I оборотень 6 страница

Она опустила глаза.

— Понимаю, понимаю… Но даже если и существуют безумцы, творящие зло… это же не значит, что все должны вернуться на тысячу лет назад и снова начать верить в нечистую силу и демонические проклятья.

— Но вы сами видели…

— Да. видела, Бласко, видела, но я не знаю, что это было. — Она улыбнулась. — Да будет вам, неужели вы действительно верите в сверхъестественные существа? Па самом деле? И вы даже не допускаете мысли, что есть разумное научное объяснение..?

— Дойна, — со вздохом прервал ее Бласко, — Янош не изменился и не состарился за все то время, что я его знаю. А я знаю его уже сорок пять лет.

— Сорок пять лет! — воскликнула она. — Но это невозможно! Ему не больше двадцати пяти.

— Я не знаю, сколько ему лет, донна. Пятьдесят, сто… Не знаю. Только за сорок пять лет он совсем не состарился, — и все эти сорок пять лет я был его сторожем.

Она изумленно посмотрела на него:

— Сторожем? Так вот почему он ничего не сделал вам тогда, когда растерзал тех «кнутов», чьи останки сейчас лежат в морозильной камере? И потом, когда он отсюда вырвался, он ведь тоже не сделал попытки найти вас или напасть. Это потому, что вы… вы «сторожили» его все эти годы?

— Нет, нет, совсем не поэтому, — сказал Бласко. — Когда им овладевает оборотень, он не ведает о своем втором естестве. У него не остается ничего человеческого ни разумения, ни воспоминаний.

— Но тогда почему?..

— Трава «волчий сон», донна. Такое растение, которое может сдержать его. Сорок пять лет в каждую ночь полнолуния я связывал Яноша цепями, в цепи вплетал веточки этого растения. Когда на него находил зверь, растение ослабляло его силы настолько, что он не мог высвободиться из цепей.

— И у вас было это растение?

— Да. В ту ночь — было, но я не успел как следует обвязать его цепями. Трава спасла меня, а вот вплести цветы в цепи я не успел. — Старик на мгновение умолк, затем продолжил:

— Был еще один случай, года два назад по-моему… Я болел, очень сильно болел, думал умру. Я так ослаб, меня мучила лихорадка и просто не было сил следить за Яношем. Тогда он дал мне эти цветы, чтобы уберечь, а сам ушел подальше от табора. Все боялись подходить к нему в ночь превращения, и он сам попытался себя связать. Но у него ничего не вышло. В ту ночь он убил несколько молодых людей.

Они проводили уик-энд в лесу, в палатках, так потом писали в газетах. — Бласко покачал головой. — А в ту ночь, когда Янош убежал из тюрьмы, мне просто повезло, как и вам, и вашему мужу, и капитану. Больше всего на свете Яношу тогда хотелось вырваться из заточения, больше, чем убить, поэтому-то он и убежал, а мы остались живы. Но кроме этих трех случаев Янош уже сорок пять лет никого не убивал.

Она кивнула:

— А то, что вас обоих арестовали одновременно, это было простым совпадением?

— И опять нет, донна. Янош сам меня нашел. Он знал, что я жду его на том месте, где произошло превращение, и он туда пришел. А через несколько минут приехала полиция.

— Но откуда он знал, что вы его ждете? И почему он вообще вернулся, если вы связывали его цепями? Не понимаю.

— Я же говорю, что был его сторожем. Он неплохой человек, мой друг Янош. Он не хочет убивать, и все время, что мы были вместе, мне удавалось удерживать его с тех самых пор, как он убил мою жену и дочь.

На мгновенье Луиза потеряла дар речи.

— Это он убил вашу семью?

Бласко кивнул:

— Да, донна. Так мы тогда и встретились.

— Но ведь это ужасно! Простите, мистер Бласко.

— Это случилось много лет назад, донна, боль уже давно утихла. Сначала, само собой, я пытался убить его. Мне это не удалось, не помогла даже серебряная пуля, про которую говорится в преданиях. А потом он попросил меня стать его сторожем, и я согласился. Я решил, что раз уж не могу убить его, то по крайней мере, попытаюсь удержать его, чтобы с другими не произошло того, что случилось с моей Вишей и маленькой Лурой.

Луиза сочувственно посмотрела ему в глаза:

— Вам, должно быть, тяжело видеть его каждый день, все время быть с ним рядом, после того, что он сделал.

— Было тяжело, очень тяжело, и довольно долго, — согласился старик. — Но потом я начал его понимать, мне даже стало жаль его. Он ведь не виноват, он просто не может ничего изменить. Он оборотень, донна. Проклят он. Другого объяснения нет.

Луиза хотела ответить, но ее остановил звук приближающихся шагов. Она нахмурилась, когда увидела ухмыляющееся лицо кузена.

— Добрый вечер, Луиза, — весело поприветствовал ее Брачер. — О чем это вы тут так приятно беседовали?

— А вот о чем мы с Бласко… с мистером Бласко, — поправилась она, подчеркивая тем самым свое уважение к старому цыгану, — говорили, тебя совершенно не касается, Фредерик.

— Ну, Луиза, здесь я с тобой не соглашусь. И, как ты понимаешь, мистер Халл тоже.

— Халл может соглашаться или не соглашаться с чем угодно, — она презрительно фыркнула. — Мне до этого нет никакого дела.

За спиной Брачера возникли трое «кнутов», и Луиза внезапно побледнела, решив, что брат собирается убить Бласко.

— Что?.. — хотела она спросить, но Брачер прервал ее, догадавшись, о чем она подумала: — Не волнуйся, сестричка. Нашему цыганскому другу еще не время сводить счеты с жизнью. Но в одном небольшом дельце он нам сейчас поможет.

Он чуть заметно кивнул одному из троих парней, тот открыл камеру и вошел внутрь. Привычным движением надев на Бласко наручники, он рывком поставил его на ноги и вытолкнул из камеры.

Луиза решительно поднялась со стула.

— Что ты делаешь, Фредерик? Куда ты его уводишь?

— Мы собираемся немного поохотиться. Ты когда-нибудь была на охоте, Луиза? — спросил Брачер с заметной издевкой.

— Конечно, нет, — ответила Луиза. — Я не нахожу удовольствия в убийстве, далее если это убийство животных.

О, ты такая нравственная, Луиза, — саркастически заметил Брачер. — Однако что-то я не припомню, чтобы ты отказывалась от мясных блюд. Или ты полагаешь, филе вырезают у коров-самоубийц?

— Я не против того, чтобы забивали животных. Но мне неприятно, когда люди получают от этого удовольствие.

Он сделал вид, что обдумывает сказанное:

Интересное уточнение, сомнительно только, что для животных это имеет какое-либо значение.

В любом случае, когда идет охота на крупных и опасных хищников, то частенько используется приманка в виде других животных, помельче. Так вот наш друг Бласко и выступит в роли приманки, а охотиться мы будем, разумеется, за оборотнем.

Нет! — воскликнула она в ужасе. — Ты же видел, на что способно это чудовище! Ты не можешь…

— Спокойно, кузина. Я же сказал, что тебе рано волноваться за Бласко, он нам еще понадобится. Я хочу поймать оборотня, а не накормить его.

— Но тогда как?..

— Доверься мне, дорогая, — он не дал ей закончить. — Все тщательно спланировано. А элемент риска заставит нашего цыгана быть сговорчивее.

Брачер развернулся и пошел вслед за своими людьми, на ходу бросив:

— Сожалею, но тебе придется поскучать некоторое время одной в своей комнате. У твоего мужа есть дела.

— Фредерик! — крикнула она, но Брачер уже скрылся из виду. Она побежала было за ним, но путь ей преградил охранник. Луизе ничего не оставалось, как вернуться в свою комнату. За ней по пятам следовал один из «кнутов», которому был дан строжайший приказ не спускать с нее глаз. Луиза плакала от жалости, злости и собственного бессилия.

Она такая же пленница, как Бласко, се брат дал ясно понять, что они будут находиться здесь до определенного срока, известного ему одному. И она отлично понимала, что этот срок может никогда не наступить, просто напросто в один прекрасный день им обоим выстрелят в затылок без предупреждения. А пока их местонахождение ограничивалось третьим этажом Центра «Халлтек». Полная изоляция обеспечивалась стальными огнеупорным и дверями, непроницаемыми стеклами на окнах, полным отсутствием телефонов, лифтом с закодированным управлением и вездесущими «кнутами». Они — заложники, и их жизнь зависит от участия Джона в этом безумстве.

Помимо этого у Луизы было подозрение, что поведение мужа объясняется не только и не столько страхом. Джон всегда был прежде всего ученым и мыслителем, он коллекционировал ученые степени и звания, как другие коллекционируют марки, и всегда относился к греху и страданию интеллектуально-абстрактно, отстранению, не испытывая настоящего сочувствия. Луиза хорошо знала своего мужа и понимала, что Невиллом владел не только страх, но и неодолимое любопытство ученого, столкнувшегося в в лице Яноша Калди с чем-то новым и неизведанным, а за этим любопытством скрывалось нечто такое, что заставляло ее содрогаться от ужаса.

Луиза лежала на кровати, безуспешно пытаясь заснуть. Она с тоской смотрела на медленно движущиеся стрелки больших настенных часов.

А в это время на улице, в стоявший напротив главного входа в Центр «Халлтек» черный лимузин «кнуты» впихивали Бласко. Его усадили рядом с водителем, который с отвращением взглянул на цыгана, отвернулся и больше уже не удостаивал его вниманием. Брачер сел за заднее сидение рядом с Праттом, указав Джону Невиллу на откидное сиденье у окна. За лимузином был припаркован большой армейский грузовик защитного цвета с работающим двигателем.

Сильно нервничая и от волнения не зная, куда деть руки, Невилл спросил:

— Куда мы едем, Фредерик?

Брачер не ответил. Он наклонился к водителю, протянул руку и щелкнул пальцами. Водитель передал ему конверт и ручку, которые Брачер в свою очередь отдал Невиллу.

— Подпиши вот ото.

Невилл взглянул на конверт:

— Это же адрес Синодального Комитета по миссионерской деятельности! А какое отношение вы?..

— Это письмо об отставке, — сухо сказал Брачер, в это время водитель включил двигатель, и автомобиль медленно тронулся от Центра. Армейский грузовик последовал за ним. — Эта твоя дурацкая церковь пыталась выяснить, почему вы с Луизой так и не появились в этой Тарзании… или как ее там?

— Намибии. Миссионерская церковь находится в деревне, в трехстах милях от…

— Неважно, — прервал его Брачер. — Мы просто хотим пресечь любые ненужные вопросы с их стороны.

Невилл вытащил из конверта письмо и быстро пробежал его глазами.

— Но послушай, Фредерик, здесь написано, что я отказываюсь от сана пастора!

— Подпиши письмо, Джон.

— Но у меня нет намерения…

Брачер посмотрел на него немигающими ледяными глазами и, выделяя каждое слово, сказал:

— Джон, подпиши письмо. Или ты хочешь обсудить этот вопрос с моими парнями?

Невилл громко сглотнул и подписал. Брачер забрал письмо и бросил его водителю. Затем он повернулся к Пратту, собираясь что-то сказать, но в этот момент Невилл вновь повторил свой вопрос:

— Куда мы едем, Фредерик?

— Охотиться на оборотня. Расслабься, Джон, ты будешь только наблюдать и ничего больше.

— Но я бы лучше подождал в Центре, если ты не…

— Заткнись! — рявкнул Брачер и снова повернулся к Пратту:

— Надеюсь, мой адъютант Бриггс проинформировал вас обо всем?

— Да в общих чертах, — ответил Пратт. — Послушайте, капитан, вы уверены, что это ваше растение — именно то, что нужно?

— Абсолютно. Мы связались с одним ботаником в Вене, профессором Хансом Эдельмаином. Кстати, вам знакомо это имя?

— Да, конечно, я слышал о нем. Старый австриец был одним из тех немногих помощников и соратников Иозефа Менгеле в Аушвитце, которых не нашли или не привлекли к суду после второй мировой войны.

— Так вот, он сказал совершенно однозначно, что это борец-трава, или Aconitum lucoctonum, как он упорно ее называл. И для сегодняшней ночи У нас ее более чем достаточно. Это в общем-то обычное растение, которое встречается повсюду. Мы вплели веточки в сеть и цепи. Если старик-цыган не соврал про растение, то оборотня мы поймаем.

— Ну, а если нет?

Брачер пожал плечами:

— Тогда Бласко умрет. Если эта трава не ослабит чудовище, как обещал цыган, что ж… у нас хватит времени, чтобы скрыться, пока оно будет пожирать Бласко.

Пратт кивнул:

— Хорошо, понятно. Но капрал Бриггс не объяснил мне, где… в каком месте будет проходить охота.

Северная Дакота слишком велика, чтобы можно было без труда отыскать здесь одного человека.

Брачер наклонился вперед и позвал водителя:

— Берк, подай мне карту. Она в дверном кармане.

Водитель вытащил сложенную карту и передал ее через плечо Брачеру. Капитан разложил карту на коленях:

— Видите? Здесь, здесь и здесь.

Пратт прищурился, его маленькие глазки почти совсем скрылись в складках жирных щек. Карта Маннеринга, Эндора и прилегающих районов в некоторых местах была отмечена красными значками.

Пратт оторвался от карты и спросил:

— И что это значит?

— Это места, где произошли убийства, — ответил Брачер. — Местные полицейские, сочувствующие нашему движению, снабдили нас нужной информацией. В тот же день, когда Калди сбежал из Центра в прошлом месяце, здесь и здесь нашли два обглоданных трупа, — он показал на две красные отметки. — На следующий день, то есть после второй ночи полнолуния, в этом же районе нашли еще три трупа, примерно в полумиле от предыдущих. — Он передвинул указательный палец к другим отметкам. — Прошлая ночь была первой ночью полнолуния в этом месяце, и я заранее договорился о том, чтобы мне немедленно сообщили о любых необычных трупах, если таковые обнаружат в этом районе. Здесь и здесь, — он снова ткнул пальцем в карту, — найдены три трупа, изуродованных и обглоданных. Это случилось прошлой ночью.

Пратт кивнул:

— То же самое место.

— Вот именно. Похоже, Калди далеко не уходит. Днем он, вероятно, отсиживается в лесу или в каком-нибудь заброшенном сарае, а когда наступает превращение, выходит на охоту, но всегда остается где-то поблизости. Помните, когда его и Бласко арестовали после того массового убийства? Они находились на расстоянии меньше одной мили от места убийства.

— Стало быть мы сейчас направляемся туда, где он убивал прошлой ночью, — заключил Пратт.

— Верно, — кивнул Брачер. — И я сильно надеюсь, что наш оборотень не устоит перед связанным и абсолютно беспомощным человеком, которого мы собираемся предложить ему на ужин.

— Ну, что ж, план хорош, — согласился Пратт, — хотя, конечно, риск есть и немалый.

— Да, есть. Но я — солдат, и был солдатом всю свою сознательную жизнь. Риск для меня — дело обычное.

Невилл громко кашлянул и сказал:

— Фредерик, мне кажется, я вряд ли смогу тебе чем-то помочь в этой экспедиции.

— Твоя задача — наблюдать и анализировать, Джон, как я уже объяснил тебе месяц назад. А теперь помолчи.

— Но…

Брачер бросил на него убийственный взгляд:

— Джон, если ты не заткнешься, ты рискуешь оказаться приманкой вместо Бласко.

Невилл испуганно затих.

Прошло еще полчаса, и когда солнце начало скрываться за верхушками деревьев, обе машины остановились, и из грузовика высыпало человек двадцать «кнутов». Брачер, Пратт и Невилл вышли из лимузина, а Берк, водитель, выволок за наручники Бласко.

Невилл и Пратт отошли в сторону и наблюдали, как на небольшой поляне недалеко от дороги «кнуты» устанавливали ловушку. Они вбили в землю длинный железный шест, к которому с помощью короткой цепи привязали Бласко. На цепи был висячий замок и его защелкнули на наручниках. Затем несколько «кнутов» залезли на деревья по периметру поляны, а оставшиеся на земле подкинули им концы большой сети, в ячейки которой было вплетено множество стеблей «борца». Такую же сеть расстелили на земле вокруг привязанного и дрожащего от ужаса Бласко. Концы этой сети были присоединены к блокам и шкивам подъемного механизма, укрепленного на деревьях.

Когда подготовительные работы были закончены, Брачер направился к Бласко, позвав за собой Пратта и Невилла.

— Профессор, как у вас с итальянским?

Вопрос был чисто формальным, поскольку Брачер прекрасно знал, что в тех многочисленных колледжах, где ему доводилось учиться, Пратт изучал несколько европейских языков. Разумеется, речь шла о цивилизованных языках: немецкий, французский, итальянский. Ни в коем случае не испанский, русский или греческий.

— Нормально, капитан. А в чем дело?

— Этот цыган говорит на каком-то варварском диалекте, схожем с итальянским языком. Я бы хотел, чтобы вы перевели ему несколько вопросов.

— Вообще-то это было давно, — пожал плечами Пратт, но я попробую.

— Спросите его, этого количества травы достаточно, чтобы удержать чудовище.

Пратт задал вопрос на итальянском, и Бласко, еле сдерживая волнение, ответил на романшском диалекте.

— Он говорит, этого больше, чем достаточно.

— Хорошо. Еще спросите: растение действует на оборотня как репеллент?

— Нет, он так не думает, капитан. Он не уверен, но считает, что запах растения на оборотня не влияет. Трава просто лишает его сил.

— Что ж, посмотрим… Профессор, думаю, вам лучше подождать в машине. И тебе тоже, Джон.

Невилл со всех ног бросился к автомобилю, Пратт последовал за ним, быстро, но без особой спешки.

Брачер вытащил из кобуры револьвер, сунул другую руку в карман куртки, достал оттуда горсть серебряных патронов и зарядил револьвер. «Не следует рисковать понапрасну», — подумал он. После этого он тоже подошел к машине и стал ждать. Вскоре за серыми тучами показалась полная луна. На поляне ничего не было видно, кроме привязанного к шесту цыгана. «Кнуты» притаились на деревьях, а машины стояли вдоль дороги с выключенными двигателями, в полной темноте.

«Получится, должно получиться», — думал Брачер. «Нам нужно его поймать, и мы его поймаем».

Минут двадцать стояла полная тишина. Затем невдалеке раздался ужасающий рев. Брачер крепче стиснул револьвер, не сводя глаз с Бласко. Ничего не произошло. Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь стрекотом сверчков и кваканьем лягушек. Прошло пять минут, десять, двадцать… И вдруг из темной чащи появился оборотень.

Невилл вжался в сиденье, а Пратт и Брачер наклонились вперед, чтобы лучше видеть происходящее.

— Боже праведный, — пробормотал Брачер, глядя на чудовище, шаг за шагом приближающееся к Бласко.

— Сам дьявол из преисподней, — поправил его Пратт дрожащим шепотом.

Оборотень был таким, каким Брачер его запомнил, но от зрелища лоснящейся шерсти и блестящих в лунном свете когтей и клыков волосы на голове бесстрашного капитана зашевелились. Чудовище подбиралось к Бласко, размахивая длинными, как у обезьяны, руками. Старый цыган дрожал от страха и кричал на своем языке:

— Янош, это я, Бласко! Стой, Янош, стой! Беги отсюда!

Оборотень ринулся на Бласко. В этот момент один из «кнутов», не выдержав напряжения, громко вскрикнул. Чуткие уши зверя мгновенно уловили это восклицание. Он остановился менее чем в двух футах от западни и повернулся на звук. Яростно зарычав, он одним прыжком вскочил на дерево и стал быстро карабкаться вверх, раздирая острыми когтями ствол и ломая ветки…

Со всех сторон «кнуты» открыли огонь, Бласко постарался пригнуться как можно ниже, прячась от свистящих вокруг пуль. Горячий свинец ударял оборотня в спину, в грудь, в лицо и голову и отскакивал, не причиняя вреда. Вот оборотень добрался, наконец до «кнута», схватил его за руку и потащил вниз. Парень пронзительно закричал, рука его соскользнула с ветки, и он полетел вниз. Однако монстр не дал ему упасть. Он поймал его, вонзил могучие клыки в шею, круша позвонки, и затем сбросил дергающееся тело на землю.

После этого оборотень вспомнил о Бласко, мягко спрыгнул с дерева и снова бросился к беспомощному цыгану. В тот момент, когда оборотень переступил границу западни, тяжелые пригрузы были отпущены, края сети сомкнулись, и он взлетел к верхушкам деревьев. Монстр бешено извивался, опутанный сетью, но «борец»-трава почти мгновенно произвела желаемый эффект. Мускулистые руки, способные выдрать из камня стальные прутья, не смогли разорвать пеньковую веревку, и с каждой секундой силы его убывали. Наконец, голова чудовища склонилась набок, словно в наркотическом трансе, глаза закатились.

Один из «кнутов» подбежали к лимузину:

— Капитан! Спустить его?

— Ни в коем случае! — отозвался Брачер раздраженным голосом, тщательно скрывая восторженную приподнятость, которую он на самом деле чувствовал. — Подождем восхода. Как только солнце взойдет, он станет намного уступчивее.

В течение всей ночи за оборотнем неотрывно наблюдали. Он изредка шевелился, постанывал, но не предпринимал попытки вырваться и, судя по всему, не осознавал происходящего. Когда взошло солнце, Невилл поднялся с пола лимузина и оглядел поляну. Повсюду сновали «кнуты», разбирая сложную систему западни. Некоторые стояли возле Калди, не спуская с него глаз. Больше всего Невилла поразил вид Калди: это снова был тот самый слабый жалкий человек, которого он когда-то встретил в одной из камер Центра «Халлтек». Он свернулся клубком на земле и, уткнувшись лицом в грудь Бласко, безутешно рыдал от переполнявшей его скорби.

Проработав всего четыре недели на новом месте, Петра уже прониклась к капитану Фредерику Брачеру сильной антипатией, которая, как она чувствовала, была взаимной. Этого одного вполне хватало, чтобы ожидать предстоящую встречу с ним без особого энтузиазма.

Ее неприязнь к излишне самоуверенному капитану объяснялась несколькими факторами. Скорее всего именно его негативная реакция на ее переход с проекта Реймора и определила тон их последующих отношений. Брачер встретил ее безо всякого восторга, когда она впервые явилась к нему с докладом. В этой женщине — высказал он Пратту в присутствии Петры — определенно есть что-то «неаполитанское», и кроме того, его вовсе не обрадовал тот факт, что она была женщиной. Реймор переслал ему ее досье, и Брачер изучил его до мелочей, словно выискивал предлог для того чтобы отослать ее обратно к Реймору. Он ничего не нашел. В своей записке Халл приказал Реймору выделить одного химика по своему выбору для нового проекта при условии, что Пратт одобрит выбранную кандидатуру, коей и оказалась Петра Левенштейн.

— Левенштейн, — проговорил Брачер, не поднимая глаз от папки с досье. — Ваша фамилия подозрительно напоминает еврейскую.

— Я знаю, но это не так, ответила Петра. — Мои предки были швейцарскими немцами. С происхождением у меня все в порядке, капитан Брачер, проверьте но досье.

Брачер откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее оценивающе. Ниже среднего роста, хотя отнюдь не миниатюрная, она была намного смуглее всех тех, с кем Брачер предпочитал иметь дело. В ее чертах было что-то латинское, хотя Пратт уверил его, что ее отец — швейцарец по происхождению, а мать ирландка. Брачер заглянул в ее бумаги. Петра Левенштейн, место рождения: Нью-Йорк, Куинз, Риго Парк. Возраст: двадцать шесть лет. Родители умерли. Родственников нет. Степень бакалавра по медицине, Нью-йоркский университет. Степень магистра по химии, Колумбийский университет. Два года работала в химической корпорации «Доу». Рекомендована руководству «Халлтек» одним из служащих «Доу», сочувствующим неофашизму, зачислена в группу Реймора три месяца назад. Все это время работала в Центре «Халлтек» в Маннеринге и изъявила желание участвовать в разработке проекта «Ликантроп», рекомендована Реймором с одобрения Пратта.

— Так почему вы вызвались?

— Простите, капитан, не поняла?

— Почему вы вызвались участвовать в этом проекте?

— Меня крайне интересуют вопросы мутации генов, — ответила она. — Когда я узнала, что включает в себя этот проект, я сразу поняла, какая редкая возможность мне предоставляется. Столь необычная генетическая мутация, как в случае с оборотнем…

— Откуда вы знаете про оборотня! Это конфиденциальная информация. — Взгляд холодных голубых глаз пронзил ее насквозь.

— Само собой разумеется, капитан, — ответила она, — и коль скоро доктор Реймор возглавляет исследовательские работы в области генетики, то тот факт, что он счел возможным поделиться со мной этой секретной информацией, следует понимать, как еще одно доказательство его доверия ко мне.

Брачер у не понравился ее ответ, как и этот словесный поединок, в котором он был явно не на высоте, поэтому он предпочел сменить тему:

— Прежде чем утвердить ваше назначение, я бы хотел, чтобы вы ознакомились с объектом исследования.

— Как вам угодно, капитан.

— Следуйте за мной, — сказал он и вышел из кабинета.

Он увидел, что она открыла сумочку, вынула хирургическую маску, шапочку, и не замедляя шага, надела все это на себя, закрыв таким образом все лицо, кроме узкой полоски глаз.

— На кой черт вам это нужно? Вы что, собираетесь оперировать?

— Это простая предосторожность против возможной вирусной или бактериальной инфекции.

Брачер засмеялся:

— Чепуха! Этот человек не заразный!

Глядя ему прямо в глаза, она спросила:

— Откуда вы знаете?

Разумеется, Брачер не знал. Просто подобная мысль никогда не приходила ему в голову, и его разозлило то, что эта женщина и в этом опередила его.

Такой была их первая встреча, подробности которой еще раз вспомнила Петра, приближаясь с папкой в руке к кабинету Брачера. Она отлично сознавала, что капитану не понравится ее отчет, как ему не нравится все, что касается ее.

Она вошла в приемную и кивнула адъютанту. Бриггс поднялся из-за стола, доложил шефу о ее приходе и, открыв дверь в кабинет, пригласил ее войти.

Ступив на порог, она быстро оглядела комнату. Лица всех присутствующих были ей знакомы, но лишь одно лицо не вызывало неприязни. Она одними губами улыбнулась Джону Невиллу, своему постоянному компаньону в работе с Калди, и он улыбнулся ей в ответ. «Хороший человек, — подумала она, усаживаясь рядом, — мягкий и безобидный». Было ясно, что Невилл боится капитана Брачера и вообще страшно напуган всем тем, что творится в Центре, но это ее мало волновало. Он методично выполнял все, что ему говорили, не произнося ни слова, и лишь изредка обнаруживая подлинный интерес к работе, который впрочем неизменно сменялся чувством вины, раскаянием и молитвами. Невилл не представлял для нее угрозы и поэтому был вполне приемлем. А тот факт, что он питал к ней дружеские чувства, существенно скрашивал необходимость ежедневного общения с ним.

Совсем другое дело — его жена. Можно было ждать, что Петра и Луиза будут вести себя как союзницы или подруги, или по крайней мере как два человека, связанных общностью пола, — две женщины, почти ровесницы, в этом замкнутом мире мужчин-расистов. В штате Центра «Халлтек», обслуживающем секретные исследования, были и другие женщины, но в большинстве своем — либо среднего возраста, либо значительно старше; кроме того почти все они являлись выходцами из немецких эмигрантских общин в Южной Америке, о чем свидетельствовали такие имена, как Хуанита Шмитд или Консуэло фон Рунштедт. Поэтому Петра рассчитывала сблизиться с Луизой Невилл, однако последняя никак не пыталась скрыть своего резко отрицательного суждения о тех, кто по своей охоте помогает расистам в их бесчеловечных экспериментах. В глазах Луизы Петра была врагом, не более того, и пол здесь не играл никакой роли. При первой встрече они обменялись короткими приветствиями, и Луиза сделала попытку сойтись поближе, заметив, что женщины по природе своей существа более разумные, чем мужчины, именно поэтому они столь немногочисленны в этой компании опасных для общества нравственных уродов. Петра, согласившись с тем, что женщины без сомнения разумнее мужчин, тут же добавила, что при этом они гораздо наивнее и эмоциональнее, а потому намного легче попадают в идеологические сети, расставляемые евреями. Этот диалог и определил характер их последующих отношений.

Пратта она знала достаточно хорошо, и у нее не было желания углубить это знание. Пратт, решила она при первом знакомстве, — игнорамус. ^[9] Ее неприязнь постоянно усугублялась тем, что достаточно ему было оказаться в непосредственной близости от нее, не важно, где и когда это происходило, как он неизменно давал волю рукам. Само по себе это было противно, но гораздо противнее было то, что Пратт постоянно производил впечатление давно не мытого человека.

И наконец, здесь же, за своим столом, как всегда надменный, самозначительный и величественный, восседал капитан Фредерик Брачер. Он и заговорил первым, как только за ней закрылась дверь:

— А, мисс Левенштейн, наконец-то! А я уж беспокоился, не нарушили ли мы ваш отдых, выбрав такое неудачное время для совещания.

Она села на единственный свободный стул между Невиллом и Праттом.

— Я опоздала по независящим от меня причинам, капитан, — сдержанно проговорила она. — Похоже, обслуживающий персонал этого заведения целиком состоит из невежественных неандертальцев, которые понятия не имеют, как пользоваться копировальным аппаратом. Мы с доктором Невиллом подумали, что вы и профессор Пратт захотите ознакомиться с копиями полученных данных. Вот они. — Она вынула несколько отпечатанных листов и передала их остальным. — Как, я полагаю, профессор уже сообщил, мы столкнулись с довольно серьезными проблемами, и решили отчитаться перед вами о достигнутых результатах.

— Вернее, об их отсутствии, — пробормотал Пратт.

— Вот именно, профессор, — сказал Брачер, откладывая копии, в которые даже не потрудился заглянуть. Он повернулся к Невиллу:

— Джон, я не могу находиться здесь постоянно, каждую минуту и каждый день. У меня слишком много дел, поэтому я просто не в состоянии все время стоять у тебя за спиной, проверяя твою работу. Тебе было поручено провести психологический анализ этого человека за то время, пока я нахожусь в Калифорнии. И вот я возвращаюсь и вижу, что ровным счетом ничего не сделано. Прошло четыре недели, и абсолютно никаких результатов!