Глава 28. — Хорошо. Я все правильно поняла?

— Хорошо. Я все правильно поняла? — Сказала я. — Функциональные ткани матки мигрируют в другие части организма, и когда приходит время, они кровоточат?

— И иногда ты не можешь забеременеть. Или плод будет развиваться вне матки,— Миранда говорила это с гордостью, демонстрируя свои знания.

— Типа в желудке?— Спросила я в ужасе.

Она кивнула.

— Или в заднице. У моей тети была подруга, которая не могла ходить по большому. Оказалось что ребенок рос в нижней части её кишечника.

— О, нет! — восклицаю я, прикуривая еще одну сигарету. И задумчиво затягиваюсь её дымом. Разговор потек не в том русле, но мне нравится его непристойность. Я навсегда отмечу этот день как нечто исключительное — это тот самый день, когда нарушены все правила.

Целый город остался без света. Метро не работало, и на улицах творился беспорядок. Наша лестница погрузилась в темноту. И там, снаружи ураган. Что означало, что Саманта, Миранда и я застряли. По крайней мере, на несколько часов.

Саманта неожиданно приехала минутой позже после отключения света.

На лестнице было шумно, люди обменивались информацией. Кто-то сказал, что в старое здание телефонии ударила молния, а другой жилец рассказывал, что ураганом снесло все телефонные линии и повалило кондиционеры, поэтому и отключилось электричество. В любом случае, мы остались без света и телефонной связи.

Огромные тучи заслонили городской небосклон, окрасив его в зловещий серовато— зеленый оттенок. Бушевал ветер и в небе сверкали молнии.

— Это как Армагеддон,— заявила Миранда. — Кто-то пытается сказать нам что-то.

— Кто?— спросила Саманта с привычным ей сарказмом.

Миранда пожала плечами.

— Вселенная?

— Моя матка моя вселенная,— сказала Саманта, и с этого начался весь разговор

Оказывается, что у Саманты был эндометриоз, поэтому ей всегда было так больно в эти дни. Но прямо во время поездки в Лос-Анджелес эти боли стали непереносимы, и она вдруг потеряла сознание прямо во время фотосессии. Когда ассистент фотографа обнаружил ее лежащей на полу уборной, им пришлось вызвать скорую. Ей сделали операцию, и затем отправили обратно в Нью-Йорк, для отдыха.

— У меня останутся шрамы на всю жизнь, ― стонет сейчас Саманта.

Она приспускает джинсы, демонстрируя большие эластичные бинты, стягивающие с двух сторон ее нереально плоский живот, и счищает с кожи клей. Внизу виден большой красный рубец с четырьмя швами.

— Посмотрите, — приказывает она.

— Это ужасно, — соглашается Миранда, и ее глаза блестят в странном восхищении.

Я боялась, что Миранда с Самантой возненавидят друг друга, но, как ни странно, Миранда признала ее вожаком стаи.

Она не просто впечатлена мировоззрением Саманты, но и делает все возможное, чтобы понравиться Саманте. Что означает, соглашается с каждым ее словом. Что заставляет меня вставать на позицию несогласия.

— Я не волнуюсь из-за шрамов. Я думаю, они прибавляют характера. — Я никогда не могла понять, почему женщины так переживают из-за таких крошечных несовершенств.

— Кэрри!— произносит Миранда, неодобрительно тряся головой, горячо сопереживая беде Саманты.

— Чарли о них никогда не узнает, — говорит Саманта, откидываясь на подушки.

— Почему шрамы должны волновать его? — спрашиваю я.

— Потому что я не хочу, что бы он знал, что я несовершенна, Воробушек. И если он позвонит, ты должна сделать вид, будто я все еще в Лос-Анджелесе.

— Хорошо. — Это выглядит странным для, меня, но, опять же, вся сложившаяся ситуация с этим ураганом очень странная. Возможно, это прямо шекспировское произведение. Как в его комедии Как вам это понравится, где каждый герой принимает чью-то сторону.

— Воробушек? — шутливо переспрашивает Миранда.

Я одариваю ее тяжелым взглядом, а Саманта заводит речь о моей сексуальной жизни с Бернардом. — Ты должна признать, что это странно, — говорит она, опирая ноги на подушки.

— Должно быть, он гей, — добавляет Миранда, сидя на полу.

— Он не гей. Он был женат. — Я встаю и начинаю расхаживать в мерцающем свете свечей.

— Еще одной причиной больше, чтобы хотеть секса, — Саманта смеется.

— Не гей встречается с девушкой месяц, и ни разу не пытается с не заняться сексом, — не верит Миранда.

— У нас был секс. Просто без полового акта.

— Милая, это не секс. Это то, чем занимаются шестиклассники, — подает реплику Саманта.

— Ты видела у него? — хихикает Миранда.

— На самом деле, да, — указываю я на нее сигаретой.

— А он случайно не из тех, что не стоят? — спрашивает Миранда, И Саманта издает сдавленный смешок.

— Нет, не из тех! Ты меня обижаешь! — говорю я в притворном возмущении.

— Свечи. И сексуальное белье. Вот, что тебе нужно, — констатирует Саманта.

— Никогда не понимала, зачем нужно это сексуальное белье. Я имею виду, в чем суть? Мужчины только и норовят поскорее снять его, — объясняю я.

Саманта подмигивает Миранде.

— Это женская хитрость. Ты просто неправильно раздеваешься.

— Ты считаешь, нужно бегать по всей квартире парня в нижнем белье? — отвечаю я.

— Надеваешь меховое пальто. А под ним — сексуальное белье.

— Я не могу носить мех, — заявляет Миранда.

— Тогда надень тренчкот[3]. Если хотите, я расскажу вам о сексе все.

— Да, будь добра, — прошу я.

— Особенно, учитывая, что Кэрри до сих пор девственница! — вопит Миранда.

— Дорогая, я знала об этом. Я поняла это сразу, как только увидела ее.

— Это так заметно? — уточняю я.

— Вот чего я не могу понять, так это почему ты до сих пор хранишь девственность, — говорит Саманта, — Я распрощалась со своей в 14 лет.

— Как?— Миранда икает.

— Как обычно. На ферме Буна в Строуберри Хилл, в кузове фургона.

— А я сделала это на родительском ложе. Пока они были на конференции.

— Это ненормально, — говорю я, наливая себе еще напитка.

— Я знаю. Я очень ненормальная девка, — говорит Миранда.

Когда же закончится эта буря?

1:45 ночи.

— Дети! Они повсюду. Почему, скажите, все в мире вращается вокруг детей? — кричит Саманта.

— Каждый раз, когда я вижу ребенка, меня начинает тошнить, — говорит Миранда.

— А меня однажды правда стошнило, — горячо киваю я, — Я увидела грязный слюнявчик, и это произошло.

— Почему им просто не завести кошек и мусорную корзину? — вопрошает Саманта.

2:15.

— Я никогда не звоню парню. Ни за что и никогда, — говорит Саманта.

— А что, если это не поможет?— спрашиваю я.

— Должно помочь.

— Здесь дело в самоуважении,— голос Миранды.

— Ты правда должна рассказать Чарли. Про эту процедуру, — поколебавшись, говорю я.

— С чего это я должна? — отбивает Саманта.

— Потому что все люди так поступают.

— Я приехала в Нью-Йорк, не для того, чтобы быть как все.

— Ты приехала, чтобы быть фальшивой?— иронизирую я.

— Я приехала, чтобы стать новой, — говорит она.

— А я приехала, чтобы быть собой, — вставляет Миранда. — Дома я этого не могла.

— Я тоже. — Комната вокруг меня начинает кружиться.

— Моя мама умерла, — шепчу я, перед тем как потерять сознание.

Когда я прихожу в себя, на улице уже светло. Я лежу на полу под кофейным столиком. Миранда спит, свернувшись калачиком на диване и храпит во сне. Это немедленно заставляет меня подумать, что, наверное, это и есть та самая загадочная причина, по которой ее бросил Марти. Я пытаюсь присесть, но моя голова словно чугунная.

— Ой, — восклицаю я, кладя ее обратно.

Наконец-то я по-пластунски доползаю до ванной, где нахожу две таблетки аспирина, и выпиваю их вместе с остатками воды из бутылки. Я, спотыкаясь, бреду в спальню Саманты и сажусь там на пол.

— Кэрри? — спрашивает она, разбуженная моим шумом.

— А?

— Что произошло прошлой ночью?

— Отключка.

— Чёрт.

— И эндометриоз.

— Дважды — чёрт.

— И Чарли.

— Я ведь не звонила ему прошлой ночью, не так ли?

— Не могла. Телефоны не работают.

— Свет всё ещё не работает?

— Ммм.