Урок девятый. О том, как копают могилу любви

– Теория ваша не лишена интереса, но она не согласуется с практикой! Неужели вы думаете, что все те, кто отрицает формализм в отношениях полов, кто ищет и утверждает любовь по существу, а не по бумажке, – все незнакомы с браком? Неужели вы думаете, что вокруг вас одни желторотые птенцы да наивные мечтатели? – Скорее уж наоборот, мы слишком хорошо знакомы с браком и знаем, что любовь в браке редко найдешь: чаще деньги, имущество, комфорт, деловые связи, а там и равнодушие, скуку, измену, злобу, ненависть, насилие…

Давно известно: «Брак – могила любви».

– Это серьезное возражение: сразу видно, что материал наших уроков задел вас за живое. И хотелось бы как-нибудь разом рассеять ваши сомнения – но так просто это уже не получится. Точно так же, как на уроках по любой другой дисциплине, мы вначале разбираем очевидный, лежащий на поверхности материал, а затем уже уходим вглубь, рассматриваем более тонкие и сложные вопросы.

Итак, «мы слишком хорошо знакомы с браком…» Вспоминается, как в одном американском городке – на том самом Диком Западе, где, как оказалось, люди вели себя весьма прилично, но все были поголовно вооружены – в ресторане висела аккуратная табличка: «Не стреляйте в пианиста: он играет, как умеет».

Разумно ли судить о музыке по игре этого пианиста или восприятию его слушателей? Те, что видят в браке могилу любви, понимает в нем ровно столько же, сколько эти – в музыке. Они знакомы с браком по своему опыту и по своему окружению. Они любят, как умеют, то есть очень плохо: от дискотеки до кровати, как выразился о. Дмитрий Смирнов.

Никудышнее это умение – не только результат чьей-то личной испорченности и злонамеренности (хотя и этого предостаточно), но и знамение времени. Вспомните слова Спасителя из 24-й главы Евангелия от Матфея, где Он, глядя на прекраснейший в мире город, распростертый внизу, говорит Своим ученикам о грядущих скорбях и испытаниях: «Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь».

Наши мысли о браке и любви будут кружиться на месте, как щенок в погоне за своим хвостом, пока мы не вспомним, что такое настоящая любовь, встретившаяся нам на пятом уроке: не настроение, не эмоция, не физиология, не аппетит к наслаждению тем или иным предметом или способом, а направление воли: отдать себя. Любовь – это подвиг свободной воли.

Способность к любви, к подвигу, человек приобретает или утрачивает в зависимости от множества внешних и внутренних факторов, иногда самых неожиданных. Вот характерный пример из прошлого:

«Этим делом [бракосочетанием] занимались родители, жених и невеста играли тут совершенно пассивную роль… В подобных брачных союзах было очень часто больше верности, прочности, больше взаимного уважения и преданности, а если хотите, и больше поэзии и любви, чем в супружеской жизни настоящего поколения… Европейский роман завязывается и разыгрывается вне брака, и с момента венчания наступает обыкновенно развязка, конец романа; у нас же, наоборот, роман начинался с момента венчания».

Написано более ста лет тому назад об уже прошедшей к тому времени эпохе. В русском языке нет плюсквамперфекта – грамматической формы «давно прошедшего» времени, которое бы верно выразило приведенное выше наблюдение. Что же произошло с тех пор до сегодняшнего дня, когда с брака сняты все посторонние ограничения, когда человеку, казалось бы, предоставлены все возможности для счастливого и плодотворного во всех отношениях супружества? Брак ли виноват в наших несчастьях, или что-то другое? Или кто-то другой?

Толстой нам показал с изысканным талантом,

что женщине не следует гулять

ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,

когда она жена и мать –

– подвел итоги «Анне Карениной» Н.А. Некрасов. Давайте повнимательнее прочтем эти с детства знакомые строки. Над чем иронизирует Некрасов? Над мелочностью (по его мнению) сюжета романа: для столь очевидного вывода не нужен «изысканный талант». А что вызывает улыбку у нашего современника? Само утверждение. Конечно же, «гулять» следует – если уж «возникло чувство», то куда от него денешься…

Такой сдвиг вполне подтверждается нынешними читателями романа, если сравнить их оценки с фактическим его содержанием. По тексту романа Вронский – соблазнитель, разрушитель семьи и по существу убийца Анны. Каренины же, муж и жена – жертвы страстей, чужих и своих. А в современном прочтении все нравственные вопросы обращены именно к ним двоим, в то время как Вронский предстает неким ангелочком в погонах.

Или вот другой классический персонаж:

Убит? прекрасно! в комнате моей!

Что делать мне теперь, повеса, дьявол?

Куда я выброшу его?

– Быть может

Он жив еще.

– Да! жив! гляди, проклятый,

Ты прямо в сердце ткнул – небось, не мимо,

И кровь нейдет из треугольной ранки,

А уж не дышит – каково?

…Постой… при мертвом!…. что нам делать с ним?

– Оставь его; перед рассветом, рано,

Я вынесу его под епанчею

И положу на перекрестке.

Земля не рождала худшего мерзавца, чем Дон Гуан в изображении Пушкина, свидетельство чему – едва ли не каждая строчка «Каменного гостя». И что же? благодаря усилиям столпов «серебряного века» Дон Гуан становится образцом мужества, чести и – чего бы вы думали? – любви… А между тем Татьяна Ларина, чей «милый идеал» Пушкин ценил и любил едва ли не выше всех прочих своих героев, превращается в некую бессердечную мумию, убившую «из формальных соображений» чистую любовь душечки Онегина!

Прислушаемся к еще одному голосу из прошлого, пожалуй, одному из самых чутких и честных: к Чехову. Герой короткого рассказа «То была она», пожилой офицер, делится воспоминаниями с молодежью:

«…Полковник умолк, выпил полстакана воды и продолжал, понизив голос:

"Когда на другой день я выглянул в окно, то увидел, что метель стала еще больше… Ехать не было никакой возможности. Пришлось весь день сидеть у управляющего, играть в карты и пить. Вечером я опять был в пустом доме, и ровно в полночь я опять обнимал знакомую талию… Да, барышни, если б не любовь, околел бы я тогда от скуки. Спился бы, пожалуй".

Полковник вздохнул, поднялся и молча заходил по гостиной.

– Но… что же дальше? – спросила одна из барышень, замирая от ожидания.

– Ничего. На следующий день я был уже в дороге.

– Но… кто же была та женщина? – спросили нерешительно барышни.

– Понятно, кто!

– Ничего не понятно…

– Это была моя жена!

Все три барышни вскочили, точно ужаленные.

– То есть… как же так? – спросили они.

– Ах, Господи, что же тут непонятного? – сказал полковник с досадой и пожал плечами. – Ведь я, кажется, достаточно ясно выражался! Ехал я в Шевелки с женой… Ночевала она в пустом доме, в соседней комнате… Очень ясно!

– Ммм… – проговорили барышни, разочарованно опуская руки. – Начали хорошо, а кончили Бог знает как… Жена… Извините, но это даже не интересно и… нисколько не умно.

– Странно! Значит, вам хотелось бы, чтоб это была не моя законная жена, а какая-нибудь посторонняя женщина! Ах, барышни, барышни! Если вы теперь так рассуждаете, то что же вы будете говорить, когда повыходите замуж?

Барышни сконфузились и замолчали. Они надулись, нахмурились и, совсем разочарованные, стали громко зевать… За ужином они ничего не ели, катали из хлеба шарики и молчали.

– Нет, это даже… бессовестно! – не выдержала одна из них. – Зачем же было рассказывать, если такой конец? Ничего хорошего в этом рассказе нет… Даже дико!

– Начали так заманчиво и… вдруг оборвали… – добавила другая. – Насмешка, и больше ничего.

– Ну, ну, ну… я пошутил… – сказал полковник. – Не сердитесь, барышни, я пошутил. То была не моя жена, а жена управляющего…

– Да?!

Барышни вдруг повеселели, глазки их засверкали… Они придвинулись к полковнику и, подливая ему вина, засыпали его вопросами. Скука исчезла, исчез скоро и ужин, так как барышни стали кушать с большим аппетитом».

«То была не моя жена, а жена управляющего», – единственный достойный выход из конфузной ситуации: иначе полковник – боевой офицер! – не в силах вынести всеобщего осуждения.

Теперь Куприн, популярный мастер слова и беспристрастный свидетель («Гранатовый браслет»):

«…В большинстве-то случаев почему люди женятся? Возьмем женщину. Стыдно оставаться в девушках, особенно когда подруги уже повыходили замуж. Тяжело быть лишним ртом в семье. Желание быть хозяйкой, главною в доме, дамой, самостоятельной… К тому же потребность, прямо физическая потребность материнства, и чтобы начать вить свое гнездо. А у мужчин другие мотивы. Во-первых, усталость от холостой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обедов, от грязи, окурков, разорванного и разрозненного белья, от долгов, от бесцеремонных товарищей и прочее и прочее. Во-вторых, чувствуешь, что семьей жить выгоднее, здоровее и экономнее. В-третьих, думаешь: вот пойдут детишки, – я-то умру, а часть меня все-таки останется на свете… нечто вроде иллюзии бессмертия. В-четвертых, соблазн невинности, как в моем случае. Кроме того, бывают иногда и мысли о приданом. А где же любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды? Та, про которую сказано – "сильна, как смерть"? Понимаешь, такая любовь, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение – вовсе не труд, а одна радость…»

А что такое была холостая жизнь? И многим ли она отличалась от современной «прогрессивно-раскрепощенной»? Кратко об этом мы уже говорили на первом уроке. И еще вспомним любезного всем Чацкого, страстно влюбленного в прекрасную Софию, – «Чуть свет, и я у ваших ног» и т.д., – как он равнодушно замечает: «Я езжу к женщинам, но только не за этим».

Можно, конечно, и его не принять всерьез: «Читал я Чацкого, – пишет Пушкин князю Вяземскому, – … во всей комедии ни плана, ни мысли главной, ни истины. Чацкий совсем не умный человек…» Но ведь Пушкин и сам, своим собственным гением, донес до нас немало броских оттисков эпохи. Например, такой:

Здорово, молодость и счастье,

Застольный кубок и бордель,

Где с громким смехом сладострастье

Ведет нас пьяных на постель.

Итак, если брак и стал могилой любви, то лишь постольку, поскольку любовь – настоящая любовь, присущая душе человека, – охладела или вовсе закатилась за горизонт. «Душа по природе своей – христианка», что заметил еще Тертуллиан, но культивируем ли мы это доброе начало нашей природы или же подавляем его?

Приближаемся ли мы к образцу и источнику настоящей любви – ко Христу? Случайно ли, что эта любовь сегодня в такую редкость, что, по замечанию герцога де Ларошфуко, ее приходится разыскивать днем с огнем? Если в молодые годы Пушкин, умнейший человек России, по мнению императора Николая I, вместе со своим благородным окружением искал счастье в борделе – есть ли у нас малейший резон удивляться его недостатку в браке?? Чему вы удивляетесь? О чем речь?…