Паросенок развил немыслимую скорость: Петропавел даже удивился, когда увидел, что — взмыленный и задыхающийся — их все-таки догнал Гном Небесный: он молча сунул ему в руку какую-то бумажку и сразу же безнадежно отстал. "Следить за тобой прекращаю,— было написано там,— невозможно угнаться. Гном..."
Паросенок доставил Петропавла на площадь какого-то города, в котором, казалось, никто не жил. Петропавел огляделся и наугад отправился по одной из улиц. Чем дальше он шел по этой улице, тем отчетливее слышал гул, по-видимому, толпы. Неожиданно улица сделала поворот — и Петропавел увидел еще одну, очень широкую, улицу: она была запружена людьми, которые никуда не двигались. Мало того, что они заполнили мостовую, они еще высовывались изо всех окон и свисали со всех балконов.
— Что случилось? — спросил Петропавел у кого попало, и этот кто попало возбужденно забормотал:
— Дело в том, что кого-то водят по улицам: наверное, это напоказ, что в нашем НАСЕЛЕННОМ ПУНКТИКЕ — редкость.
— Слона! — подсказал Петропавел.— По улицам слона водили...
— Если бы слона! — не дослушал кто попало. — Вы только посмотрите на него, попробуйте протолкнуться!
Петропавел попробовал и протолкнулся,— правда, не без труда. На маленьком Пятачке свободного пространства какие-то ребята действительно водили по кругу существо, производившее очень двойственное впечатление. В общем-то, на первый взгляд, просматривалось отдаленное сходство со слоном, но, присмотревшись, вы уже не увидели бы этого сходства и сказали бы, что существо, скорее, напоминает домашнее животное, из мелких. Оно не то было, не то не было покрыто шерстью, не то имело, не то не имело хобот и казалось не то агрессивным, не то совершенно миролюбивым. В сознании Петропавла мелькнула не вполне отчетливая ассоциация с Гуллипутом, но он не смог удержать ее и стал просто смотреть, как существо это маленькими кругами водили.
— Чего это вы его тут водите? — спросил Петропавел.
— А они в диковинку у нас! — раздался подготовленный ответ.
— Кто?
— Да вот такие, как этот.
Между тем водимое существо выглядело уже изрядно замученным. Петропавел изо всех сил сосредоточился на нем и внезапно вычислил:
— Да это же Слономоська, путь к которому долог и труден!..
— Ну, слава богу! — ответило существо и, обратившись к толпе, заявило: — Вот вам простой логический пример того, как некто, предварительно обдумав, кто такой Слономоська, искренне принимает меня за Слономоську, поскольку считает, что я Слономоська, каковым я de facto и являюсь в его глазах.
— Оно разговаривает! — раздались отовсюду крики ужаса — и в панике люди бросились врассыпную: миг — и улица опустела.
— Вы по какому вопросу? — сразу поинтересовался Слономоська.
— Спящая Уродина,— лаконично ответил Петропавел, понимая гнев Слономоськи по поводу глупости людей. Слономоська вздрогнул:
— А что с ней?
— Ничего-ничего, — счел необходимым успокоить его Петропавел. — Просто я хочу попросить Вас проводить меня к ней... или рассказать, как пройти. Я должен поцеловать ее.
— Спящая Уродина — моя невеста, — неожиданно сообщил Слономоська. — Я поставлю ее в известность об этом после сна.
— Поздравляю Вас,— пролепетал Петропавел, не веря своим ушам.— Я видите ли, и не собирался на ней жениться: только поцеловать — и все...
— Целовать без намерения жениться — свинство! — гневно выкрикнул Слономоська.
— Да просто так нужно, поймите! По преданию... — оправдывался Петропавел.
— В тексте предания упомянуто Ваше имя? — осведомился Слономоська.
— Еще не хватало! — не сдержался Петропавел.— Слава богу, нет!..
— Ну, милый мой... Зачем же Вы берете на себя такие полномочия? Вы напоминаете мне человека, который, случайно завидев судно, готовое к спуску на воду, разбивает о его нос бутылку шампанского и провозглашает: "Нарекаю это судно "Королева Элизабет", после чего судно все равно остается безымянным, потому как дать ему имя может не кто угодно, а только тот, кому предоставлены соответствующие полномочия".
— Но я не сам решил целовать Спящую Уродину! Так решил народ. Мне-то уже, во всяком случае, это удовольствия не доставит.
Слономоська заплакал и запричитал:
— Это свинство с Вашей стороны — так отзываться о ней! А целовать без удовольствия — дважды свинство. Вы свинья, голубчик! Даже, две свиньи.
— Прекратите истерику,— сказал Петропавел. — Спящая Уродина и не заметит, кто ее поцеловал. Она проснется после этого. А во время поцелуя она все еще будет спать как мертвая. И видеть сны.
— Да она и не проснется от Вашего поцелуя,— успокоился вдруг Слономоська. — В предании говорится: "...и поцелует Спящую Уродину как свою возлюбленную". Вам так не поцеловать.
— Так ее никому не поцеловать,— обобщил Петропавел.— Трудно предположить, что в нее кто-нибудь влюбится.
— В Вас просто абсурдности маловато для такого предположения. — После этого заявления Слономоська, кажется, почувствовал себя отчаянным парнем и бросил Петропавлу в лицо: — Я влюблен в Спящую Уродину.
Петропавел смутился:
— Прошу прощения... только я что-то не соображу, почему бы Вам самому не поцеловать ту, в которую Вы влюблены. Слономоська сразу весь сник:
— Видите ли... я бы хотел, чтобы Вы меня правильно поняли... я не могу: это как-то уж слишком само собой разумеется. А все, что слишком само собой разумеется, идет вразрез с моей природой. Природа моя ужасно противоречива.
— И — что же? — Петропавел ничего не понял.
— Ну... и... Дело в том, что у меня тяжелое наследственное заболевание — мания двуличия. Все, что не содержит в себе противоречия, исключено для меня. Я влюблен в Спящую Уродину и хочу жениться на ней, но, поскольку именно такое положение дел не противоречит поцелую, как раз он-то для меня и невозможен.
— Это настолько серьезно? — спросил Петропавел.
— Очень, — заплакал Слономоська. — Когда я понял, что могу сделать Спящую Уродину несчастной, если предложу ей жизнь без поцелуев, я решил покончить с собой. Но и это оказалось невозможным. Я так и не сумел решить, кого убить в себе — Слона или Моську: ведь в соответствии с моей противоречивой природой, убив одного, я должен был сохранить жизнь другому. И я понял тогда, что весь я не умру.
— М-да, — сказал Петропавел. — Печальная история. А чего Вы на меня-то взъелись, если сами не собираетесь целовать Спящую Уродину?
— Но ведь Ваша природа не столь противоречива! Для Вас ненормально целовать не по любви? Поэтому, прежде чем целовать Спящую Уродину, Вы, как нормальный человек — а я надеюсь, что передо мною нормальный человек! — обязаны влюбиться в нее. В противном случае я растопчу Вас. — Петропавел посмотрел на страшного Слономоську и понял, что тот растопчет. — Однако влюбиться в нее Вы, конечно, не сможете. Она страшна, как смерть.
— Не скажите, — задумчиво возразил Петропавел. — Смерть страшнее. — Слономоська улыбнулся, восприняв это заявление как комплимент Спящей Уродине, а Петропавел с грустью продолжал: — Но скорее уж Вы уговорите меня жениться на ней — это все-таки во многом внешняя сторона дела, — чем влюбиться в нее: тут уж сердцу не прикажешь!
Они помолчали. Ситуация казалась безвыходной.
— Я думаю, — очнулся вдруг Слономоська, — что при решении вопроса нам нужно исходить из интересов Спящей Уродины. Она все-таки женщина. Кого из нас она предпочтет?
— Конечно, Вас! — уверенно ответил Петропавел. — Страшных всегда к страшным тянет.
— Правда? — обрадовался Слономоська и рассмеялся.
Петропавел хотел было ответить, что, дескать, правда, но он не был так уж уверен в истинности последнего суждения и смолчал, а сказал следующее:
— Это можно узнать только от нее самой. Однако она спит, и черт ее разбудит!
— Не черт, а кто-то из нас, — уточнил Слономоська. — Если Вы, то я Вас растопчу.
— Я помню, — нарочито небрежно заметил Петропавел.
— Итак, что же мы имеем? — начал рассуждать Слономоська. — Во-первых, мы имеем меня, который любит и хочет жениться, но не может поцеловать. Во-вторых, мы имеем Вас, который хочет поцеловать и в крайнем случае, если я правильно понял Ваше заявление, жениться, но не может полюбить. Состав явно неполон. Нам необходим третий, который любит и хочет поцеловать, но не может жениться.
— А на кой он нам? — опять не понял Петропавел.
— Если предлагать Спящей Уродине выбор, то нехорошо предоставлять в ее распоряжение часть вместо целого. Так, если Вы угощаете меня яблоком, то в высшей степени невежливо предлагать мне уже надкушенный плод. Итак, есть ли у нас кандидатура? — Слономоська задумался и приблизительно через 12 часов воскликнул: — Она у нас есть! Это Бон Жуан.
Самое страшное для него — жениться, а любить и целовать он в крайнем случае согласиться может!
— Но она же спит!— иерихонской трубой возопил Петропавел. — Как же можно предлагать ей какой-то выбор — сонной?
— Спит, спит!.. — проворчал Слономоська. — Подумаешь, спит! Каждый спит! Проснется — опять уснет, ничего с ней не сделается. Вопрос, между прочим, для нее важен — не для нас! А не захочет проснуться — пусть так и спит, пока не подохнет во сне!
Петропавла, конечно, удивил такой тон в адрес невесты, но он сделал вид, что все в порядке.
— Есть более серьезная проблема, чем ее сон, — озабоченно продолжал Слономоська. — Положим, будить ее будет Бон Жуан: мы ведь не знаем ее — вдруг она злая, как собака? — а он умеет разговаривать с любыми женщинами. Но вот в чем дело: как объяснить все это Бон Жуану, если он вообще не вступает в беседы с лицами мужского пола? Может быть, нам переодеться?
— Я переодеваться не буду! — немедленно заявил Петропавел: ситуация и так показалась ему достаточно идиотской — не хватало еще сложностей с полом!
— Ну, а мне просто ни к чему, — самокритично сказал Слономоська. — Меня в любой одежде узнают.
Петропавел не понял, зачем тогда надо было это предлагать — тем более во множественном числе, но не проронил ни звука.
— Стало быть, для разговора с Бон Жуаном потребуется посредник. Им должна быть женщина.
— Шармен! — ехидно встрял Петропавел.
Слономоська поморщился, не услышав иронии:
— Для Шармен нужно создавать специальные условия, — например, посадить ее под стеклянный колпак, чтобы она не могла оттуда обнимать и целовать Бон Жуана, когда будет с ним говорить. А потом я и сам не хотел бы подвергать себя опасности, пока объясняю ей ее задачу. Так что Шармен отпадает.
— Белое Безмозглое! — продолжал издеваться Петропавел.
— Ни в коем случае! — простодушно воскликнул Слономоська. — Во-первых, она проспит все объяснения и заснет на собственных, а во-вторых, ни у кого нет никакой уверенности в том, что оно действительно женщина! Не думаю, чтобы Бон Жуан закрыл на это глаза. Тут Слономоська принялся метаться по площади, пока наконец не вскрикнул: — Вот она! Нашел!.. С Бон Жуаном будет говорить Тридевятая Цаца. Тем более что Тридевятая Цаца — моя невеста.
— Вторая? — поразился Петропавел.
— То есть как — вторая? — тоже поразился Слономоська.
— Погодите, погодите... — Петропавел очень заинтересовался. — Вы же сказали, что Спящая Уродина — Ваша невеста!
Слономоська задумался:
— Какой Вы, право!.. Прямо как на суде! На страшном суде!.. Но действительно, нечто в этом роде я говорил. Не знаю, как такое случилось... Видите ли, я не употребляю слов в жестких значениях: во-первых, они сами не очень любят жесткие значения, а во-вторых, это слишком обязывает. И трудно потом выкручиваться. А я имею обыкновение заботиться о своих тылах: я ведь чертовски противоречив и потому всегда должен иметь возможность отступить в надежное укрытие. Хм... Спящая Уродина — моя невеста. Тридевятая Цаца — моя невеста. Знаете, я не думал над данным противоречием. Будем считать его несущественным.
Петропавел даже крякнул от изумления.
— Почему Вы крякаете? — поинтересовался Слономоська.
— Да потому что это противоречие не может быть несущественным! Ради чего же тогда огород городить и добиваться от Спящей Уродины признаний с помощью Тридевятой Цацы, если сама Тридевятая Цаца — Ваша невеста? Тут все непонятно!
Слономоська молчал и думал.
— Никак не возьму в толк, о чем Вы, — признался он наконец. — Ясно ведь, что мои высказывания о невесте на данный момент представляют собой суждения философские, а не эмпирические... Но даже если бы это были эмпирические суждения. Вам-то какая разница?
— Ну, я исхожу из того... — Петропавел задумался, из чего он исходит: обозначить это оказалось трудно, и он обозначил общо: — Я исхожу из того, что называют порядком вещей. Есть порядок вещей! — воодушевился он. — В соответствии с ним, даже если у человека, это бывает на Востоке, несколько жен, то невест — одновременно! — не может быть несколько.
— А с чего Вы взяли, что у меня их несколько?
— По крайней мере, две!
— Откуда же две? — заторговался Слономоська. — Одна у меня невеста, только по-разному называется: Спящая Уродина и Тридевятая Цаца... Поясню это на примере.— Слономоська неизвестно откуда взял мел и вычертил на асфальте схему, которая, как выяснилось впоследствии, не имела отношения к его дальнейшим рассуждениям. — Вообразите, что на пальце у меня украшение.
— Не могу, — честно сказал Петропавел: у Слономоськи не было пальцев.
— Неважно, — поспешил заметить Слономоська. — Так вот, на пальце у меня украшение с большим камнем. Вы подходите ко мне и спрашиваете: "Что это у Вас — кольцо или перстень?" — "Не знаю точно", — отвечаю я. Теперь скажите, сколько, по-Вашему, украшений на моем пальце?
— Одно, — ответил Петропавел нехотя.
— Действительно, одно, — подтвердил Слономоська. — Только оно может называться и так, и эдак. Стало быть, и невеста у меня одна.
— Извините! — не хотел сдаваться Петропавел. — Кольцо и перстень — это обозначения для одного и того же предмета, это синонимы, а Спящая Уродина и Тридевятая Цаца — не синонимы: они относятся к разным лицам!
— По-моему, Вы следите только за поверхностным уровнем моих высказываний, а надо ведь считаться не только с тем, что выражает слово своей оболочкой, но и с тем, что оно в принципе может выражать! Пусть упомянутые имена относятся к разным лицам, зато к одному понятию — невеста, — резюмировал Слономоська. Однако, по мнению Петропавла, резюмировать было еще рано:
— Вы же не с понятием дело иметь будете, а с живыми существами!
— Именно с понятием — при чем тут живые существа? Хороши живые существа — одна вообще не дана в чувственном опыте и находится за тридевять земель, а другая на сегодняшний день спит как мертвая, то есть все равно, что отсутствует в мире! — Слономоська сокрушенно вздохнул и вычертил еще одну бесполезную схему. — Ладно. Приведу другой пример. Предположим, я говорю, что дарю Вам на Ваш день рождения гусыню. Но я только произношу эти слова, а гусыни не даю. Сделал я Вам в таком случае подарок или нет?
— Конечно, нет! — воскликнул Петропавел.
— А по-моему, сделал! — обиделся Слономоська. — Пусть я не подарил Вам гусыни, но что-то все-таки подарил — понятие подарил, фиктивную философскую сущность подарил... Тоже немало! — Он сделал паузу и гневно добавил: — Человек Вы расчетливый и меркантильный!
Пропустив этот вывод мимо ушей, Петропавел сосредоточился на заинтересовавшей его подробности — и тут его осенило:
— Значит, речь идет о фиктивных философских сущностях! Но из этого следует, что у Вас вообще невесты как таковой нет.
— Неплохо, — поощрил Слономоська. — Однако то, что у меня есть невеста, следует из более ранних моих высказываний. Их было два. Произнесу эти высказывания от третьего лица: Тридевятая Цаца — невеста Слономоськи; Спящая Уродина — невеста Слономоськи. Стало быть, в качестве предпосылки годится утверждение: у Слономоськи есть невеста.
— Да пусть у Слономоськи будет хоть пять невест! — вспылил Петропавел, которому все это уже надоело.
— Пусть! — покорно согласился собеседник. — Нам с Вами дела нет до Слономоськи.
— То есть как? — оторопел Петропавел. — До самого себя Вам, что ли, нет дела?
— Почему до самого себя? Ведь это Вы квалифицировали меня как Слономоську! А я не Слономоська, точнее, Слономоська — не я. Если бы я был Слономоськой, я не стал бы разговаривать с Вами после того, как убедился в том, что Вы — свинья. Даже две свиньи.
— Сами Вы две свиньи! — дошел до ручки Петропавел.
— Не надо быть таким обидчивым, — вежливо сделал замечание Слономоська. — Вам это не идет. Поговорим лучше о деле, которому мы служим... Через час сюда прибудет Паросенок — мы сгоняем за Тридевятой Цацей — хорошо бы ей быть где-нибудь поближе: вдали она уж очень велика! — и Бон Жуаном, доставим их сюда, и я покажу путь к Спящей Уродине. Он долог и труден, а знаю его один я, но тайну эту унесу с собой в Вашу могилу.
Услышав про могилу, Петропавел только покачал головой.
2015-06-24
257
