Цикл «принц из чистого золота»

Так смотрит с первобытной мукой,

Невыразимой мукой - зверь,

И я протягиваю руку -

Словам не веришь - ей поверь.

Но, прикоснувшись, знаю - пусто.

Ты уплываешь в синеву...

***

Ни капли сладости в твоем вине,

Багровое, течет, а не искрится,

В нем горечь первозданная сквозит

От гроздьев черных, что в ночи сгуститься

Хотят, к земле,

изнемогая вне

Земного притяженья.

В тишине

Познала ужас я и жажду раствориться.

***

Жестяные кувшинки стонут

И дрожат - удары багра.

Оступаешься - и тонешь,

Не договорив. Пора.

С места сорвался и скрылся,

На воде цветут огни.

- Брат мой, друг мой,

Ты хоть крикни,

Крикни, руку протяни.

- Не могу я - перетянет

И тебя моя рука,

Но в одно мгновенье встанет

Сердце - одного цветка.

***

Под деревянным шпилем плыл простор,

И ветер выдувал его со свистом.

Царь Петр сиял – он находил обзор

Прекрасным, и над гладью серебристой

С Европой, точно радостный жених,

Он встречи ждал, и вымпелы, и ленты

Рвал ветер, но к полудню он затих,

И длинный гроб обили позументом.

Лишь глянешь за окно – что там вдали?

Белым бело, туманы или вьюги?

Голландец, ты пугаешь корабли,

Твой парус пал и срезаны подпруги.

Когда другой берется лицедей

Остановить державное круженье,

За занавесом слышен плач детей,

Иль, может, это чаек голошенье?

Мы все клянем сиротское житье,

Небесный кров укроет и раздавит,

А может это сон иль забытье,

И ветра свист поет тебе и правит?

***

О печаль, но хрустального мусора хруст.

О любовь, но не это ль огонь твоих уст.

Золотой, золотой, золотой как нарцисс,

Весь из чистого золота дюймовый лист.

Все мотает, мотает он шелк золотой,

Как поденщик, в испарине, бьется с водой.

Как метальщик он меток, и точно игла

Прямо в топкое крошево неба вошла.

Гулом, гарью и горечью как я могу

Не дышать, не хотеть тебя, как я могу?

Гати гатить, болота как хлебы кромсать,

На Москве как мякину людей перебрать,

Богомольным и благостным ляльку подать -

Все по новой. И жизнь как поход разыграть.

На заре меднотелая блещет труба,

Небо в прорезях света, пряди со лба.

Твоих писем глумливый и дерзостный слог

Безоглядно стремителен и одинок.

Собутыльник стервятников - кубарем в пах,

Ты искал себе золота лишь в небесах.

Как гордыней твоей обожжен этот град,

Ледяное сияние в тысячу ватт.

Дьявол, дьявол, гордыня, исчадие зла.

Город гнойный – лавина, сорвавшись, пошла.

***

Изгиб твоих губ

Летящий гранит

Спуск к воде

Взмах оставляющих чаек

Твоя голова - как вербные шарики

Я облизываю твое тело - веточку

Вкус почки во рту

О, клейкая нежность мая.

А в городе горько мне

Горько мне

Дым и гарь

Жестяные заборы

Известковая пыль

Ржавчина

позднего солнца

Драпированный камень предместья

Львиный мостик

Повисшая лампа луны

На длинных крюках опускаются звезды

Молчанье и млечность -

Дерг -

И болтается тело мое

Подвешенное за гортань

И горько мне

Горько мне

Твой поцелуй на устах

Остался -

Украден мной был у другой

По-це-луй

Змееныш

Твой яд обжигая

Идет прямо в кровь

Озноб

Безъязыких ступеней оттяжка

Мокрица ползущая ввверх

По теплой колонне ноги

Одиннадцать дней

Ты вовремя руки сумел развести

Бесстыдная сырость реки

Окутает стены

Разбухнут плевки

И будут по стенам расти

Цветенье придется на полночь

Трясти

Головками будут они

Спи с блядями - они красивей

Их не рвет от твоей нелюбви

Не выламывает костей

Склоненных в горсти на постель

Лазареты переполнены нищими

Улицы - пьяными

Налей мне еще

Чтоб я до постели

Добраться смогла

Воскресенье пройдет на дому

И порывшись в бачке

Извлечем хризантему

Дрожащую

В росе ледяной

Меня мутит от твоих упражнений

Безлюбый ты предательски нежен со мной

Сгнив развалился цветок

Как бумажный

Шапка долой

Одни только кости да святцы

Я разлагаюсь весной

Набухшая кожа

Трещит синевой

Нет это просто сирена

Машины шальной

Чавкая землю сосут за моею спиной

Изо рта у них запах дурной

А с небес осаждается мята

Знаешь как я молюсь за тебя неродной

На последней ступени разврата

Мой дом стал похож на вертеп

В нем спермой запачкан хлеб

Он стал похож на тюрьму

Скажи мне мою вину

Открой скрипучую дверь

Апостол дверей

Ключарь охраняющий свет

Утыкана болью

Ведь я не стону

И не отвращаю смерть.

***

Положи мне голову на колени -

Тебе будет покойно - и я удержу,

Ты увидишь небо, и земные растенья,

И прекрасное поле - все в цвету.

И не бойся, что ты опрокинут навзничь,

Слабее всех, вровень с травой -

Здесь не будет удара в спину, разве

Ты не видишь – твоя, и слита с тобой.

Преклони ко мне лицо - не побрезгуй,

Ты стоишь так гордо, один как перст,

С головы до пят ты весь железный,

И враг не найдет уязвимых мест.

Но я - земля, и твои босые

Ступни - мне острей ножа,

Ведь ты - железный, они – живые.

Какой ты нежный!

О, как жаль

Этих дивных рук и дивных ног мне -

Мог ваятель гордиться твоей красой,

Ты так похож на юного бога,

Но, запомни, - на мне ты стоишь босой.

Положи мне голову на колени,

Я сняла одежды, забыв запрет.

Убивай теперь, говорят растенья,

Если ты боишься оставить след.

***

Я пробую почки, я пробую травы,

Их вкус не назвать языком человечьим.

Четыре стены, и, согласно уставу,

Четыре времени года – навечно.

Но в жесте, платающем мир, словно тушу,

Слепящий и сочный мой день златорогий

Воняет лишь кровью и золотом, лучше б

Впрягали его в похоронные дроги.

Но, слушайте, песни у них заунывны,

А пот трудовой обращается в сажу,

И печи Освенцима точно подскажут

Состав, но они завывают призывней.

А эти… в расползшейся поступи суток

Прореха с прорехой никак не сомкнутся,

И вслед мне ползет «эй ты, блядь и паскуда,

Глотни и заснешь» – я боюсь не проснуться.

И, шамкая ртами, ползут лилипуты,

От крика ветшают, от радости – трутся.

Я пробую почки, я пробую травы,

Я пробую губы твои, мой любимый,

И накрепко я пристрастилась к отраве,

Ступаю навстречу – и падаю мимо.

И злобно часы свои стрелки вращают,

А после встают – и без всякой причины.

В незднешнем году не дают обещаний,

А день открывают, как нож перочинный.

И вкруг тебя сфера, но, занавес бросив,

Ты ловишь мерцанье огня в драпировке.

Ах, как бы легка ни была, эфемерна,

С тобой и в автобусе – словно в ментовке.

Но разве ладонями солнце прикроешь,

Лукавого Зевса сразишь обаяньем?

Я пробую взгляд твой на вкус – и не скрою

Назвать не могу, я забыла названье.

***

Что еще скажу я Боже, Боже правый?

Затекает в сердце синева

Из окна

Какой-то бес лукавый

Напоил сполна

Буквы собирает вороненок

Учит составлять слова

Из меня по капле мой ребенок

Истекает

Эта синева

Не приедет

Хватит не приедет

И чего еще я жду

Только слушать подголоски эти

Как автобусы гудят в аду

Окись сини

Ломота в суставах

Жилы намотали на их гриф

И так страшно мне так больно стало

Что рука коснется их.

***

Это сердце ходит вспять,

Это ворон ищет пищу.

Стимул века - выживать,

Что я? - Ты же ведь не нищий.

Повернешь туда-сюда –

Ни дыхания, ни звука,

Перетерлись провода,

Но исправно ходят куклы.

Ты искусный кукловод,

Но не видишь в паутине,

Как паук, набив живот,

С аппетитом жрет лосину.

Он нежданный, как всегда,

Он уже наметил жертву,

Что тебе моя беда,

Ты прекрасен, бог бессмертный.

Топот, грохот, скрежет, звон-

Вот и он - прости, я плачу,

Я запомню сладкий стон

Уст твоих - и не растрачу.

Это будет как завет,

Я уже порвала путы,

Вот - шаг в сторону – Привет,

К черту слабости минутной

Вой несносный, песью лапу

На прощанье дай мне, друг,

Я сойду туда без трапа,

Упаду? - Не пропаду!

***

Ты уйдешь, и с оттяжкой, как дверь,

Небо хлопнется гулко и больно,

И всю ночь, как затравленный зверь,

Я царапаюсь, плачу и вою.

Я ослепла под этим сплошным,

Петербургским облеванным небом.

Я ждала тебя тысячу зим,

Я хочу тебя больше, чем хлеба.

***

Это мягкий, невесомый

Опускается на землю,

И, забывшись, она кому

Принимает вдруг за семя,

Выгоняет белоснежные,

Нездешней красоты

Цветы, такие нежные,

Что не сравнишься ты.

***

И вышагивает

Белая

Выпь.

- Знаю, знаю я эту породу,

Оползаю в мучнистую воду.