взяли несмышленого. Потому ты и упрямишься больше твоих товарищей. Они-то понимают, что этот ваш Титос, тварь и тиран. Они понимают, что выступили на стороне вселенского зла. А вот ты упрямишься. Тебе сызмальства внушили ложные идеалы. Но ведь ты не глупый парень. У вас же там, в диверсионной школе все знают, что если попал к нам, в «Отдел профилактики и безопасности», то никуда от нас уже не денешься. А тебе еще жить да жить. Мы понимаем, что ты молод был и одурманили тебя, сволочи эти. Но у нас ведь справедливое общество. Мы тебе шанс дадим. Человеком станешь. Перекуешься. Будешь гражданином Новой республики. Только дурака валять перестань.

– Человеком стану? А я и есть человек. И не какой я ни Гау. И врете вы все про моих товарищей!

Мясник достал из стола стеклянный графин с водой и граненый стакан. Неторопливо налил себе воды и стал медленно пить. Затем уставился на небольшое окно под потолком помещения. Вздохнул. Налил еще один стакан, подумал о чем-то и резко выплеснул его в лицо Николаю. В тот же миг он нанес рукой сильную пощечину по увлажнившемуся лицу.

– Шутки кончились, титорас! Отвечай! Ваша миссия! Координаты второй группы! Вы ведь отвлекали внимание пограничников! Где вторая группа! Цели! Имена! Координаты! Не молчи скотина! – орал он и снова и снова раздавал жгучие пощечины. – Я же тебе сейчас скальпель под ногти вгонять буду, тварь!

Он нанес еще один удар. Стул опрокинулся вместе с Николаем. Заболело плечо. Васнецов зажмурился и ощутил удар ногой в живот. Было больно. Но еще больше было обидно. Обидно за весь пройденный путь. За гибель космонавтов. За тех конфедератов, что так самоотверженно их защищали. Было обидно, что он не повернул обратно в Москву, заняв себя и последние дни или месяцы этого мира поиском отца и дяди, чтобы встретить истинный финал рядом с ними. Было обидно что Илье пришлось покинуть Нордику… Ради чего все это? Чтобы вот так попасть в какие-то застенки к мяснику и сгинуть тут, обрекая на гибель и все живое на планете?

– Лучше убей меня, сволочь, – прохрипел Николай. – Убей меня сразу. И вы все подпишите себе смертный приговор. Никто уже вас не спасет. Всем придет конец. И тебе, морда, и старшине вашему, и этим Гау, и рейдерам, и старику охотнику, и Лере с ее Иваном, и инвалиду, сыну Ветра. Вам всем конец. Я не желаю вас спасать. Убей меня. Я вас приговорил…

Мясник присел рядом и стал приговаривать:

– Вот так. Вот хорошо. Ты говори сынок. Говори не останавливайся. Давай-давай. Говори сынок…

– Сынок? – простонал Васнецов, – ты мне не отец, морда. Я сын офицера ВДВ.

Мясник снова нанес удар и тут позади, у только что скрипнувшей двери раздался громкий и строгий возглас:

– Что здесь происходит, черт подери!

Мясник резко развернулся и вытянулся по стойке смирно.

– Товарищ комиссар-наблюдатель, – пробормотал он растерянно. – Я…

– Вы я вижу, совсем потеряли всякий страх и чувство меры, гражданин следователь!

– Нет, но я…

– Немедленно поднимите задержанного!

Мясник бросился выполнять команду. Тем временем вошедший человек в темно-синем мундире с перекрещенными мечами на обшлагах тужурки продолжал строго отчитывать следователя.

– Что за титорастские методы вы тут практикуете! Или декларация Старшины о гуманном отношении с заключенными для вас пустой звук?! А ведь этот юноша даже не заключенный! Он задержанный до выяснения! Что вы тут устроили!

Следователь поднял уже Васнецова и снова стоял по стойке смирно, нервно теребя руками полы своего длинного кителя.

– Товарищ комиссар-наблюдатель, – пробормотал он. – Но ведь его подельники уже признались. И он уже начал говорить. Это диверсанты Гау.

– Да я вижу, откуда берутся такие признания! Я не сомневаюсь, что побудь этот юноша с вами наедине еще пять минут, и он признался бы, что убил Кеннеди и поджег рейхстаг!

– При всем уважении, товарищ комиссар-наблюдатель, но я…

– Но вы сейчас заткнетесь, и выйдите вон из кабинета! Немедленно!

Мясник поморщился и стремительно направился на выход.

– Стоять! – скомандовал ему вошедший в темно-синем мундире, когда они поравнялись. – Ключ от наручников. Ну! – он требовательно выставил перед следователем руку.

Мясник нервно порылся в карманах и, протягивая ключ, пробормотал:

– Я бы не рекомендовал вам…

– Я в ваших рекомендациях не нуждаюсь! – рявкнул комиссар, забирая ключ. – А теперь вон!

Следователь выскочил из своего кабинета и захлопнул за собой дверь.

Комиссар хмурился и качал головой, освобождая Николая от наручников.

– Я прошу прощение за излишнее рвение нашего сотрудника, – проговорил он спокойным голосом и отошел.

Васнецов принялся растирать запястья. Такой оборот событий вызвал в нем бурю эмоций, которые он еле пытался сдержать. Он уже почти смирился с тем, что их здесь по ложному подозрению уничтожат. Но вот появился этот спаситель в синем мундире, переделанным под нужды местных спецслужб из формы сотрудника МЧС.

– Как вас зовут? – спросил комиссар присев на край стола.

Васнецов взглянул на него. Он был высок и подтянут. Заметно старше следователя мясника. Лицо, гладко выбритое и открытое, располагающее к откровенной беседе.

– Николай, – буркнул Васнецов.

– Тезка значит, – комиссар улыбнулся. – Я тоже Николай. Николай Андреевич. Старший комиссар-наблюдатель главного политического управления наблюдения и профилактики.

– Я бы сказал, что очень приятно, но это нихрена не так, – продолжал ворчать Васнецов, глядя на него исподлобья.

– Понимаю. От общения с офицерами Отдела профилактики и безопасности вообще мало приятных впечатлений. Но я право не думал, что некоторые сотрудники оного ведут себя подобным недостойным образом. Хотя, наверное, у вас там создают именно такое представление о наших органах безопасности.

– У нас? – Николай удивился. – Это где это, у нас?

– В легионе.

– Какой к чертям легион… – Васнецов вдруг запнулся и понял суть происходящего. Это вызвало в нем непреодолимое желание расхохотаться, что он и сделал. – Черт бы вас побрал! – воскликнул он хохоча. – Черт бы вас всех побрал!

– Отчего вы смеетесь? – комиссар пожал плечами.

– Зачем вы цирк это разыгрываете? Да я молод! Да я вырос уже на пепелище мира! Но я не идиот! Я книжки читал и знаю этот прием, ясно вам?! Злой следователь, добрый следователь… Херня все это! Мы не Гау! И бросьте ваши потуги бесперспективные! Мы прилетели вчера из Екатеринбурга! На самолете прилетели! На СА-МО-ЛЕ-ТЕ! Ты когда последний раз видел самолет, дядя?! Я сын русского офицера! Среди нас еще два офицера! Моряк и летчик! Настоящие офицеры, которые до сих пор о присяге не забыли! И брат мой названный, которого мои родители приютили, когда все гаркнулось! Так какого хрена вы клеймите нас какими-то Гау?!

Николай сорвался на крик и готов был броситься на этого человека. Однако комиссар сохранял спокойствие и внешне ни как не реагировал на этот эмоциональный взрыв.

– Следователь уверяет, что ваши товарищи сознались в принадлежности к легиону Гау. Как вы это прокомментируете?

– Ваш следователь козел! Это ложь наглая! Вы меня не сломали, а Варяга и Илью вообще никому не сломить! Они воины! Они не могли оговорить себя! Это брехня все!

– Ну ладно. А с какой целью вы прилетели?

– А вот подите вы к черту, товарищ тезка. Мы об этом скажем только вашему Старшине. Нам нужна помощь. Потому что мы взяли на себя ответственность за выживание всех выживших на земле. Вы себе не представляете, какая угроза над всеми нависла!

Комиссар улыбнулся и покачал головой.

– Ладно. Я доложу о вашей просьбе товарищу Старшине, – он улыбнулся и, повернув голову в сторону двери, крикнул: – Конвой!

В кабинет вошел вооруженный вояка, которого в темноте запросто можно было бы принять за молохита. Огромного роста с плечами, которые, наверное, были созданы, чтоб на них таскать гаубицу. Шея едва ли не шире круглой головы с покатым лбом.

– Слушаю, товарищ комиссар, – произнес он неестественным для своей внешности мягким голосом.

– Задержанного в коридор. Ждать меня. А пока пригласите сюда следователя Ежова.

– Есть, – конвойный кивнул. – Задержанный встать!

Николай поднялся.

– Руки за спину, смотреть в пол! На выход!

Васнецов повиновался. Он вышел в коридор. Там стояло еще несколько бойцов. Николай видел только ноги.

– Лицом к стене! – крикнул другой вояка.

Николай выполнил и краем глаза заметил, что лицом к стене стоят еще три человека. Он повернул голову. Это были его товарищи. Варяг, Людоед и Славик.

– Мужики, вы как? – тихо спросил он, обрадовавшись. – Мне сказали что вы…

– Не разговаривать! – заорал кто-то прямо над ухом и ткнул его автоматом в спину. – Головой упереться в стену и смотреть на свои ноги!

* * *

Мясник-следователь Ежов вошел в свой кабинет.

– Ну что? – спросил он у комиссара.

– Он не глупый, как и его друзья, – пожал плечами комиссар. – Правда, излишне эмоциональный. Разговорить его легко. Только для этого надо быть не костоломом, а психологом.

Ежов тихо хохотнул.

– Да ладно тебе, Андреич.

– Плесни-ка мне воды, – Николай Андреевич перебил следователя и кивнул на графин. Ежов налил стакан и протянул комиссару.

– Холодная зараза, – поморщился тот, отпив, и стал растирать горло. – Гланды болят неделю уже.

– Лечиться тебе надо, Андреич.

– Посмотрим…

– Ну, так что он рассказал тебе?

– Про самолет раскололся практически сразу. Я же говорю, подход нужен грамотный. Значит, не почудился пограничному дозору вчера летящий самолет. Очень интересно.

– Даже так, – хмыкнул следователь. – И куда их сейчас?

– Пока в карантин нашего управления.

– Ну ладно. А с чего вашему управлению этим делом заниматься? Это ведь наш хлеб. У вас задачи другие. Тут же рядовой случай, если не считать, конечно, самолет.

– Другие, – комиссар кивнул. – Только Старшина это дело на личный контроль взял.

– Сам Старшина? Это почему? – Ежов удивился.

– Во-первых, самолет. Событие из ряда вон. Во-вторых, очень интересная у них машина. Ну и в третьих груз. То, что гвардейцы при досмотре там обнаружили и сразу доложили напрямую старшине, минуя инстанции. Вот он и заинтересовался, что это за люди.

– Да титорасы это! Ежу понятно! – усмехнулся следователь.

– Ежу говоришь понятно? – комиссар посмотрел на Ежова с каким-то пренебрежением. – Но если ты забыл, я тебе напомню, что Старшина не еж. И я, представь себе, тоже. Мы люди.

Следователь нервно кашлянул.

– Андреич, я не то имел ввиду…

– Подумай сам. У Титоса есть великолепные диверсанты из числа легионеров. И есть тысяча способов проникнуть скрытно на территорию Новой республики и приблизиться к нашему городу очень близко. Диверсанты Гау могли такое сделать. Другое дело, что бы это им дало? Группа должна быть маленькой для пущей скрытности, но малая группа не в состоянии произвести сколь-нибудь значимую акцию у нас. Если только у них нет чего-то особенного. Эти четверо могли нас уничтожить всех одним ударом. Однако они этого не сделали, а перли открыто, да еще и остановились на границе и не оказывали никакого сопротивления. Почему? Ответ очевиден. Они не Гау. Они издалека и о местных делах вообще понятия не имеют.

– Погоди, Андреич. А чем они нас могли?

– У них в машине ядерная бомба.

Ежов раскрыл рот и выпучил глаза.

– Что?…

– Ты не ослышался. Диверсионный ядерный заряд. Они могли пустить его в ход, скрытно подобравшись к городу. Но они этого не сделали. А ты знаешь Гау. На них не похоже.

– Нет, погоди, атомная бомба?!

– Слушай, дружище, не трепись об этом. – Комиссар, наконец, поставил стакан на стол. – Стульчик под тобой итак очень шаткий.

– То есть?

Николай Андреевич направился к выходу и, обернувшись у двери, произнес:

– Если я еще раз узнаю, что ты пытаешь задержанных, я заведу на тебя дело. А ты знаешь, как относятся в политуправлении к нарушителям старшинистической морали.

– Андреич, ты чего! – воскликнул Ежов. – Мы же не первый год знаем друг друга!

– Вот именно. И поэтому ты должен хорошо понимать, что я не шучу. Будь здоров.

И комиссар-наблюдатель вышел из кабинета.