Реабилитация

Позвонили из Чешского реабилитационного центра «AVE». Работают с 1996 года. Всего шесть центров. Курс: два года лечебная программа, три года — ресоциализация. Стоимость — 20 евро (700 рублей в день!). Курс лечения включает психотерапию, философию, трудотерапию, туризм и т. д. Из Екатеринбурга было четыре человека. За пять лет всего выпустилось 30 человек. У них всего 1 ВИЧ-инфицированный.

А у нас — 140 парней и 40 девчонок. Девчонки ВИЧ-инфицированы почти все. Среди парней — около 60 человек. Те родители, у кого есть деньги, платят 2900 рублей в месяц. У кого нет денег — бесплатно. На сегодняшний день около 80 человек. Вообще, через Фонд прошло порядка 1700 человек. Большинство не колются. Из первых, которые попали к нам в 1999 году, не колется ни один. Скоро уже четыре года. Есть разница?

Сима родила котенка. Все нянчатся.

На пейджер пришло сообщение.

07/01/2003 19:11:17

Добрый вечер. Обратите, пожалуйста, внимание на предыдущее сообщение. Подошли еще 5 человек, нам жаль токсикоцентр. Реанимация НИИ ОММ. Телефон: 59-88-78.

06/27/2003 20:07:48

На заброшенной стройке за зданием института ОММ, ежедневнено ходят подростки от 10 до 17 лет, вдыхают неизвестное содержимое, находящееся в полиэтиленовых пакетах, возможно таксикоманы. Постоянно слышны крики, происходят драки, просим принять меры.

Разогнали притон. Забрали к себе трех девчонок и четырех парней. У кого были родители, написали заявление на год. У всех девчонок — сифилис. Всех вылечили. В сентябре пойдут в школу.

Там же был обнюханный щенок. У него подкашивались лапы, дрожал хвостик. Он ничего не соображал. Мы его тоже забрали. Три дня не могли отмыть — от него воняло ацетоном. Назвали Пыжик.

07/01/2003 21:49:03

Спасибо. РАО НИИ ОММ.

Это вам спасибо. Если бы не вы, мы бы об этом притоне не узнали.

Пришли женщина с мужчиной. Лет по 50. «У нас, — говорят, — сын все унес из дома». А я привык, что родители к нам приходят сдаваться только после того, как сын унес из дома телевизор. «Что, — спрашиваю, — телевизор утащил?» — «Да нет, — говорят, — телевизор он давно утащил. В этот раз он унес газовую плиту». А мать говорит: «И старую забрал, которая на балконе стояла. Мы у соседей взяли плиточку электрическую и готовим прямо на полу». «Почему на полу?» — удивляюсь. «А кухню он еще раньше цыганам утащил». Меня начинает подбрасывать. Спрашиваю отца: «А бить его не пробовали?» Отец показывает: «Он мне нос сломал. Я сейчас даже дышать не могу». «Сколько ему лет?» — спрашиваю. «Двадцать восемь». — «Он когда-нибудь где-нибудь работал?» — «Нет. Как в 18 лет начал колоться…». — «И что, все 10 лет вы в таком аду живете?!!» Женщина вытащила платочек, слезы вытирает. А мужик так ревет, не стесняясь.

Конечно, мы попытаемся им помочь. Мы заберем этого подонка. Если родители не будут нам мешать, он бросит колоться. Если даже и не бросит, я ручаюсь, что он больше никогда не поднимет руку на родителей. Эта скотина навсегда запомнит, что родителям есть куда пожаловаться. А тем цыганам, которые выгодно поменяли эту газовую плиту на несколько граммов героина, мы искренне желаем, чтобы их на том свете на этой газовой плите и зажарили. На медленном огне.

А вот еще один случай.

Звонит мне в пятницу вечером начальник охраны одного известного в городе предпринимателя. «Женя, — говорит, — помогите. Сын закалывается». Я говорю: «Есть места. Везите прямо сейчас». — «Да нет, что сейчас. Я уж в понедельник». — «Везите, — говорю, — сейчас! Не откладывайте. Пока места есть». — «Все, Женя. В понедельник привезу точно».

Звонит в субботу вечером. Голос тихий. «Все, Женя. Не надо ничего. Он сегодня умер».

Вот и все.