Он долго слушал, глядя в никуда пустыми глазами

- А Белла? – спросил он. Его рука обвилась вокруг меня, притягивая меня ближе к себе.

Он слушал еще некоторое время и затем сказал:

- Да. Да, я сделаю.

Он убрал трубку и нажал на кнопку «окончание разговора». И сразу же стал набирать новый номер.

- Что сказал Карлайл? – спросила я нетерпеливо.

Эдвард ответил безжизненным голосом.

– Он думает, что ты беременна.

Эти слова теплотой прошлись по моему позвоночнику. Снова легкий толчок внутри меня.

- Куда ты звонишь сейчас? – спросила я, когда он поднес трубку к уху.

- В аэропорт. Мы возвращаемся домой.

Эдвард разговаривал по телефону больше часа без перерыва. Я предположила, что он пытается организовать наш перелет домой, но я не была уверена, так как он не говорил по-английски. Мне казалось, что он спорит с кем-то; он разговаривал сквозь зубы.

Разговаривая по телефону, он начал паковать наши вещи. Он перемещался по комнате как небольшое злобное торнадо, оставляя вместо разрушений идеальный порядок. Он кинул на кровать стопку моей одежды, даже не взглянув на нее, так что я решила, что пришло время одеваться. Он продолжал свой телефонный разговор.

Когда я больше не могла выносить его бьющую через край энергию, я покинула комнату. Его безумная концентрированность вызвала боль в моем животе – не такую, как утренняя болезнь, просто мне стало некомфортно. Я подожду где-нибудь в другом месте, пока это его настроение пройдет. Разговаривать с этим холодным, сосредоточенным Эдвардом я не могла, честно говоря, он немного пугал меня.

Как обычно, я оказалась в кухне. В буфете я нашла пакет печенья. Рассеянно я стала жевать их, разглядывая через окно песок и скалы, деревья и океан – все блестело на солнце.

Кто-то толкнул меня.

- Я знаю, - сказала я. – Я тоже не хочу уезжать.

Я смотрела в окно еще мгновение, но толчок не повторился.

- Не понимаю, - прошептала я. – Что здесь не так?

Удивительно, без сомнения. Даже ошеломительно. Но неправильно?

Нет.

Так почему Эдвард в такой ярости? Ведь он сам настаивал на свадьбе.

Я не могла понять причину его поведения.

Может быть, желание Эдварда попасть домой прямо сейчас не было таким уж неправильным. Он хочет, чтобы Карлайл осмотрел меня и убедился, что мои заключения верны – хотя в моей голове не было никаких сомнений, касательно этого факта. Может быть, они хотят понять, почему я уже настолько беременна, с округлым животом, толчками и всем остальным. Это было не нормально.

Как только я подумала об этом, я была уверена, что поняла все правильно. Он, должно быть, беспокоиться за ребенка. Я просто еще не разобралась во всем, чтобы начать беспокоиться. Мой мозг работал медленнее, чем его мозг – я все еще была потрясена картиной, которую вообразила себе раньше: маленький ребенок с глазами Эдварда – зелеными, такими, какими они были, когда он был человеком – лежал спокойно и красиво на моих руках. Я надеялась, он унаследует все черты Эдварда, без какого-либо моего вмешательства.

Было забавно, как резко это видение стало для меня необходимым. От этого первого маленького касания, весь мой мир переменился. Там, где раньше была только одна вещь, без которой я не могла жить, появилась другая. Не было никакого противоречия – моя любовь не была разделена между ними; это было совсем не так. Это выглядело так, как если бы мое сердце росло, становясь больше в два раза в этот самый момент. Все это появившееся в сердце пространство было уже заполнено. Я почти чувствовала головокружение.

Я никогда раньше в действительности не понимала боль и обиду Розали. Я не когда не представляла себя матерью, никогда не хотела этого. Было легко пообещать Эдварду и убедить его, что я не волнуюсь о детях, потому что это так и было. Дети как таковые никогда не были важны для меня. Они казались просто громкими существами. Мне никогда не приходилось много нянчиться с ними. Когда я мечтала, что Рене подарит мне брата, я всегда представляла себе старшего брата. Кого-нибудь, кто будет заботиться обо мне, а не наоборот.