Смущаюсь и робею пред листом
бумаги чистой.
Так стоит паломник
у входа в храм.
Пред девичьим лицом
так опытный потупится поклонник.
Как будто школьник, новую тетрадь
я озираю алчно и любовно,
чтобы потом пером ее терзать,
марая ради замысла любого.
Чистописанья сладостный урок
недолог. Перевернута страница.
Бумаге белой нанесен урон,
бесчинствует мой почерк и срамится.
Так в глубь тетради, словно в глубь лесов,
я безрассудно и навечно кану,
одна среди сияющих листов
неся свою ликующую кару.
Белла Ахмадулина
— Вадим, здравствуй. — Голос Лазненко в телефонной трубке был сух. — Мы не смогли идентифицировать никого из тех, кто упоминается в твоих документах. Поэтому решили перевести тебя в другой город.
— Я что, как крыса всю жизнь буду по норам прятаться? Все? Отбегался Малахов?
— Вадим, пойми, мы находимся в очень затруднительном положении. Мы…
— Вы можете мне помочь хотя бы оборудованием, чтобы проникнуть в Зону? — перебил его Вадим.
— Нет, об этом не может быть и речи. — Вадим живо представил, как на том конце линии Лазненко сухо поджал губы.
— Ладно, нет, так нет. Я пойду один. — Вадим отключил сотовый и с размаху швырнул его в стену.