Глава 11

На следующее утро я встал пораньше с намерением провести время на яхте до того, как после полудня отправлюсь встречать жену, прибываюшую на пароме. Принимая душ и одеваясь, я раздумывал, что отвечу, когда она спросит, как я провел выходные. Подумал: «Самому будет интересно послушать».

Я вышел на веранду ожидая, что лепрекон может появиться из-за угла в любую минуту. По всему было видно, что предстоял еще один прекрасный день. Поверхность океана была гладкой, как стекло, отражение восходящего солнца колыхалось на воде золотым потоком света длиной в 60 миль. Идеальный день, чтобы провести его на яхте, отдавшись на милость течений.

Руди уже ходил за мной следом, полагая, что я собираюсь на прогулку, еще не подозревая, что мы отправляемся на яхту, что он не очень-то любил. Особенно, когда мимо проходила другая яхта, и нас покачивало на встречной волне.

После короткого завтрака и привычных утренних дел (ответить на несколько имейлов и отослать полудюжине корреспондентов файлы с книгой «Посланник») я приготовил бутерброд, чтобы взять с собой, собрал несколько нужных вещей и отправился в путь.

Лепрекон пока не показался, но я был уверен, что за ним дело не станет. Яхту я швартую на противоположном берегу острова, так как это единственное безопасное место для стоянки. Берег острова в основном представляет собой скалы, среди которых есть несколько заливов, где можно бросить якорь. Но все причалы находятся на противоположной стороне острова. В машине по дороге к яхте я думал о моей первой книге и о том, как сложилась ее судьба.

Я никогда не умел правильно писать слова – независимо от того, сколько читал или писал. После того, как я больше года писал книгу слово за словом, оказалось невозможно найти кого-нибудь, кто бы взялся за то, чтобы откорректировать текст. Люди говорили «Присылайте, я взгляну», – но не перезванивали мне. Тогда я связывался с ними и интересовался как дела, но всегда в той или иной форме получал холодный отказ. Да, я признаю, что правописание было ужасным, но деньги-то, которые я предлагал, были настоящие!

Так или иначе, мне помогли создать веб-сайт, на который я и выложил книгу, чтобы люди могли ее оттуда бесплатно скачать. Без какой бы то ни было рекламы книгу заметили в мгновение ока. Читатели писали мне, что она нравится им именно в таком не редактированном виде. Конечно, были и другие, писавшие, что я должен отдать ее в редактирование. Со временем я нашел компанию, взявшуюся за редактирование книги, а затем заменил сырую изначальную версию отредактированной. Но в течение некоторого времени предлагал для скачивания обе версии, и, что странно, многие сообщали мне, что нередактированная версия нравится им больше, а те, что изначально говорили, что книга нуждается в обработке, все равно не были удовлетворены. Издателей тоже было не удовлетворить, как я ни старался, потому я самостоятельно издал книгу так, как посчитал нужным – в ней были исправлены ошибки, но не все. Как только я сделал то, что хотел (а не то, что считал должен делать), то большинство читателей как будто было удовлетворилось. Но не издатели! Последние считали, что я сделал неправильно все, что только возможно, и нарушил все существующие правила. Однако книга была успешной и восемь из каждых десяти человек, получивших от меня файл с текстом, позже приобрели бумажную книгу.

С одной стороны мне нравится писать, особенно когда это приносит радость в жизни других людей, но с другой стороны, я терпеть не могу это занятие. Пожалуй, больше всего раздражают правила, бюрократизм и снобизм, прижившиеся в этой сфере. Литература – это искусство, самовыражение, тут не может быть правил, иначе она перестает быть таковым. Но о каком самовыражении можно говорить, если правила душат все на корню? У многих есть прекрасные мысли, но люди боятся писать, так как не могут втиснуться в узкие рамки писательских стандартов, придуманных каким-то дураком. Смотреть свысока на книгу только из-за того, что в ней много грамматических ошибок – это все равно, что плохо относится к человеку, который заикается. Стоит лишь подумать об этом, как я завожусь с пол-оборота.

И почему сейчас, по дороге к яхте, мне пришли в голову мысли на эту тему? Может, мне кажется, что меня толкают к написанию еще одной книги? Я чувствовал, что лепрекон появился именно поэтому. У меня на столе лежит неоконченная книга, в которой продолжается начатая в первой книге история. Я даже не знаю, почему не могу закончить ее. А одновременно ищу, чем бы заняться – но и тут ничего не нахожу.

Похоже, я понапрасну заводился, чем только портил прекрасный день, что ждал меня впереди. «Немедленно прекрати!» – прикрикнул я на себя, – «Значение имеет лишь настоящий момент. Никто не принудит тебя снова этим заняться, потому что никому не под силу заставить тебя делать то, что ты не хочешь».

Делаю то, что мне нравится,

И только так, как хочу!

И у меня все получается!

Ко времени, когда мы доехали до яхты, я уже успокоился. Руди же выглядел не очень счастливым, т.к. видел, где мы находимся и понимал, что это означает приближение плавания на яхте.

Как обычно, на причале были люди – часть из них тоже готовились отплыть, другие работали на яхтах. Яхта – это, в основном, починка и обслуживание, и лишь немного плавания – если повезет.

Закинув свои вещи в яхту, я перешел к обычному ритуалу проявления интереса к тому, как продвигается починка у моих соседей по причалу. По окончании которого прыгнул в яхту и подтянул ее ближе к причалу, чтобы Руди смог ко мне присоединиться. Начав отвязывать яхту, я вдруг почувствовал желание обернуться. И что же я увидел за спиной? Конечно же, коротышку-лепрекона, шагающего по настилу причала и подающего мне рукой сигнал подождать его. Конечно же, я придержал яхту, пока он не прыгнул на борт. Было очень странно наблюдать, как он идет по причалу мимо людей, а они совершенно не замечают его. Чтобы проверить, все ли у меня в порядке с головой, я даже повернулся посмотреть, видит ли его Руди. Руди провожал его взглядом, и даже освободил лепрекону место, когда тот прыгал в лодку. Я почувствовал себя лучше, хоть и не намного. Кроме того, я отметил, что яхта совсем не покачнулась от его прыжка на борт.

«Хороши дела», – подумал я, – «теперь на борту пес, который не любит яхт, и лепрекон, видимый только мне и псу!» Руди по-особенному посмотрел на меня, как будто говорил: «Если ты собрался сойти на берег, то я тоже здесь не останусь». Порой я задумываюсь, о чем он думает? Но, честно говоря, предпочитаю этого не знать.

Я оттолкнулся от причала, запустил мотор, и мы поплыли. Прыгая в яхту, лепрекон сказал что-то, что я пропустил мимо ушей, возможно, «Прекрасное утро!» или нечто подобное. Мне пришлось попросить его освободить мое сиденье, чтобы я мог управлять яхтой. Если бы я доверил руль ему, это выглядело бы не слишком хорошо в глазах других владельцев яхт, которые не могли его видеть. (Ну, вы понимаете, что я имею в виду!) Сам же лепрекон выбрал раскладное кресло на носу яхты, с которого я люблю наслаждаться видом, когда дрейфую по течению. Это кресло расположено не по тому же борту, что и кресло рулевого, потому он не закрывал мне обзора. Но, все равно, я чувствовал себя несколько странно – с лепреконом сидящим на носу яхты. (Хоть и вся моя яхта выглядит так, как будто в ней обитает лепрекон.) Вот о чем я думал, глядя на него, сидящего в небольшом складном кресле из полосатого брезента. Я знал, что именно это маленькое существо воздействием на мое подсознание заставило меня выкрасить яхту именно так, что она выглядит, как обитель лепрекона. «Вот почему все смеются, чуть завидев ее!» – подумал я. Он обернулся и бросил на меня удовлетворенный взгляд.

– Мне будет не хватать этих вылазок с тобой, – сказал он, когда мы выходили из одного залива во второй, где уже можно было заглушить мотор и дрейфовать с течениями.

– Да что ты говоришь? – произнес я в ответ, только сейчас понимая, что нахожусь на самой причудливой из яхт.

Я решил направить яхту к острову, возле которого есть круговое течением, которое носит вас от одного конца острова к другому. Путешествие в один конец занимает 25 минут. Но если вашу яхту подхватит основное течение, то может отнести в сторону.

Мотор выключен, я залез на крышу кабины и сел там, облокотившись на выступающую часть.

– В такие минуты ощущаю себя Томом Сойером, плывущим по Миссисипи, – сказал я, зажигая сигарету. И добавил, взглянув на него: – В детстве я любил сидеть на берегу озера, наблюдая за яхтами, и мечтая когда-нибудь иметь собственную. Но никогда бы не предположил, что она будет выглядеть, как лодка лепрекона.

– Притом неплохая лодка, заметь, – ответил он с искорками во взгляде, сообщавшими мне, что эта яхта в большей степени его, чем моя.

– Я думал над тем, о чем мы тогда говорили, но так и не смог сообразить, чем хочу заняться, – сказал я с тайной надеждой, что он решит эту задачу за меня.

– Решение у тебя перед глазами.

– Не вижу его.

– Конечно же видишь, но тебе мешают негативные ощущения, связанные с ним, а потому ты полагаешь, что оно тебе не нравится. Но ты любишь это занятие и прекрасно с ним справляешься – но по-своему, не так, как считается правильно.

Я подумал над его словами и ответил:

– Не понимаю.

– Прекрасно понимаешь! Ты учишь этому других, а сам не следуешь собственным советам.

– Хорошо меня слышишь? Не понимаю! Может, перестанешь ходить вокруг да около, и просто скажешь? – ответил я, начиная раздражаться.

– Что ты посоветовал жене, когда она сказала, что ей нравится поэзия, и что было бы здорово, если бы она могла писать стихи? – спросил меня лепрекон.

Я подумал с минуту, пробуя вспомнить обстоятельства, а потом ответил:

– Это один из многих случаев. Люди всегда полагают, что не могут чего-то делать, сравнивая то, что у них получается с тем, что считается стандартом. Они не понимают, что их талант значительно превосходит стандарты, что они – другие. Потому люди склонны оценивать свое творчество, как не достаточно хорошее, и прекращают им заниматься. Начинается все это еще в школе. Вам говорят написать стих, а потом сравнивают его с другим стихом. Если форма стиха такая же – вы получаете оценку «A*», если форма другая – получаете всего лишь «D». Это же делают и в других сферах. Я рисую в собственном стиле – его не можно оценить, как лучше или хуже любого другого стиля, но в школе как раз такую оценку и производили. Они пытались всех заставить рисовать одинаково, но ведь так нельзя! Мои рисунки получили столь низкую оценку, что я был зачислен в число не обладающий художественным талантом и отправлен в столярную мастерскую. Но сейчас те же самые рисунки стоят больших денег! В общем, я посоветовал Роберте писать, как пишется, и не сравнивать свои стихи с ничьими другими. Пусть ее поэзия будет особенной – ведь так и есть, так и должно быть.

*По пятибалльной шкале A-B-C-D-E, где высшей оценкой будет A, а низшей E.

– И что было дальше? – спросил он.

– Ее стихи напечатаны в книге и в нескольких журналах. Также Роберта получила приз за один или два стиха, точно не помню. Но, – я погрозил небу пальцем, – начни она писать эти стихи в школе, то их бы сравнивали со стихотворными образцами, и, конечно же, не одобрили бы. Именно поэтому Роберта полагала, что не может писать стихи. Каждый может писать – и не просто стихи, а хорошие стихи – если только ему будет позволено быть самим собой; а продукт творчества будут воспринимать, как форму самовыражения. Никто, кроме круглых дураков не станет оценивать самовыражение человека.

Кроме того, Роберта также полагала, что не умеет рисовать. Она принимала за образец определенную форму, повторить которую не могла, что, по ее мнению, означало, что рисовать она не умеет. Потребовалось немало времени, чтобы убедить ее в том, что не только Роберта не может рисовать, как Ван Гог – но и Ван Гог не может рисовать, как Роберта. Ван Гог верил в себя и еще больше в свой художественный стиль – вот в этом-то и было его волшебство!

Сейчас Роберта занимается всем тем, в чём, по ее прежнему мнению, у нее не было ни капли таланта. Это стало возможным благодаря пониманию и принятию своего способа самовыражения в каждом виде творчества. Точно так же и с пением – ее естественный голос подобен пению ангела, но когда она подражает другим, вы слышите стон умирающего кита.

– Именно так! – согласился лепрекон. – Вот что останавливает людей в поиске радости – они бояться, что их способ самовыражения не будет принят, а, возможно у них даже и ничего не получится – и это ведет лишь к сумятице. Помнишь парня, которому говорили, что ему никогда не стать комедийным актером, пока вылечится от заикания?

– Конечно, – ответил я со смехом, – если бы не его заикание, то не быть бы ему таким смешным артистом! Это придает колорит всему, что он произносит.

– Ага, значит, ты понял… – прокомментировал он.

– Нет, не понял, – возразил я.

– Как ты там говорил? А, вот оно: если чувствуешь раздражение, значит внутри засела какая-то проблема. Чтобы ее разрешить – сначала надо найти и опознать.

Я поджег следующую сигарету, потому что от общения с ним разболелась голова.

– Создание книг приносит тебе столько радости, что ты просто купаешься в ней. Ты пишешь в своем уникальном стиле, но тебя раздражает неумение писать грамотно. Однако это можно просто сравнить с заиканием. Это характерная особенность твоего уникального стиля! Дойдет ли когда-нибудь это до тебя сквозь толстые черепные кости? – воскликнул он.

Было похоже, что его зацепило за живое. А терпением лепреконы, видать, не отличаются. Перед тем, как ответить, я на секунду задумался: «Умеют ли лепреконы плавать?»

– Да, согласен. Порой и мне кажется, что создание книг – самое радостное занятие. Но почему-то оно сильно утомляет. Порой после десятка минут над книгой приходится восстанавливаться дня два. Что подтверждает тот факт, что это не мое призвание – иначе я бы ощущал прилив радости и энергии, от чего хотел бы делать это снова и снова, – отвечал я.

– Пробовал ли ты разбираться в том, почему не нравится писать книги? – спросил он.

– Да, мне тесно в узких рамках, принятых в издательском бизнесе. Все должно быть подогнано под шаблон. Нельзя начинать предложение с союзов «а» и «и» и т.п. Какая разница – если написанное имеет своего читателя? Даже если текст интересен одному лишь автору – что с того? В любом случае нужно позволить тексту оставаться в том виде, в котором он появляется. Вы же не исправляете «ошибки» в картинах Ван Гога – к чему же тогда делать то же с авторскими текстами? Это такая же форма самовыражения, как и рисование, а потому имеет право на то, чтобы остаться в первозданном виде. Вот что лишает меня радости! Вот от чего я разражаюсь каждый раз, когда сажусь писать!

– Ну и почему же так происходит? – спросил он.

– Что ты имеешь в виду? О чем ты спрашиваешь? – я весь дрожал от возмущения.

– Кто не дает тебе творить так, как ты сам хочешь?

– Ну, можно начать с того, что ни один журнал и ни один издатель не возьмут такого текста, – ответил я.

– Это не совсем так. У тебя есть издатель, принимающий произведение в том виде, в котором ты его приносишь. Правда, ты сам платишь за издание, ну и что из того? Также у тебя есть читатели, которым нравится твои тексты – потому никто тебя не останавливает. А кроме того, существует еще и веб-страничка. В общем, ты свободен писать по-своему. Ведь так? – спросил он.

– Вроде бы да.

– К тому же, ты уже создал книгу в своем стиле, и этот опыт оказался успешным, правда?

– Ну да. Только я никогда не глядел на ситуацию с этой точки зрения, – ответил я и замолк, чтобы обдумать услышанное, а также проверить, не подхватило ли нас главное течение.

Похоже, я попал в ловушку и не замечал, что уже давно справился с этой проблемой. И, действительно, писать было очень легко, когда я делал это в собственном стиле. В общем, тут ты меня поймал! – сказал я.

– Разве не ты сам только что рассказал, что секрет следования за тем, что радостно и интересно, заключается в том, чтобы позволить себе заниматься чем-то – естественным для тебя образом? В том, чтобы доверять своей форме самовыражения и принимать ее?

– А как появилось мое абсолютное неумение грамотно писать? – поинтересовался я. – Неужели, я сам так запланировал до того, как начать эту свою жизнь, чтобы придать колорит своим текстам?

– Типа того, – ответил лепрекон. – Ты задумал, чтобы это случилось, когда ты был школьником, по многим причинам. Твой стиль письма сформирован многими обстоятельствами, и именно такого результата ты добивался. Все жизненные испытания – некоторые из них тяжелые и болезненные – позволили тебе приобрести желанный жизненный опыт. Точно так же у альпинистов, мастерство которых формируется под воздействием трудностей и испытаний. Другими словами, твоя жизнь, идеи, мысли, испытания и все остальное становятся живой формой искусства. Ты – произведение искусства в такой же степени, как и все остальные. Все мы – живое искусство. Но особенно это проявляется в следовании за тем, что нам радостно.

– Прекрасное уточнение, – заметил я, – здорово подмечено!

Похоже, я не разрешал себе быть тем, кто я есть и заниматься тем, что приносит радость. Если я и делал что-то увлекательное и радостное, то одновременно сопротивлялся этому, подавлял себя – и теперь понимаю, насколько это опустошало. Борьба происходила здесь, – я указал на сердце, – а не снаружи. Не важно, нравится ли хоть кому-то, что я пишу – важно лишь оставаться верным себе.

– Именно так. Видишь, как просто? – согласился лепрекон. Мы замолчали, глядя на окружающую нас красоту.

Я бы не смог глядеть

В завтра

Без веры в то, что

Возможно даже

Самое невероятное?

Глава 12

– По моему, самая трудная задача – это одновременно зарабатывать на жизнь и заниматься тем, что мне радостно, – сказал я, нарушив молчание.

– Это так, – ответил он, – Но известно ли тебе, что если делать то, что приносит радость – не смотря на то, куда это ведет, и как меняется со временем – то детали утрясутся сами по себе?

– Не могу не согласиться с этим. Каким бы радостным для себя делом я не занялся, всегда в конце получал финансовую выгоду.

– Что ж, приятель, мне пора идти. Но прежде хочу сообщить тебе нечто, о чем бы ты мог написать, если бы захотел.

– И что же ты расскажешь? – спросил я, прекрасно улавливая намек, что пришло время написать следующую книгу.

– Знаешь, мы живем в большом и сложном мире, но разобраться в нем не так сложно, если следовать за тем, что приносит радость, – ответил он.

Приведу пример. Человек добывает нефть и преобразовывает ее в энергию. Некоторые формы этого преобразования хороши, другие не очень, но все же это лучше, чем вообще не добывать нефть. Нефть – это яд для земли, и ее необходимо было добыть и преобразовать в энергию, что вы, люди, и делаете. Некоторые говорят, что лучше было оставить нефть в земле, но это не так – в долговременной перспективе ее надо извлечь даже из битумных песков. Помни, что мир стар, а время относительно, и кажущееся разрушительным на коротком отрезке, может быть очень позитивным и созидательным в большем масштабе. К тому же существуют другие, менее деструктивные, способы преобразования нефти в энергию и в свое время о них узнают.

А вот еще один пример: некоторые полагают, что неправильно есть мясо и всем следует стать вегетарианцами. В этом есть свои преимущества, но за ними скрывается другая проблема: по мере того, как люди будут становиться все чувствительнее, они начнут понимать, что растения, которые люди убивают для еды, в той же степени обладают сознанием, как и коровы, которых убивают сейчас. Улавливаешь иронию?

– Да, мне приходила в голову такая мысль. Это бесконечный цикл.

– Почти что. Видишь ли, вселенная располагает бесконечными запасами энергии и, научившись обращаться с ней, вы сможете преобразовывать энергию в то, что вам необходимо. Вы даже сможете жить в, можно сказать, живых зданиях, которые будете специально выращивать.

Но цикл созидания-разрушения все равно будет существовать – взять хотя бы червяка который питается тем, что находит в грунте, в т.ч. и корнями растений, чем убивает последние… Но одновременно червяк улучшает состояние грунта, и теперь растения будут расти в нем лучше – и таким образом процесс продолжается. Если созидание превосходит разрушение, то мир становится лучше, понимаешь?

– Ну, да, – ответил я, недоумевая к чему это он клонит.

– А путь к наибольшему раскрытию созидательного потенциала заключается в том, чтобы заниматься наиболее радостным. Заниматься тем, что радостно и интересно – тем, что хочется делать – пусть даже это не всегда легко. К таким делам человек подойдет наиболее творчески. И они принесут максимальную пользу ему самому, его близким и всему миру. Это не всегда очевидно, например, когда рубят дерево, чтобы ты мог писать на сделанной из него бумаге. Но результат не всегда виден заранее. Ведь, как много людей станут, прочитав твою книгу, посылать любовь, а значит, волшебным образом будут создавать окружающую среду, в которой лес сможет буйно расти, а не умирать от болезней и загрязнения.

Если стараться все спланировать и детально обсудить, можно сойти с ума прежде, чем найдешь правильный ответ. Но если просто заняться самым радостным и интересным, то это приведет к тому, что ты будешь делать то, что наилучшим образом подходит тебе и всем окружающим, даже если сразу это и не очевидно. Миллиарды людей, занимающихся тем, что им не по душе, создают отсутствие счастья, а это состояние, в свою очередь, создает энергию, которая, излучаясь в окружающую среду, творит больше вреда, чем все остальные факторы вместе взятые.

Энергия столь огромного количества несчастных людей отравляет окружающую среду больше всего остального, хоть пока этого не замечают. Раздражение вызывает появление язвы желудка. А кто и какой энергией создает грибок, от поражения которым умирает лес? Раздражение и злость приводят к язве желудка, а грусть и уныние создают грибок, убивающий деревья. Потому, дружище, если ты и убиваешь дерево, чтобы написать книгу, этим ты можешь спасти миллионы других деревьев – причем всего лишь занимаясь любимым делом, а именно создавая книгу в своем неповторимом стиле. Понимаешь меня?

– Понимаю, нам не решить проблем с окружающей средой, пока не справимся с энергией грусти, создаваемой миллиардами людей и проникающей повсюду. Ища объяснения в других факторах, мы не замечаем того, что угроза окружающей среде исходит от негативной энергии, которую огромные массы несчастных людей излучают в пространство.

– Верно, – подтвердил он, и протянул мне свою ручку.

Я потряс его руку, и тут меня осенило: я больше не увижу его в этой жизни! Странные эмоции охватили меня: как будто я навсегда терял лучшего друга, и в то же время, я только лишь встретил его! Его ладони в моих были такими маленькими, такими нежными и хрупкими… Я увидел слезы у него в глазах и пожалел, что оказал ему несколько суровый прием. Я чувствовал себя большим хулиганом и задирой, осознавшим, как неправильно он поступал. По щекам потекли слезы, которые я постарался сдержать и даже выдавить назад в живот, где им место, но тут меня по-настоящему прорвало. И ко времени, когда удалось утереть все слезы другой рукой, я обнаружил, что ладонь, в которой я держал ладонь лепрекона, была пуста – как и я сам.

И в память о нем, чье имя мне не известно, я пишу эти строки.

Итак, ищите радость, следуйте за тем, что вам радостно, что бы это ни было, в какой бы форме она не пришла к вам. Принимайте ее такую, как она есть, позвольте ей даже свалиться с неба, как мы позволяем каплям дождя и лучам солнца. Позвольте радости, воодушевлению и раскрепощенному творчеству создать из вас подобие нашего творца – Земли. Ибо морщины на лице показывают не возраст, а то, насколько у нас хватает смелости быть самими собой. Кое-кто по глупости заметит, что можно было написать и лучше, но я писал это с радостью и так, как могу только я.

Итак, пишите, как умеете именно вы; рисуйте так, как рисуется вам; говорите по-своему; замечайте собственную красоту; и будьте этой красотой, как можете только вы. Как вы узнаете, что вам удалось последовать за своей радостью, и приблизиться к своей сути? По тому, что более не будете видеть одного человека более красивым, чем другого. Вы лишь будете точно знать, чем хотели заняться сегодня.

Приходилось ли вам попадать в комнату, полную несчастных людей? Как вы там себя чувствовали? А теперь подумайте: как миллиарды несчастных людей воздействуют на наш мир? Мы настолько привыкли к этой энергии, что уже не замечаем ее, но, плотная, как патока, она – повсюду. Лишь изредка встретишь островки любви – там, где собираются вместе радостные люди.

Порой

Я ложусь спать усталым,

Но не могу заснуть.

И тогда понимаю, что причина –

В неудовлетворенности тем, как прожил день.

А потом приходит понимание,

Что завтра будет новый день, такой же, как сегодня.

И просыпается надежда, что мне хватит смелости

Сделать все необходимое,

Чтобы следующую ночь

Спать спокойно.