Из цикла «В браке»

Жаркий климат любви полагает незнанье –

Нитью вольфрамовой тает признанье,

В перерывах меж ласк, поцелуев –

Хроматический зуд,

Как москитная сетка наброшен уют,

И спасения нет, если мы уже тут –

Не хватает дыханья.

Оплавляясь, стеная, сужаем наш круг,

Где растет обожанье,

Но исхода, извода, как выхода, нет

И, мерцая, сужается свет,

Приближающий нас к различенью, познанью.

Можно видеть друг друга как видят тела,

Но они одномерны, и жизнь ушла,

Тень отбросив – страданье.

Эти звуки и призвуки, как ковырянье в зубах,

А названья вещей – личинками лжи на губах,

Лепестковая прелесть - плодить повторенья -

Все равно, что признать уже этот проклятый устав,

Обрекающий тленью.

Боль, отпускает так медленно боль.

Дождь и воздух – и нас оставляет желанье,

Это жало пчелиное, лживое, сеть обещаний…

Лучше воздух сосновый, но свидимся ль там мы с тобой?

***

Я – жена изгоя,

Я – собака с перебитым хвостом,

Я надеюсь на Милосердие,

А остальное

Приводит в отчаяние,

Приводит в отчаяние,

Приводит в отчаяние

И бесполезно притом.

***

Господи,

Твои ладони –

Две кровавые лоханки.

Подступила неизбежность –

И прижала,

А теперь –

Острый коготь вспорет небо.

Мати, ты мне вышивала!

Не родились мы в рубашке,

А родились мы в картошке,

С гнилью смертной, с матом, разве

Черепки твои ладони?

Нет имен у нас – запястье

С номером,

А сердце – номер.

В спину – номер.

Мама, твой я,

или…

***

И не в этом ли дело –

В зажиме скрепляющих дней

Нет случайной страницы,

пробела по воле моей.

В коммунальной квартире

Подпрыгнуть и под потолком

Повисеть, потолкаться

В окрестный оконный проем.

А внизу только клетки,

Да сетки, да звуки фанфар.

Государь мой, когда же

Меня этот мир приковал?

Обжигая ладони,

Несешь огонек, уголек,

А, посмотришь – гнилушка,

Картошка, репушка, пенек.

Старички да старушки,

Себе, поспешая, кошелки трясут.

Затвердела макушка,

Покушал, поспал - ан и Суд.

Все монетки, да метки,

Да детки, а где золотой

Дым стоит над шиповником,

Баловень бродит босой?

Обувается в воду,

Ступая в неведомый круг…

Посвисти мне оттуда,

Быть может, и я не умру.

Мое сердце протяжно,

Быть может, поймав этот звук,

Ветер в дюнах раскроет

Меха, оперяя Неву.

Государь мой, ты знаешь,

Дыханье не дальше меня,

Это участь беспечных –

Мне даже не тронуть огня,

Не почувствовать запаха,

Плоти свернувшихся роз

И безумного гуда

В глазницах обугленных ос.

* * *

Если б я в вас зарылась, туманные залежи рек,

Я, как эльфы, не знала бы черной печали вовек.

Если в пыль обращусь я и в воду, то что за беда,

Если долго любить их, то равно прекрасны и пыль, и вода.

Можно век простоять, улыбаясь лучистой сосне.

Кто восторг отравил ненасытною жадностью мне,

Наслажденьем назвал и заставил читать и считать

Каждый куст, каждый камень, в котором жила красота.

Горе, горе им, слабым, открывшим мне тайны свои,

Я искала, алкала, как жаждала я их любви!

Обернусь - и не знаю, быть может, солгала себе,

Обернусь - и хватаю, а память как кровь на губе.

Мои губы искали, хотели заветной любви,

Чтобы память избыть и того, кто внутри, удавить,

Кто свернулся калачиком, лижет мой след в полусне,

От которого страшно, и горько, и голодно мне.

Человек лишь один может боль эту снять, утишить,

Нежно руку на голову мне положить,

И спросить, и ответить, и так изумить красотой,

Чтобы век я стояла в луче и как луч золотой.

* * *

Скажи, зачем бреду, пути не узнавая,

Застывший полусвет похож на полутьму,

Не трогая себя, других не задевая,

И звон такой в ушах - ни звука не пойму?

Чтобы не биться так, себя не узнавая,

Как птица об стекло, об смерть, а видеть так,

Как воздух входит в грудь, груди не разрывая,

Не раня никого, а как мне сделать так?

А как мне сделать так, стекла не разбивая,

Унылый Твой покров, не брезгуя, сносить,

Твой купол голубой, баюкая, качая,

Развязывая плоть, увязывая нить.

Лелеемые мной, округлые, тугие

Ложатся имена, ложатся в колыбель,

Как первые стихи, такие дорогие,

Воркуемые мной, как парой голубей.

Их шелковая плоть ложится на колени,

Спина моя торчит в звенящее стекло,

Глуха, слепа, плоха, как будто в полутени,

Я делаю как все, чтоб их не разнесло.

Дыхание мое, дыхание их душит,

Чтоб слух не преклонить, не проронить словцо,

Ветшая, к тени тень тугую кожу сушит,

Так дай же мне Твой хлеб, я не люблю стекло!

Дай хлеб Свой, дай Свой свет, я ветхая, нагая,

Нагие на руках моих мои слова

Истаивают все, когда я слов не знаю -

Ни звуков, ни имен, - введи меня в права!

Дочке

Принцесса-мышка со стертым носом,

Как придорожная трава,

Прижиток мой и мой доносок,

Из года - в год, из года - в два.

Неистовое солнце свищет,

вытягивая нежный май,

Зеленый хохолок. Из тыщи

Ты мой один, моя одна.