– Карр, карр, карр!
– Все в порядке, госпожа Ворона, – мягко проговорила я, заканчивая делать птице перевязку. Наконец я отправила ее обратно в клетку.
– Каррр, каррр, каррр! – Ворона попыталась взмахнуть своим поврежденным крылом.
– Папа, как ты думаешь, она поправится?
Отец ничего не ответил. Уткнувшись в журнал, он перевернул следующую страницу.
– Папа! Что ты думаешь по этому поводу? – не унималась я.
Он взял карандаш и подчеркнул какую‑то фразу в журнале жирной чертой.
– Папа!!
– Ты что‑то сказала, Лаура? – Отец поднял голову и взглянул на меня сквозь толстые стекла очков в черной роговой оправе.
– Ты думаешь, крыло заживет? – снова спросила я.
– Какое крыло? – Отец опять уставился в журнал и стал делать какие‑то заметки на его полях.
Я поймала удивленный взгляд моей подруги Эллен: она еще не привыкла к этой теперешней отчужденности моего отца.
Отчужденности от меня.
В последние дни отец вел себя так, будто постоянно забывал о моем существовании. Даже когда мы находились в одной комнате, казалось, что его там нет.
В это время большой кот Лаки, которого я нашла в лесу, пронесся мимо меня, едва не повалив набок клетку. Он подскочил к отцу и стал лизать ему пальцы своим длинным языком.
Отец отдернул руку.
– Пожалуйста, забери своего кота. Я пытаюсь сосредоточиться.
С этими словами он подчеркнул в журнале еще несколько фраз, так сильно нажав на карандаш, что кончик грифеля отвалился с отчетливым треском.
– Куда я, по‑твоему, должна его забрать? – со вздохом спросила я. – В сарай нельзя – ты там работаешь. Ведь ты сам запретил мне к нему подходить.
Отец посмотрел сначала на ворону, а потом на Лаки так, будто увидел их в первый раз.
– Почему я не могу жить в доме, как все люди, Лаура? – спросил он. – Почему я должен жить в зоопарке?
– Ты же ветеринар! – воскликнула я. – Ты должен любить животных. Разве не так?
Эллен выдавила из себя смешок, но она была явно смущена. Она никогда не видела, как мы с отцом ссоримся. Она не видела отца с тех пор, как он… переменился.
Я перестала приглашать домой друзей, потому что не знала, что сделает или скажет мой отец. Но Эллен была моей лучшей подругой, и я соскучилась. Мне очень захотелось с ней пообщаться, вот я и позвала ее к себе сегодня. Возможно, я сваляла большого дурака.
Я взяла клетку с вороной в одну руку, а Лаки в другую, отнесла их в свою комнату и закрыла дверь.
Затем повесила себе на шею фотоаппарат и обратилась к Эллен с предложением:
– Давай пройдемся. Мы давно не гуляли по лесу.
Наш дом расположен на краю леса. Задний двор плавно переходит в лесную чащу. Поэтому лес с его просеками и полянами, озерами и ручьями всегда представлялся мне неотъемлемой частью нашего жилища.
Именно там – и только там – меня охватывало ощущение полного счастья. В лесу легко дышалось. Он был тихим, спокойным и в то же время трепетным, полным жизни.
Просыпаясь, я выходила на задний двор и всматривалась в гущу высоких, пышных деревьев, тянувшихся вдаль, – как мне казалось, до бесконечности. Я вдыхала утренний воздух, напитанный ароматом хвои. Как я люблю этот запах!
Я проверила, заправлена ли в фотоаппарат новая пленка. Все было в порядке.
Эллен поправила прическу. Моя подруга очень гордится своими черными прямыми волосами. Она всегда зачесывает их назад, с удовольствием погружая в них руки и позволяя прядям скользить между пальцами, а затем ниспадать на плечи.
Я завидую ее волосам. У меня они длинные, рыжевато‑каштановые и совершенно неуправляемые. Как говорится, «непокорные».
Глаза Эллен вспыхнули.
– Мы идем в лес собирать материалы для твоего школьного задания? Или потому, что ты снова надеешься увидеть там мальчика, которого повстречала на прошлой неделе?
У меня вырвался стон. Я не ожидала от подруги такой подначки.
– Конечно, я думаю о задании, – ответила я. – Допускаю, что тебе трудно в это поверить, но мальчики – не единственное, что интересует меня в жизни.
– Но ты говорила о нем все утро, – гнула свое Эллен. – Повторяла, как заведенная: «Увижу ли я его снова? Интересно, где он живет? И есть ли у него подружка?»
Эллен рассмеялась, заглядывая мне в глаза.
– Ладно, ладно. – Мне пришлось признать, что она права. Я много думала о Джо с той поры, как встретила его на берегу озера Люкер. – Все дело в том, что мальчики обычно не замечают меня. А он вел себя очень мило. Когда я сказала ему о задании, мне показалось, что он искренне заинтересовался моей задумкой.
– Значит, мы имеем две задумки, – подытожила Эллен. – Задумка «Школьное задание» и задумка «Мальчик»! Что ж, пойдем.
– Прежде всего нам нужно найти Джорджи, – сказала я.
– Ты опять собралась идти в лес? – хмуро спросил меня отец. – Тебе следовало бы расширить круг интересов, Лаура. Почему бы тебе не сходить в кино?
Я вздохнула. Отец всю жизнь любил лес. И меня заразил этой любовью. Когда я была маленькой, мы часами бродили по лесу, вели наблюдения, разговаривали, смеялись. Мы с удовольствием шастали по лесу чуть ли не целыми днями, и только сгустившиеся сумерки могли загнать нас обратно в дом.
А теперь он день‑деньской сидел взаперти в маленьком сарайчике на заднем дворе. К тому же он помрачнел и стал необычайно молчаливым.
– Мне нужно поработать над школьным заданием. – С этими словами я последовала за Эллен, которая уже вышла из дому через заднюю дверь.
Она высокая, худая и длинноногая. Со своими большими карими глазами и круглым, несколько наивным лицом Эллен, на мой взгляд, напоминает хрупкую, грациозную лань.
Если она лань, то я лиса. Мои рыжеватокаштановые волосы похожи на лисий мех. Я невысокая и шустрая, у меня широко расставленные темные глаза и лисья улыбка.
Я всегда сравниваю своих знакомых с животными. Думаю, это происходит оттого, что я очень люблю животных.
Мы с Эллен шли по двору и наслаждались прохладным, ясным весенним днем, вдыхая свежий, пахучий воздух. Над деревьями проплывали курчавые облака.
– Хочу извиниться за отца, – заговорила я после затянувшейся паузы. – Он очень изменился с тех пор, как ушел с работы. Когда он возился с животными в ветеринарной клинике, это был совсем другой человек. Признаться, я из‑за него вся извелась.
– Может быть, тебе позвонить маме? – предложила Эллен. – Не помешало бы с ней посоветоваться.
– Я ей уже звонила, – сообщила я подруге. – Но она сказала, что я должна потерпеть. Потерять работу – это тебе не фунт изюму, и он должен привыкнуть к своему новому положению.
– Звучит разумно, – проговорила Эллен.
Это действительно звучало разумно, но мне было как‑то не по себе.
– Мне хотелось бы, чтобы мама была здесь, – призналась я. – Мне ее очень недостает. Телефон, электронная почта – это все не то.
Моя мама переехала в Чикаго пять лет назад, после того как они с отцом развелись. Они предоставили мне самой выбрать, с кем остаться, – и я предпочла папу.
– Многие ребята считают, что я сделала неправильный выбор, – продолжала я. – Но все дело в том, что я просто не смогла бы жить в городе. Вдали от леса я схожу с ума.
– А мне нравятся большие города, – сказала Эллен, глядя куда‑то вдаль. – Если бы у меня была такая возможность, я перебралась бы в Чикаго, не задумываясь.
Я проследила за направлением ее взгляда и увидела большую черную птицу, перелетавшую с ветки на ветку. Она резко, почти лихорадочно махала крыльями, колотя ими по собственному телу.
С верхушки дерева поднялась еще одна птица и закружилась над нами. Затем, изменив направление, исчезла из виду. И вдруг она вернулась. Птицы вели себя очень странно. Словно они пребывали в растерянности и готовы были впасть в панику.
Лесное эхо отозвалось на пронзительный крик еще одной птицы, слетевшей с ветки, после чего над лесом поднялась целая стая пернатых. Черная туча существ, бьющих крыльями с такой силой, что лес огласился рокотом, напоминавшим громовые раскаты.
Я невольно вздрогнула.
– Что это? – произнесла я вслух.
Из лесной чащи вылетали все новые и новые птицы. Сотни птиц. Они кружились над нашими головами, заслоняя солнце. Лес погружался во тьму.
Эллен схватила меня за руку.
– Боже! Да что это такое? – проговорила она громким, испуганным шепотом.
– Не знаю, – отозвалась я, глядя на черную тучу, кружившую над лесом. – Никогда не видела, чтобы птицы так себя вели.
Между тем пернатое облако издавало оглушительный шум. Птицы галдели, каркали, свиристели. Опускались и снова взмывали ввысь. И кружили, кружили, крича все громче и громче с каждой минутой.
Тем не менее я услышала треск ветки у себя за спиной.
Повернувшись, я увидела, что к нам подошел отец. Он запрокинул голову и стал смотреть на небо сквозь очки с толстыми стеклами. Когда он начал поправлять сбившиеся на глаза волосы, я заметила, что у него дрожат руки.
– Они чем‑то обеспокоены, – констатировал отец. – Тут творится что‑то неладное, Лаура. Не ходи в лес. Не ходи туда сегодня.