Забыть невозможно

— Хальт! — хриплым голосом прокричал гитлеровец и тут же автоматной очередью сразил женщину, пытавшуюся извлечь из кармана убитого курсанта-пограничника документы.

Коверкая русские слова на немецкий лад, он объяснял растерявшимся людям, что так будет с каждым, кто посмеет обыскивать убитых юнкеров. И делал это совершенно обыденно, как будто перед этим он убил не человека, а назойливую муху.

Происходило это близ деревни Борницы Гатчинского района Ленинградской области в суровом до жути 1941 году. Всего несколько часов назад здесь отгремел жаркий бой, а теперь согнанные из деревни жители понуро ходили от одной лощины к другой, от одного окопа к другому, подбирая трупы советских воинов-пограничников, бившихся на этом рубеже с гитлеровскими захватчиками. Печальное занятие проходило под пристальным наблюдением вражеских солдат, расставленных по всему полю в ста метрах друг от друга.

Гитлеровские солдаты следили за тем, чтобы жители быстро сбрасывали трупы в большие ямы. Строго запрещалось доставать из карманов убитых их документы. А людям хотелось установить имена и фамилии предаваемых земле. Несмотря на риск быть убитой, одна молодая женщина, с опаской поглядывая на часовых, все же улучила момент и сунула за пазуху фотографию, выпавшую из полевой сумки. Однако до вечера взглянуть на нее не могла, хотя любопытство не было беспредметным: в первый день боев за деревню она мельком познакомилась с курсантами-пограничниками, приходившими в их избу за лопатами. Запомнила одного веселого красивого парня, который на ее глазах устроил в подвале кухни «волчью яму». В ловушку попал фашист, его и взял в плен курсант.

Смелые, решительные действия пограничника произвели на девушку сильное впечатление. А упорные бои пограничного подразделения за деревню вселили в жителей уверенность в победе над врагом. Уж не тот ли красавец?..

Девушка хранила фотографию до дня долгожданной победы и еще несколько лет спустя, пока на открытии памятника пограничникам в деревне, где шли бои, эта история с фотографией не завершилась самым неожиданным образом. Открытие памятника всегда волнует людей, и особенно тех, кто причастен к самому событию. Причастных оказалось немало: это и участники боев, их семьи, и ближайшие родственники погибших, а также многие местные жители—живые свидетели боев пограничников за их деревню.

Волнение достигло предела, когда к покрытому белым покрывалом памятнику медленно стала приближаться вереница автобусов с ветеранами. Особенно нервничали женщины. Многим хотелось побыстрее увидеть тех, кого они уже многие десятки лет помнили молодыми и жизнерадостными.

Наконец машины остановились. Воины-пограничники выскочили из кабин и с осторожностью стали помогать прибывшим — ветеранам, отцам и матерям погибших воинов — ступить на гатчинскую землю. Аплодисменты потонули в звуках военного оркестра. Собравшиеся внимательно рассматривали прибывших и особенно пристально — плотного высокого человека в форме полковника. Его грудь украшало множество боевых орденов. Среди присутствовавших местных жителей послышался шепот:

— Да это же Золотарев, бывший командир пограничников, воевавших в нашей деревне.

— Да, это точно он, — вступил в разговор Борис Средняков. — Ранило его в голову под Борницами, а он остался в строю. Сколько ни настаивал наш врач Иванов на отправке его в санбат, сколько ни пугал командира серьезными осложнениями, ничего не помогало. Настоял на своем и остался в строю. Врачу сказал: «А кто командовать в такой заварухе будет? Может быть, вы, врач, согласитесь? Так вот что: вы лучше голову мою какой-нибудь темной повязкой замаскируйте, а то превратили в белую ворону своими бинтами. Того и гляди снайпер на мушку возьмет». Так и продолжал воевать наш капитан с осколком в голове. Вытаскивать его врачи опасались.

Можно только позавидовать такой характеристике через десятки лет после событий. И ведь она была справедливой…

Наступило время открытия митинга. Секретарь исполкома Гатчинского районного Совета народных депутатов Василий Иванович Злыгостев и начальник отдела культуры исполкома Сергей Никифорович Бондаренко пригласили всех к месту проведения митинга.

Сделав небольшое, но преисполненное благодарности пограничникам вступление и воздав должное их беззаветной храбрости, Василий Иванович под звуки оркестра и оружейного салюта опустил с обелиска покрывало. На мемориальной доске слова: «Здесь в августе 1941 года стояли насмерть курсанты Второго батальона Ново-Петергофского пограничного военно-политического училища под командованием капитана Золотарева А. А. Вечная слава погибшим в боях за нашу Родину».

Ниже следовал список погибших.

Все прибывшие—жители, ветераны и родственники погибших потянулись к мемориальной доске, желая еще и еще раз прочитать и, может быть, навсегда запомнить фамилии погребенных здесь погибших бойцов. Это по-человечески понятное желание длилось несколько минут, заставив многих тяжело вздохнуть, проглотив подступивший к горлу комок. Некоторые не смогли сдержать слез.

Подавив в себе чувство скорби, Василий Иванович продолжал митинг и предоставил слово полковнику в отставке Золотареву.

Его уже все давно рассмотрели, но теперь этого человека увидели как бы заново. Вот он, высокий, подтянутый и стройный командир с волевым лицом. Тогда, в 1941-м, ему было 37 лет, из которых 15 лет уже были отданы армии. Тогда уже он 11 лет был коммунистом и делом доказывал высокое право принадлежности к партии. Для него это значило стоять на самом трудном и ответственном посту. Забегая вперед, скажу, что не только под Гатчиной, а и в последующих боях Антон Афанасьевич своими ратными делами подтверждал высокое звание члена ленинской партии. Он командовал полком, защищавшим крепость Орешек у истоков Невы, был заместителем командира дивизии в прославленном гвардейском корпусе генерала Симоняка, командовал дивизией, участвовавшей в разгроме Курляндской группировки врага. На его груди сверкали орден Ленина, пять орденов Красного Знамени, орден Александра Невского, Отечественной войны 1 и 11 степени, Красной Звезды и многие медали.

Глядя на памятник своим отважным питомцам, полковник начал говорить:

— Да, дорогие мои боевые товарищи и уважаемые жители, справедливы народные слова: герои не умирают, они живут вечно. Вот и они, что в этом списке, сложившие головы на этих рубежах, продолжают жить в памяти народной. На мемориальной доске только часть имен. Я верю, что этот список будет пополнен новыми именами. Именами тех, судьбы которых сегодня еще не сумели проследить.

Нам было очень тяжело. Наш второй курсантский батальон в составе четырех рот оказался той скромной, но реальной силой, которую командование смогло противопоставить врагу на пути в Гатчину. Это были дальние подступы к Ленинграду.

Уже в начале июля была сформирована Лужская оперативная группа. Под Лугой и Нарвой сосредоточивались две стрелковые дивизии. Остальные войска только подтягивались, в том числе Ленинградское Краснознаменное пехотное училище имени С. М. Кирова. Это мы все хорошо знали. Но мы знали и то, что обстановка стремительно менялась не в нашу пользу. Враг захватил Псков, и наши войска отходили на Гдов и Лугу. Между этими направлениями образовался никем не прикрытый коридор в несколько десятков километров.

В середине августа гитлеровцы подошли к Нарве. Части 8-й армии и Нарвской оперативной группы к этому времени заняли оборону на правом берегу реки Нарвы. Гитлеровцы рвались вдоль шоссе Кингисепп — Красное Село и железной дороги Нарва—Гатчина.

Я говорю об этом, товарищи, для того, чтобы показать сложность и опасность тогдашней обстановки. Хочу подчеркнуть, что все эти особенности были известны курсантам. Они отлично понимали, что прибыли на фронт в силу чрезвычайных обстоятельств. Должен подчеркнуть, что командование фронта и партийная организация Ленинграда оказали курсантам-чекистам особое доверие, и я рад доложить вам, да вы и сами были свидетелями этого, курсанты оправдали его. Наш батальон дрался беззаветно. Я до сих пор с восхищением вспоминаю и курсантов, и командиров, не щадивших себя во имя победы над врагом.

Мне, прошедшему всю войну, позднее пришлось встречаться с храбрыми и смелыми воинами. Но такого организованного, идейно сплоченного коллектива, как курсантский батальон, больше встречать мне не приходилось. Как командир я благодарю вас за службу, товарищи бывшие курсанты и командиры, и низко кланяюсь вам, живым и мертвым. Не хочется, чтобы у вас, присутствующих здесь, сложилось впечатление о чрезмерном восхвалении личного состава 2-го курсантского батальона. Пусть о боевых делах пограничников расскажут другие участники боев. Я же для подтверждения сказанного сошлюсь на страницы сборника «Пограничные войска в годы Великой Отечественной войны 1941—1945»: «К 7-00 20 августа 1941 г. батальон сбоем отошел на третий рубеж и занял оборону. Произведенной разведкой было установлено: в дер. Большие Борницы противник сосредоточил один батальон мотопехоты и выставил 10 замаскированных танков в кустах против нашей линии обороны. Остальные силы противника — 50 танков и мотопехота — стали обходить наш левый фланг…»

В 12-00 в район обороны 2-го батальона прибыл член Военного совета и председатель облисполкома Соловьев, который передал приказ батальону; закрыть дорогу противнику на Красногвардейск. При этом обещал подкрепление: дивизион артиллерии, 6 танков, минометы, боеприпасы, воду и продукты. В 14-00 противник начал Сильную артиллерийскую и минометную стрельбу по району обороны и стал обходить батальон. Дорога на Красногвардейск по-прежнему находилась в наших руках, и все попытки противника прорваться по ней мотопехотой были отбиты. С 17-00 до 19-30 батальон отбивал сильный натиск противника огнем и контратаками. В 19-30 батальон в полном составе провел контратаку, и противник, неся большие потери, был рассеян и обращен в бегство…

Далее стал рассказывать полковник запаса Николай Афанасьевич Юхимец, живущий ныне в Саратове.

“Внимание! Фашистские танки…”

— Да, дорогие товарищи, трудно пришлось на этих рубежах, — продолжал выступление бывший курсант, ныне полковник в отставке Иван Иосифович Синявский. — Бывал я во многих переделках, но бой в районе Больших Борниц, где мы сейчас находимся, запомнился особо. Здесь мы впервые встретились с массой вражеских танков. Они шли с десантом автоматчиков. Впереди них, видимо разведка, двигались мотоциклы.

С командного пункта батальона, приткнувшегося в гравийном карьере, в роты поступила команда:

— Мотоциклистов пропустить. Огонь сосредоточить на десанте автоматчиков и танках. Главное — танки.

Для мотоциклистов же готовилась ловушка в другом месте. Наш взвод короткими перебежками по мелколесью направился к обратному скату косогора. Там должны были встретить мотоциклистов. Курсанты мигом выбрали удобные места для стрельбы. Как только передние машины проскочили поворот, грянули залпы. Мгновенно образовалась свалка. На большой скорости задние машины наскакивали на внезапно затормозившие передние. Многие гитлеровцы вылетели из седел и колясок. До нас донесся скрежет металла ломавшихся мотоциклов, послышались крики раненых.

Прицельный огонь курсантов сделал свое дело. За несколько минут отряд мотоциклистов был полностью уничтожен. На дороге остались исковерканные машины, убитые и раненые гитлеровцы. Курсанты Барышев, Алдобаев, Алферов, Астахов, Грицанфи, Попов, Абдулаев, Запорожец, Китайгородский, Ковтун, Марченко, Макадзюба, Панфилов, Смирнов, Соколов, Трофимов, Швыммер, Шумилов, Верещагин, Глухов, Коган, Дроздов, Матюшин и я торжествовали: врага можно бить!

Внимательно наблюдавший за обстановкой лейтенант Новожилов предупредил:

— Внимание! Фашистские танки подходят к косогору.

Мы понимали, что танки — это не мотоциклы. Так легко с ними не разделаешься. И готовились к встрече. Курсант Абдунаби Абдукаимов обратился к лейтенанту Новожилову и попросил разрешить ему попробовать по бронецели бутылки с горючей смесью. Но не из окопа, а с дерева. Объяснил при этом: вражеские танкисты, как правило, ведут наблюдение за окружающей местностью. Им в голову не придет смотреть на деревья.

Лейтенант Новожилов согласился с предложением, и группа курсантов в составе Абдукаимова, Щербакова, Киселева, Безбородова, Бобровского, Мельника и еще нескольких человек с противотанковыми гранатами и бутылками с горючей смесью пробралась по полотну железной дороги к опушке леса.

Первым поднялся на дерево Николай Киселев. По-кошачьи стремительно и осторожно забрались на деревья остальные курсанты.

Вражеские танки шли, не замечая опасности. Как только они поравнялись с деревьями, на которых затаились курсанты, в машины полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью. И тотчас же вспыхнули два первых танка. Следовавшие за ними машины остановились и открыли огонь. Загорелась третья машина. Вражеские автоматчики недоумевали: откуда на них обрушилась беда?

Улучив момент, навстречу танкам поползли курсанты-смельчаки. Это были Петр Костиков, Леонид Дмитриев, Сергей Дубов, Николай Ивакин, Федор Жаплов, Александр Коренев, Иван Бунин, Василий Жиряков, Николай Журавлев, Георгий Демин, Василий Деркач, Иван Сериков и Иван Сенчихин. Используя складки местности, они подбирались к врагу на бросок гранаты и пускали в дело «карманную артиллерию». На помощь истребителям танков и автоматчикам подошла новая группа курсантов. В их числе — Пантелей Гайворонский, Семен Власко, Николай Биляминов, Александр Ануфриев, Иван Белов, Леонид Андреев, Геннадий Бердов, Сергей Кривченков, Яков Маслянников, Сергей Мушинский. Бой был жестокий, не на жизнь, а на смерть.

— Некоторым вражеским машинам все же удалось пробиться на позиции батальона, — стал рассказывать герой этого боя, бывший курсант 6-й роты Василий Федорович Рипчанский. — Из только что проутюженного окопа в танк полетела связка гранат, брошенная Борисом Средняковым. Машина с перебитой гусеницей закружилась на месте. Пламя заплясало на соседнем танке.

Не ожидая столь ошеломляющей встречи, фашисты, как нам показалось, несколько растерялись. Их автоматчики начали отходить, оставляя танки без прикрытия. В это время меткие стрелки курсанты Василий Осадчий, Николай Голубев, Семен Сопига, Николай Дронов, Матвей Гаранин, Алексей Бас, Иван Новиков, Дмитрий Сапрыкин, Валентин Достовалов, Андрей Найда, Борис Маленкин, Николай Беречинсков, Иван Дедюра брали на прицел непрошеных гостей.

Загорелся уже седьмой танк. Успех явно на стороне обороняющихся. Закрепляя его, над окопами прогремело мощное «ура». Курсанты выскочили из укрытий и бросились преследовать вражеских автоматчиков.

У всех на глазах Семен Коваленко вскочил на вражеский танк и с невероятной ожесточенностью стал колотить прикладом винтовки по пулеметному стволу. Потом, подцепив люк, умудрился открыть его. И вот он уже тащит за шиворот обезумевшего фашиста. Из люка валит дым — вот, оказывается, почему приоткрылся люк.

Коваленко что-то кричит, но его голоса не слышно в суматохе. Вот он жестами показывает в сторону деревни.

Находившийся поблизости курсант Борис Средняков взглянул по направлению жеста. Там он увидел застрявшую в развороченной земле легковую машину. Она буксовала, силясь вылезти из воронки. Прихватив с собой курсантов Степана Семенца и Александра Чернышева, Средняков бросился к машине. Из нее пытался выбраться грузный фашист с пистолетом в одной и портфелем в другой руке. Сильный удар прикладом, и фашист падает на землю. Еще мгновение, и курсанты сталкивают гитлеровца в придорожную канаву, по которой тащат пленного в тыл. Чернышев, Пасько, Можейков, Папуша, Сергей и Александр Назаровы прикрывают их огнем. Оглушенный гитлеровец упирается, выкрикивает какие-то слова.

Постепенно стрельба затихает. На КП тем временем идет допрос фашиста. Он оказывается важной птицей. В его портфеле найдены ценные штабные документы…

— Молодцы, ребята! — хвалит курсантов капитан Николай Терентьевич Малышев.

Наступила небольшая передышка. Ее использовали для подготовки к новым схваткам с противником. Командиры разобрали действия подчиненных, отметили отличившихся. Комиссар батальона старший лейтенант Данилин сообщил по окопам, что обороной Красногвардейска руководит товарищ К. Е. Ворошилов. Курсантам-ворошиловцам это известие было очень приятно. Оно воодушевляло их на новые подвиги.

Не теряли зря времени и гитлеровцы. Они наращивали силы для овладения Красногвардейском. То на одном, то на другом направлении враг вел разведку боем. И вот уже снова на позиции курсантов двинулись танки с автоматчиками на броне. Они явно намеревались рассечь нашу оборону на части.

Не дрогнули пограничники. Они встретили врага гранатами и бутылками с горючей смесью. Все ближе к окопам курсантов Ивана Довганюка и Николая Джевадова, Виктора Савченко и Николая Шмарова, Гавриила Быкова и Николая Дейнекина вражеские танки. Уже отчетливо видны пулеметы, изрыгающие огонь. Еще мгновение — и под гусеницы машин летят гранаты, а в люки — бутылки с горючей смесью.

Николай Джевадов попытался подняться во весь рост и тут же упал. Затем снова поднялся и сделал несколько шагов вперед. Его гимнастерка залита кровью. Левая рука висит на какой-то тоненькой жилке. Джевадов рванул то, что было только что его живой рукой, и, раскрутив как палку бывшую часть своего тела, с остервенением бросил ее в фашистов. И рухнул на землю…

Отбив вражескую атаку, курсанты, военные фельдшера Зеленина и Стаханова бросились подбирать с поля боя раненых товарищей. Бережно принимает пострадавших врач Михаил Петрович Иванов. Срочная помощь оказывается Петру Кретинину, Михаилу Ардашеву, Виктору Бобылькову, Степану Федорову, Петру Жигулину, Алексею Князеву, Лаврентию Лукашеву, Петру Мухину, Ивану Орлову, Михаилу Чернецову, Петру Ващеву.

На плащ-палатке с шинельной скаткой под головой лежит Михаил Самарин. Он ранен в ногу. Над раненым колдует курсант Абдунаби Абдукаимов.

— Потерпи, дружок, — уговаривает он товарища.— Сейчас перевяжем и легче будет. Ходить будешь, бегать будешь…

Самарин понимал обстановку и не собирался покидать боевой строй. И весьма кстати. В очередной схватке долговязый гитлеровец бросился на политрука роты Лихваря. Штык Михаила Самарина вовремя пригвоздил врага к земле. Политрук был спасен от неминуемой гибели.

В очередном бою Михаила ранили в руку. И снова он отказался от эвакуации в госпиталь. Запальчиво ответил врачу Иванову:

— Ребята имеют более серьезные ранения, а продолжают воевать. А я чем хуже их?

Получив третье ранение, Самарин в бессознательном состоянии был вынесен из-под огня. Жизнь еле теплилась в нем.

Рядом с Самариным сражался в этом бою курсант Василий Кочкин. В училище он прибыл из Сахалинского ордена Ленина пограничного отряда. Воевал Василий мужественно: с гранатами шел на танк противника. Во время одного из боев Кочкина ранило и контузило. В бессознательном состоянии попал он в плен к гитлеровцам. Забегая вперед, скажу, что пытки не сломили Кочкина. Он не прекратил борьбы с врагом. За попытку бежать из лагеря фашисты бросили его в Освенцим, а затем в Бухенвальд. Василий установил связь с подпольной антифашистской организацией, принял самое активное участие в подготовке побега из лагеря. Позже он стал политруком роты советских войск. Документы лагерного подполья послужили свидетельством удивительной духовной стойкости этого человека. Он был награжден орденом Отечественной войны II степени и медалями. В 1968 году французское Национальное общество участников Сопротивления и патриотов разыскало героя и прислало бывшему узнику Бухенвальда Василию Георгиевичу Кочкину приветствие и памятный брелок. На брелоке выгравированы слова Луи Арагона: «Пусть это всегда напоминает о том, как человек, который должен пасть, своим мужеством и самоотверженностью сохранил имя человека».

Не посрамили в борьбе с врагом звание советского воина друзья Василия Кочкина. Хочу назвать здесь имена особо отличившихся в тех боях. Это курсанты Иван Романов, Федор Исаев, Владимир Акимов, Василий Старостин, Павел Кадошников, Василий Гетманский, Савелий Белоус, Петр Ветюгов. Андрей Гуреев, Иван Стародумов, Михаил Алешенков, Матвей Быковский, Гавриил Бабарицкий, Василий Жарков, Баграт Григорян, Андрей Леонов, Михаил Маркин, Яков Леонов, Михаил Янкин, Василий Сизов, Петр Изосимов, Иван Сержантов, Николай Самойлов, Михаил Новожилов, Павел Усенко, Леонид Головин, Михаил Бондаренко, Георгий Смирнов, Николай Тяжкороб, Азрет Жанцев, Василий Паневин, Александр Пизов, Григорий Григорьянц, Борис Макуха, Иван Денисенко, Георгий Ткачев, Федор Манин.

О событиях на этом участке фронта 20 августа 1941 года в официальной сводке говорилось: «…в результате этого боя было взорвано и сожжено шесть средних танков противника, убито семь офицеров, один генерал, взято у убитых и найдено на поле боя 12 офицерских портфелей, сумок с картами, два пулемета, много автоматов, винтовки, пистолеты, гранаты, патроны и прочее…»

Участники сражения возле деревни Борницы 20 августа 1941 года прибыли на открытие памятника из разных мест Советского Союза через много лет. Но память каждого из них хранила мельчайшие подробности мужественной схватки с врагом. И митинг превратился в своеобразный, на десятки лет запомнившийся отчет перед жителями селения и ленинградцами о выполнении ворошиловцами своего долга перед Родиной.