- Паслушай, ну что ты рэшила? - Настойчиво спрашивал хачик.
- А выходить из помещения я там смогу?
- Да, ты будэш на Кипр, когда пожэлаэшь ездит, в лубую страна, куда захочэш.
Рыба руками - ногами стала отпихивать эту счастливую возможность жить как человек, нечего при этом не делая.
- А скажите, а если я захочу выйти замуж по любви? Что тогда? Дадут или нет?
- По лубви? - Удивился нерусь. - Какая такая Лубов? Сколко жыл, ныкогда ныкакой лубвт нэ выдэл.
- Ну как в книжках описано, в романах. - Фанатично долдонила маминистка.
- Так то жэ кныжкы. Ха! Там что угодна напысат можна. То, что нэт. А в жизны ест то, что ест. Машина, квартыра, дэнги, гараж, а любов?... Какая тут можэт Бэт? Ныкогда нэ выдэл.
- О, какой вы жестокий человек! Вы разрушаете мои идеалы!
- Мылый мой! Мая лудэй на вайнэ выдэл, как убывают, а ти гаварыш жэстокый! Какой ти глупый дэвушка! Какой глупый!
- Ну не знаю, глупый или не глупый, а я все равно не хочу оставаться в этом вашем гареме. - Взбесилась Рыба. - Где Люда? Отпустите нас! Немедленно!
|
|
Хачик посмотрел на нее как на душевно больного человека. На лице у него выразилась непонимание, удивление и сострадание одновременно. Ему было непонятно: почему человеку предлагают «жизни полную чашу», а он от нее отказывается из-за каких-то выдумок.
- Люда! Люда! Где ты? Отзовись! - Заорала Рыба на весь лес.
Хачик перепугался, что ее крики услышат в близлежащей деревне и закрыл ее рот ладонью.
- Падажды, нэ крычы. Сичас Луда будэт здэс.
Рыба заткнулась. Хачик присвистнул специальным посвистом и уже через несколько секунд из чащи леса перед ним предстал русский свин, а следом за ним появилась Людка. Вид у нее был слегка помятый и забитый.
- Паслушай, а вот твая падруга хотэл прэдложыт харашо жит, - Обратился к ней хачик, - а он отказаваэтса. А ты хочэш харашо жит?
- Хочу, но только без Вашей помощи. - Категорично отрезала Людка.
- Падажды, нэ спэши. У тэба всо будэт, твой работат нэ будэт. Панымаэш-лы, машины, квартыра, дача, гараж, муж, отдых, где захочэш.
- Нет-нет, спасибо-уж! Отдохнули мы тут с Вами. Хватит. Рыба! Пошли! - Наотрез отказалась Людка.
Рыба встрепенулась решительно двинулась прочь.
- Нам здесь больше нечего делать! - Яростно бросила Людка на прощанье.
Видя, что с ними бесполезно разговаривать хачик махнул рукой и позволил им уйти.
- Удывлаюс я на лудей! - Произнес напоследок он. - Кладош ым пранык вы рот, а анны его выпловывают!
Людка с Рыбой решительно и быстро шли вперед, пока не скрылись в чаще леса.
Вот так, цепко держась за свои цепи - принципы, человек теряет в жизни удачу, если она не соотвествует этим принципам. А принципы делают из людей рабов и заставляют пахать, как рабов, прикованных цепями к веслам на галерах. Вот так!
|
|
* * *
- Тише иди! На ветки не наступай! Хрустят. Стой! Замри! Слышишь?
Рыба замерла с идиоткой рожей и стала прислушиваться.
- Слышишь?! - Командовала ею Людка.
- Не-а! - Идиотисто отвечала Рыба.
- А! Балда! Вот машина поехала. Смотри - вон на трассу выезжает. Так! Дальше вперед по ней поехали, сволочи! А-га, значит и нам уже не так опасно Рыб, пошли!!!
И запоздало соблюдая все меры предосторожности, подружки опять вышли на трассу в надежде поймать машину и продолжить свое нелепое путешествие.
Но у них равным счетом ничего не получалось. Трасса была безлюдна и пучта. Время перевалило далеко за полночь. над всем ночным великолепием природы царила все та же полная Луна. Подружки шли молча, придавленные всем произошедшим.
Рыба шла и думала:
«надо же! Такое случилось! Что теперь дальше делать? Мама же ведь мне сказала, что моя пизда священна. Как теперь жить? Это ужасно! Просто ужасно! Эх, пойти и самой что-ли удавиться?!»
С минуту она колебалась, потом испугалась своей затеи и гнилой поток мыслей продолжился: «Где-то в средневековых романах, я слышала, писали, что в моем положении порядочная девушка должна была сама наложить на себя руки. Но что-то это мне не очень все нравится. Ведь я сама хотела, чтобы нас не убивали. И тем более, мама мне про то, как себя вести в таких ситуациях ничего не говорила. Так, ага! Значит, вешаться еще не нужно. Ну тогда славно! Еще поживем малехо. Ну а выебали… Ну дак ведь я же их не любила. Значит это любовью назвать нельзя. А значит это было просто так, а просто так не считается. Меня ж ведь никто не бросил. А значит все нормально! Жить дальше можно. Разрешается! Во ништяк - бля!»
- Рыб, слыш! - прервала ее мысли Людка. - Нам ведь с тобой провериться нужно.
- Что? Не въехала та.
- Что-что? Анализы сдавать надо, дура!
- Какие анализы?
- На сифон, гонококк и СПИД, дура недобитая!
- А что ты кричишь?
- А то, что ты самых простых вещей не понимаешь. Как ребенок прям!
- Ну чо!
- А хуй в очо - не горячо?! А потом еще и на беременность провериться нужно будет.
- Зачем?
- Как зачем?! Ты что, решила дибилов рожать от этих ублюдков?! - Взбесилась Людка.
- Нет.
- Я вообще на тебя удивляюсь: почему ты ни хрена не знаешь?! Тебя что мать ничему не учила?
- Нет, она в восемнадцать обещала, завтраками кормила. А я у нее книжку такую стащила - «гинекология» называется и втихаря ее разглядывала. Вот прикольно-то было!
- Да, твоя мать - сволочь! - Тяжеловесно изрекла Людка.
- Это почему еще?! Мама у меня хорошая.
- А потому, идиотина, что потому, что тебя ничему не научили, ты, сука на хуй, будешь теперь всю жизнь на таких-вот уроках учиться!
- Ой, не надо! - Запищала Рыба.
- Надо, Федя, надо! - Расхохоталась Людка. - Скажи за это «спасибо» своей любимой мамочке!
- Ой, а что же мне теперь делать?
- Умных людей надо слушать и стараться учиться у них. Вон машина едет. Давай лови! К знакам прислушивайся!
Рыба бросилась к трассе и яростно замахала руками. Небольшой камаз подъехал к ней и остановился. Подружки осторожно залезли в кабину и «принюхались». Водила попался преклонного возраста. Никакого нездорового внимания к ним он не проявлял, но по их покоцанному уставшему виду, понял, в чем дело и ехал без лишних вопросов. А в конце поездки даже купил целое ведро яблок и подарил его на прощанье подружкам.
Прощаясь, он сказал только одну фразу:
- Будьте осторожны, девчата!
- Спасибо, будем! - Горько усмехнувшись, ответила Людка.
* * *
- Тёпка-растрепка! Смотри-ка что я тут сочинила! - Вылезла погань из кухни и стала приставать к Рыбе, которая долбила по пианино. - Да во мне ведь настоящий гений пропадает!
- Ну что там еще? - Невольно буркнула Рыба. - Какой гений?
- Обыкновенный, Пушкин. Ты лучше послушай. Пламенно размахивая руками, погань начала:
|
|
- В каждый-каждый унитаз
Ты смонтируй фотоглаз.
Будешь знать, моя зазноба,
У кого какого цвета жопа.
- Ой, мама, а ведь ругаться нехорошо.
- Но ведь это стихи. И все поэты матершинные стихи писали, а я чем хуже?
А зачем все это?
- Глупая, ты ничего не понимаешь! Эти стихи я написала про директора нашего института «батяню», Морозова, то есть.
- А почему его зовут «батяня»?
- Ну, потому что он такой институтище на себе тянет, - немного задумавшись, ответила погань, - заботится о всех нас. Премиальные там всякие и даже поквартальные выписывает
- А-а-а… - неопределенно протянула Рыба.
- Ну, а еще он нам здание новое такое отгрохал. Вот за это ему спасибо огромное! Молодец, тятя!
- А зачем старое здание было плохо?
- Да ты что?! Это же курятник какой-то был. Старый двухэтажный, прогнивший такой. А он нам новое шестиэтажное здание построил. Выбил деньги где-то, ты представляешь?! При нашей-то бюрократии, при совке! Да ему просто памятник за это поставить надо! Прямо при его жизни! Перед входом в этот институт! Молодец, батяня!
- Слыш, мам, а может тогда не стоит про него такие стишки писать, если он такой хороший? А?!
- нет! - Тут - же наотрез возразила погань. Писать надо, но про другое!
- А про что-же?
- Ну, видишь-ли, тепушка, тут однажды такая история произошла… - стыдливо замялась поганая.
- Какая история?! Ой, расскажи, мне интересно!
- Тебе рано еще об этом знать!
- Ну, мам!...
- Ну, ладно уж, так и быть! Слушай!...
Еду я как-то раз на лифте в нашем институте. А лифт у нас такой просторный с зеркалами, да еще и по заявке на любом этаже останавливается. Ну вот. Еду я, в зеркало смотрю на себя, прихорашиваюсь. А я, знаешь-ли, если хорошо накрашусь, да причесон сделаю, да в туфельках - так просто любо-дорого смотреть! Красавица - да и только! Меня иногда даже первой красавицей курса называли.
И вот останавливается лифт и в него батяня заходит. Один. В костюмчике такой, весь из себя, надушенный, деловой, подтянутый. Ну, я вида не падаю, еду дальше, а он, как только двери закрылись - сразу ко мне подошел и говорит:
|
|
- Танечка! Ты сегодня так хорошо выглядишь! А не зайти ли тебе ко мне?... На рюмку кофе?!
А я в тот же миг почувствовала на своей, так сказать… ну это… ну как его там?
- Ну, говори, не тяни! - Выпалила Рыба.
- Ну, в общем, заднице, прикосновение его руки…
Поганая заткнулась и, залившись краской, уткнулась в вязание.
- Ну, а дальше что?!
- Ну, что-что? Я его руку как отшвырнула! Да чуть пощечину ему не влепила, слава Богу, сдержалась. А сама ему отвечаю: «А рюмку в другом месте распивают, это во-первых. Во-вторых - не ты, а Вы, а в третьих, руки распускать неприлично!»
Он немного опешил, но «проглотил», а сам говорит: «Ну, как хочешь, я-ж ведь хотел как тебе лучше. Я слышал, ты мать-одиночка. Ребенку хотел твоему помочь. Ну раз так…»
Тут лифт остановился на моем этаже и я пулей выскочила из лифта, чуть не сбив его с ног. А сама подумала: «Ну, ты у меня еще попляшешь! Я тебе отомщу!»
- А за что? - Наивно спросила Рыба.
- А за то, что он намекал на то, чтобы мне с ним переспать.
- А почему?
- Потому, что ему так хочется! Да на наш институт пора уже вешать красный фонарь!
- А зачем?
- А затем, что это уже не институт, а дом терпимости какой-то! С каждой красивой бабой он уже по двести раз переспал! И каждую облагодетельствовал.
- А как это?
- Ну переспит с ней, а потом премиальные или поквартальные ей повышает, поблажки им всякие-там дает, даже если они весь день ничего не делают, бьют баклуши.
- О! А вот бы нам так! Мы бы мне аквариум с рыбками купили и коньки и канареечек!
- Ой, да мы и без этого как и без этого как-то жили! Но с тятей трахаться? … Ни за что на свете! Пусть я лучше буду нищая, но только не это!
- Почему? Ведь с зэком - Жориком и пьяницей - «Котом» ты так делала! За просто так.
- А ты откуда знаешь?
- А я за вами подглядывала: что это за шум такой странный?
- Ах ты бесстыжая!
- Это вы бесстыжие, что при мне такими делами занимались.
- А почему ты подглядывала?
- А почему ты из-за денег с Морозовым не хочешь так делать? Он ведь хороший. Он же лучше этих твоих пропойц, один из которых тебя чуть не прирезал!
- Ни за что!
- Ну мам!
- Никогда!!!
- Хочу рыбок, хочу коньки, хочу…
- А я не хочу делать с ним за деньги!
- Ну почему?!!
- Потому, что он уже весь институт на хую перетаскал! Я не хочу быть частью этого борделя! - Размахивая спицами, орала поганая.
- А подстилкой у Жорика - зэка быть лучше?!
- Зато у него я единственная! Я у него одна.
- Ну и что с этого толку?
- Слушай, отстань от меня пожалуйста!
- Ну мам…
- Отстань!!! - Поганая бросила свою паутину и с воем ломанулась на кухню.
«Что за ребенок?! Что за ребенок?!! - Слышалось ее протяжное причитания. - У всех дети - как дети, а у меня?!...»
Рыба снова стала долбить по пианино, недоумевая по поводу погани.
* * *
- Ах!!! Хорошо!... О!... Еще! - Доносилось из кабинета директора. - О-о-о!... А-а-а!!!
На директорском огромном столе была разостлана куча документов и чертежей. Поверх нее возлежала Лена Мамаева в одном лишь лифчике и приспущенных чулках с растрепанной прической и поплывшим макияжем, а поверх нее взгромоздился своим здоровым пузом сам «батяня». Потный, до самой лысины, в одной лишь рубашке, он напористо долбил своим ялдаком ее кунку. Стол сотрясался от его мощных кабаньих движений. Документы «конвеером» съезжали с него и падали на пол. Он сам, да и Лена Мамаева почти уже ничего не соображали. И вдруг в самый накал страстей, в момент максимального пика эмоций в кабинет постучали.
- Ну что там еще?! - невольно пробурчал Морозов.
В дверь просунулась испуганная физиономия секретарши и роболенно проблеяла:
- Алексей Григорич, тут Вашу подпись просят.
- А, позже! Зайди через пять минут! не видишь что-ли, я занят! - Указывая на Мамаеву отрезал «батяня».
- Виновата, но…
- Никаких но! Вон отсюда! - Уже агрессивно и властно изрек он.
Секретутка тут же учуяла, что «дело плохо» и исчезла.
Батяня повернулся к Мамаевой, улыбнулся ей и промурчав: «Ну-с, продолжим», продолжал свое любимое занятие. Стол заходил ходуном. Пачка чертежей упала на пол. Но это никого не смутило. Стоны, скрипы, вздохи и черт знает что сплелись в единую какофонию. Батяня задвигался со скоростью пулемета, а затем вдруг замер и беззвучно обкончался в разгоряченную кунку Мамаевой. Она тоже уже почти ничего не соображала и только беззвучно мотала головой из стороны в сторону.
В следующий момент все стихло и два «бездыханных» тела, взгроможденные одно на другое, замерли на директорском столе…
Первым «очнулся» Морозов.
- Ну ладно, давай вставай, - небрежно бросил он, - назначаю тебе повышение в окладе!
- О! Алексей Григорич! Я так Вам бла…
- Не стоит! - Оборвал он. Это - «за выслугу перед начальством».
- Ой, тут чертежи немного закапались…
- Закапались? Чем закапались?
Мамаева смущенно склонила голову.
- А! Ерунда! - Бросил Морозов. - Татьяна перечертит. А ты одевайся и позови мою секретаршу.
* * *
- А! Вот опять они мне чертежи перечерчивать дали, закапанные спущенкой! - Носилась, вопя, поганая по дому.
- Сгущенкой? - Не поняла Рыба.
- Спущенкой, молофьей, то есть. Сами ебуться, а мне перечерчивать за них! Смотри, во что они мои чертежи превратили! Устряпали все, как свиньи, а я тут корпей за них!
- А почему?
- Потому, что я - ведущий специалист института! - Гордо выпалила погань.
- А че, она сама что-ли перечертить не может?
- А она зато с батяней спит, а ей за это зарплату повышают.
- Во классно! Надо и тебе так делать!
- ни за что на свете! Лучше я сдохну!!!
- Ну мам!
- Ни за что!
- А рыбки? А коньки? А канарейки?
- Никаких рыбок! Никаких канареек! Ни за какие миллионы не соглашусь!
- Ну и хрен с тобой! Вот вырасту и сама с Морозовым спать буду. А на повышение зарплаты и коньки и рыбок и все, что захочу себе куплю! - Категорично заявила Рыба.
- Только попробуй!
- А потому, что ты - моя дочь! И если ты посмеешь так поступить, как эта мразь Мамаева, то я тебя просто убью!
- Как это ты меня убьешь?
- А очень просто! Возьму топор и убью!
- А зачем? - Жалобно заскулила Рыба.
- Затем, что ты - моя дочь! И ты будешь жить так, как я хочу! А если нет - я тебя убью.
- Ну мам…
- Никаких мам!!!
- Ну мам…
- Не зли меня! - Уже грозно и дико зарычала поганая на Рыбу.
Та сникла, испугалась и замолчала. В ее голове стали прокручиваться картинки того, как она трется с директором, чтобы ей повысили жалование, а сзади подходит поганая с топором, замахивается им и в последний момент Рыба вкрикивает, но уже поздно. Топор летит в ее удивленное и испуганное лицо. Брызги крови и мозгов разлетаются во все стороны. Следующая картинка: Рыба стоит у огромного красивого аквариума и любуется роскошными рыбками и живыми экзотическими водорослями. Сзади подкрадывается поганая, пряча под мышкой за пазухой топор.
- Мам! Мам, посмотри! - Ликует Рыба. - Это я на деньги «тяти» купила! Смотри, какая прелесть!
- Что ты сказала? Чьи деньги?!
- «Тяти», мам. Ну ты сама понимаешь. Он их мне дал за то…
- За то, за что я тебя сейчас прикончу!
И в мгновенье ока поганая выхватывает из-за пазухи топор и отсекает Рыбе голову. Тело, фонтанируя струями крови, падает на пол, а отрубленная голова плюхается в аквариум, беззвучно произнося полуживыми губами: «Я не виновата! Я не виновата!» и заливает его алой пеленой крови. По стенкам стекают темные брызги. С губ обезумевшей погани хриплым шепотом слетают слова:
- Уж лучше ты умри, если не хочешь быть такой, как я хочу!!!... Смерть тебе! Дрянь!
Рыба вздрогнула от этого страшного наваждения, однако этот образ очень сильно овладел ею. Со страхом и отчаянием она стала мысленно повторять себе:
«Никогда не буду делать плохо! Буду хорошей девочкой, овечкой! Никогда не буду пороться с такими, как Морозов! Никогда, никогда, никогда!!!»
Рыба стала тщательно себя завнушивать уродскими установками, особым усилием делая себя дурой. Так, потихоньку она стала становиться послушным секс-зомби тоталитарной секты маминизма. Секты с суицидальными установками, заполонившей весь мир. Секты, с которой нужно начинать отчаянную непримиримую борьбу. Секты, унесшей миллионы молодых невинных жизней и искалечившей жизни миллиардов ни в чем не повинных людей!
* * *
- Эй, ты чего задумалась? - Подскочила погань к оцепеневшей от ужаса Рыбе. - Не бери в голову, лучше посмотри какие я классные стишочки пишу. Тут все про нашего «батяню» сказано.
- Ну и что?
- А то, что я повешу это в женском туалете на самое видное место.
- А ваш директор что, женский туалет ходит что-ли?! - Сильно удивилась Рыба.
- Да ты что, рехнулась что-ли?
- А как он эти стихи прочитает?
- А эти же стукачки ему это и донесут.
- А дальше что?
- Ну, что-что? Нервничать будет, переживать, беситься. Это же так весело: все ему всегда говорят: «да, тятя! да, тятя!», а здесь вот такое. Он как узнает, что про него такое написали, сильно забесится.
- А если он узнает, что это ты?
- А я почерк изменю и пока никого нет в туалете, тихонечко это повешу. У! Как будет здорово!
- А зачем все это?
- Ну чтоб досадить Морозову, как ты не понимаешь?! Какая ты глупенькая у меня. - Самозабвенно базлала поганая. - А потом через несколько дней я другое стихотворение напишу. Якобы другой поэт пишет этому.
- Писать на стенах туалета
Увы, друг, немудрено.
Среди говна - мы все поэты,
Среди поэтов - все говно!
- Ничего не понимаю! И зачем тебе все это нужно?
- А, иди ты! Ничего ты не понимаешь! - Отмахнулась погань и ушла на кухню.
Через несколько дней тупая каракатица опять подвалила к рыбе.
- Знаешь, доча, а меня кажется сокращают.
- Ой, а почему?! Что же мы теперь будем делать? - Заскулила Рыба.
- Да вот, блин, одна из его подстилок зашла в туалет, когда я свой стишок на зеркало приклеивала. Она вроде как сделала вид, что ничего не замечает, а тяте все равно настучала, сволочь. И теперь меня из-за этого в первую партию сокращают. А ведь я - ведущий специалист института!
- А кого это колышет? Не фиг че попало писать. Я же тебя предупреждала! - Забесилась Рыба.
- Да причем здесь это? Просто это случайность: если бы эта баба не увидела, то все было бы нормально! Тятя занервничал бы от стишка. Я бы порадовалась!
- Да ну тебя! Ничего ты не соображаешь. - Не выдержала Рыба и убежала на улицу гулять с подружками.
Переубедить старую маразматичку было невозможно! Даже оставшись на помойке жизни, она не била себя по голове и не проклинала свою дурость. С умом она, видимо, никогда не дружила. Ведь для чего она ходила на работу. Зарабатывать деньги. И поэтому какая ей хуй разница, кто, с кем, зачем и в каких позах? Ведь главное - то - деньги. А деньги, как говориться, не пахнут. И кто их тебе дал - какая менгам разница?
Ну не хочешь ты пороться - не порись. Кто тебя заставляет: Но и на голову человеку лезть тоже нечего. Сиди, сопи в тряпочку и радуйся, что получаешь свои «три копейки». А что толку, что погань против чего-то там бесилась? никому она ничего не доказала, а только себе напакостила! Ох, и дура же! Уродица Божья! Тварь несчастная! Гавно!
* * *
Грузовой дальнобойщик несся в пригороде Риги. С горем пополам подружки добрались в Прибалтику.
- Блин, а я же ведь точно такая-же, как моя дура - мать! - Хлопнула себя Рыба по лбу. Ежель - можель, блин, я ведь точно так же, как и она не слушаю умных людей. Сейчас вот не послушала Людку и из-за этого нас изнасиловали. А кто знает, что может случиться в будущем. А я такая же упрямая, тупая и дурная, как моя дура - мать.
И в отчаянии Рыба начала дубасить себя кулаками по репе, приговаривая:
- Проклятая тыква! Проклятая тыква! Сколько же от тебя страданий! Сколько же от тебя мучений! Из-за тебя мне так плохо в жизни. Из-за тебя я чуть не повесилась только что! У, сволочь, у сука, скотина проклятая. Взять, оторвать тебя, вытряхнуть из тебя все дерьмо! Выбросить тебя на помойку! Только тогда мне будет хорошо и спокойно!
- Эй, ты с кем это здесь разговариваешь? - Неожиданно прервала ее Людка.
- Да на тыкву свою злюсь.
- Раньше надо было злиться, до того, как нас отъебли, и теперь давай - вываливай из машины.
- А че?
- А то, что мы уже приехали.
- Куда-куда? В Ригу, твою мать! Что, совсем уже уплыла и ничего не соображаешь?
- Но я не вижу тут никакой Риги. Тут какие-то поля и усадьбы.
- Тебе мало что-ли горя было?! А-ну давай вылазь! вылазь, кому говорю. Людка с яростью толкнула Рыбу так, что та вышибла дверь и вывалилась на обочину.
Не долго думая, Людка схватила вещи и выскользнула из машины. Она помахала на прощание водителю, машина тронулась, оставив за собой шлейф пыли и гари.
- Что, не наигралась еще с огнем?! - Мстительно бросила она Рыбе.
- А че?
- В очо - не горячо? Пошли.
- Куда?
- На остановку!
- Че еще куда-то идти?! Доехали бы на машине, сейчас день, а он один!
- Пока один. А мог бы завести нас в свое депо и там пропустить по «ромашке». Тебе это надо?!
- Нет. - Опустила Рыба голову.
- Тогда пошли! Давай, лупи себя по башке, дура!
Рыба больше не сопротивлялась. Она покорно плелась сзади своей подруги.
Подружки дошли до остановки, сели в автобус и прикатили в Ригу.
* * *
Ой, смотри, какие башенки! Ой, а ангелочки! Ой, а украшения какие! А мостовая! Я никогда не видела такой отродясь!
- А что ты вообще-то видела?
- Ну, мостоотряд мамин видела …
- А че это такое? Мостоотряд? - Со скучающим видом спросила Людка.
- Да это знаешь, такой поселок из одних только бараков, куда посылают всяких там рабочих, чтобы они строили мост.
- Какой мост? Из бревен что-ли?
- Да нет, самый натуральный, из железобетона. Через Вятку строили.
- А ты тут причем?
- А меня погань туда утащила.
- Совсем что-ли?
- Да нет. Она уехала за отцом, которому дали распределение в «тьму таракань». А ей хоть и в N-sk выпало, она все равно за ним увязалась, как жена, блин, декабриста траханного. Ну и меня туда утащила. Так что детство свое я провела весело: среди пьяных матерных рабочих мостоотряда и местных коров. И уже к пяти годам я матюгалась не хуже заправского сапожника. Вот так.
- А, ну все с тобой понятно! - Язвительно усмехнулась Людка. - А еще что ты выдающегося видела?
- N-sk видела¨, а еще собаку болонку такую…
-Ха-ха-ха! - Не выдержала Людка. - Не смеши людей!
- Правда-правда. У нее один глаз был карий, а другой - голубой!
- А, ну теперь понятно в кого ты такая дура! - Гадко захохотала Людка.
Рыба сконфузилась и обиженно замолчала.
- так, пошли в поликлинику!
- Это насчет гонококка, что-ли?
- Ты верно догадалась! - Горестно усмехнулась Людка, - Умнеешь, дура.
Рыба обиженно замолчала, теребя свой грязный тельник. Подружки пошли в поликлинику.
- Девушка, у вас есть венеролог? - Простодушно спросила Рыба у миловидной медсестры, сидящей в регистратуре.
Та в ответ только лишь подняла надменно брови и сделала вид, что не понимает русского языка.
- Девушка, пожалуйста! Поймите нас! - Слезно стала умолять Рыба. - Нас изнасиловали. Нам нужно сдать анализы. Девушка!!!
Медсестра брезгливо передернулась, но все равно продолжала сидеть, делая вид, что ничего не понимает.
- Девушка, поймите! Нас могли заразить, надо провериться! - Орала Рыба на всю больницу, ярко жестикулируя руками, показывая на пальцах суть дела.
Но проклятая латышка продолжала сидеть с каменным лицом, делая вид, что ни во что не втыкает.
Видя все это, Людка не выдержала и рассвирепела:
- Ах, ты, мандавошка ебаная! Хуесоска проклятая! Если ты сейчас же не выдашь нам талоны, мы пойдем и напишем на тебя главврачу. Мой отец - прокурор! И тогда покатишься ты отсюда колбаской по Малой Спасской! Поняла, крыса болотная?! Тварь!!!
Медсестра сразу же подскочила, испуганно засуетилась, стала извиняться:
- Ой, прашу извинятса, прашу извинятса! Вот ваша талони!
И тут же выписав талоны на ближайшее время, услужливо подала их Людке.
- Вот то-то же мне, тварь проклятая. Смотри мне, сволочь! - Людка выхватила у нее из рук талоны и громко захлопнув окно регистратуры, вихрем помчалась в кабинет.
Влетев в него на всех порах, даже не поинтересовавшись, кто крайний, она чуть было не набросилась на врача. Но, увидев перед собой спокойного интеллигентного седого мужчину, она чуть сбавила обороты.
- Эй, любезнейший, нас тут на днях изнасиловали двое подонков. Не сочтите за труд взять у нас анализы на СПИД, сифон и гонококк. И на беременность тоже.
- Но… - хотел, было возразить врач.
- Какие еще могут быть но?! У меня отец - прокурор! Что тебе еще не ясно?! Быстрей давай все анализы! Козел! Ты понял? Понял? Понял?!
- Да, я - то понял, но я хотел только сказать…
- Ну, что еще?
- Беременность можно проверить только позднее.
- Как так!? Ты че не въехал еще что-ли?!
- Ну, таковы уж наши методы. А вас когда… Ну это… Как бы это сказать?...
- Да три дня назад нас выебли. А что?
- Да нет, ничего. Просто давайте я у вас анализы сейчас возьму на болезни, вы завтра в регистратуре узнаете их результаты, а беременность? С ней лучше приходите дней через десять. Там и поговорим…
- Ну, да ладно, врачило. Давай бери, какие тебе надо анализы. - Недовольно буркнула Людка и полезла на гинекологическое кресло.
* * *
- Слыш, Рыб, че-то вроде никакого стриптококка у нас не нашли. Вроде здоровы мы. Пошли по городу пошляемся, - предложила Людка Рыбе.
- У-гу, - как всегда послушно ответила Рыба.
- Пошли вон в то кафе зайдем.
И подружки завалили в красивое старинное здание, где располагалось уютное миниатюрное кафе.
Войдя со света в полумрак, подружки не сразу поняли, где они находятся. Но через несколько минут их глаза привыкли к темноте и они тут же поломились к барной стойке, где орудовала бойкая чернявая миловидная латышка.
- Эй, любезнейшая, извольте два кофе и два пирожных с кремом! - Заносчиво изрекла Людка.
Рыба с трудом вскарабкалась на барную тумбу и стала крутиться на ней.
Официантка высокомерно молчала, даже не удостоив хиппушек ни одним взглядом.
- Та-а-ак! Это еще, что такое?! - Взбесилась Людка. - Я тебе русским языком еще раз повторяю: два кофе и пирожных!!!
Ответом ей было молчание. Официантка только еще выше вздернула брови и стала молоть кофе в кофемолке.
- Это еще, что за такое? У них, что принято играть в молчанку что-ли. Регистраторша молчала, эта коза молчит?! - Разбушевалась Людка. - Эй ты, ты знаешь кто я? Да у меня папа - прокурор! Да он тебе! Да ты у меня! Официантка надменно окинула взглядом хиппарок с ног до головы, но продолжала молчать, делая вид, что ничего не понимает.
- Эй, да ты, ты че тут шлангом прикидываешься?! - Бесилась Людка. - Ты че, не поняла что-ли, овца?!
Людка орала так громко, что все кафе обратило на нее внимание и несколько молодых латышей решительно и уверенно, если не сказать агрессивно, двинулись к ним.
Приблизившись к хиппушкам вплотную, они молча встали напротив них со сложенными руками.
- Эй, вы чего это? - Слегка бзднув, проблеяла Людка. - У меня ведь папа…
Одни из парней властно и непримиримо указал ей на дверь. Их молчание и красноречивый жест говорили сами за себя. В воздухе воцарилась напряженная тишина.
Людка, почуяв сральником, что сейчас ей будет плохо, стала медленно и медитативно «сплывать» со стула и пятиться к выходу.
Когда взгляды латышских мстителей воззрились на Рыбу, она уморно ялдыкнулась со стула на пол, и, не вставая прямо на полусогнутых поковыляла к Людке, волоча за собой свой идиотский брезентовый рюкзак.
Взгляд «народных мстителей» неусыпно наблюдал за двумя трясущимися тварями, которые за минуту до этого были героинями.
- Ну, что, дочь прокурора, куда пойдем дальше? - Съязвила Рыба.