ОПЕК в шестидесятые годы

Действительно, можно отметить только два достижения ОПЕК в первые годы ее существования. Она гарантировала, что нефтяные компании будут осторож ны и без консультаций не будут делать никаких крупных шагов в одностороннем порядке. Они также не посмеют снова снизить объявленную цену. Имелось много причин, почему ОПЕК смогла достичь лишь немногого в первые десять лет своего существования. Во всех странах-членах, за исключением Ирана, нефтяные ресурсы в недрах принадлежали концессионерам – компаниям по контракту, и этим ограничивался государственный контроль. Более того, мировой нефтяной рынок был переполнен, и страны-экспортеры являлись конкурентами, им приходилось беспокоиться о сохранении рынка, чтобы обеспечить государственные доходы. Поэтому они не могли отталкивать от себя компании, от которых зависел доступ к рынкам.

В шестидесятые годы проходили постоянные процессы деколониализации и усиливались проблемы и противоречия „третьего мира“. Вопросы суверенитета в нефтяном мире, которые были центральными во время образования ОПЕК в 1960 году, отошли на второй план, так как компании шли навстречу потребностям экспортеров в более высоких доходах с помощью увеличения добычи. Также расширились политические факторы. В Саудовской Аравии прочные позиции приобрел король Фейсал, который, в отличие от своего брата Сауда, ориентировался на Запад. Вскоре разгорелась политическая конкуренция между Саудовской Аравией и Египтом, кульминацией которой стала война их сторонников в Йемене. За пределами Ближнего Востока Венесуэла была заинтересована в сохранении стабильных отношений с Соединенными Штатами и стала ведущей страной в „Союзе ради прогресса“ при администрациях Кеннеди и Джонсона. В общем и целом обстоятельства международной политики, включая доминирование Соединенных Штатов и их роль в обеспечении безопасности некоторых стран-производителей, препятствовали слишком прямому противостоянию с Соединенными Штатами и другими западными странами.

Если страны-члены ОПЕК и имели общую экономическую цель – увеличение своего национального дохода, то политическое соперничество между ними всегда было значительным. В 1961 году, когда Кувейт получил полную независимость от Великобритании, Ирак не только выдвинул притязания на территорию маленькой страны, но и угрожал вторжением. Ирак отказался от своих намерений только после того, как Великобритания выделила небольшой воинский контингент для защиты Кувейта. В знак протеста Ирак приостановил членство в ОПЕК. Два главных производителя, Иран и Саудовская Аравия, смотрели друг на друга с опасением и завистью даже когда их династиям и политическому лидерству в регионе угрожало господство Насера, а также национализм в Египте и на всем Ближнем Востоке. Шах хотел увеличить свой национальный доход как можно быстрее, и он полагал, что этого можно достичь только продажей большего количества нефти, а не сдерживанием производства и повышением цен. И он хотел быть уверенным в том, что Иран сохраняет и удерживает позицию лидерства, которая удовлетворяла его амбициям. „Иран должен сохранять позицию производителя № 1, – говорил он. – Международное пропорциональное распределение хорошо в теории, но неприменимо на практике“5.

Абдулла Тарики, саудовский приверженец пропорционального распределения, придерживался линии короля Сауда. Это был неразумный выбор, потому что в борьбе за власть победил Фейсал. В 1962 году Тарики был уволен, и на посту министра нефтяной промышленности его заменил молодой юридический консультант кабинета министров Ахмед Заки Ямани, который не был предан идее создания международного Техасского железнодорожного комитета. Таким образом, Тарики был разлучен с ОПЕК. Последующие пятнадцать лет он провел в изгнании. Он работал консультантом, давая советы другим нефтедобывающим странам, журналистом и автором полемических статей, осуждая нефтяные компании и призывая арабов установить полный контроль над своими ресурсами.

Другой отец ОПЕК, Перес Альфонсо, разочаровался не только в политике, но и в ОПЕК. Физическое напряжение министерской работы с ее постоянными переездами тоже сыграло свою роль, и он наконец подал в отставку в 1963 году. Он сказал, что его задачей было собрать вместе производителей нефти; он это сделал, и ему было больше нечего делать. Через несколько недель после отставки он обрушился с упреками на ОПЕК за ее неэффективность и неспособность принести хоть какую-нибудь пользу Венесуэле. Затем он удалился на свою виллу, чтобы читать и писать, изучать философию, заботясь о доме и саде, которые стали его убежищем для размышлений и критики в шумном, быстрорастущем городе, переполненном автомобилями. Но Перес Альфонсо уже больше не говорил о „распространении нефти“; наоборот, он стал называть нефть „испражнением дьявола“. Он сохранял старый ржавый автомобиль „Сингер“ в своем саду как памятник тому, что он считал побочным продуктом нефтяного богатства. Его интересы в последние годы жизни сосредоточивались на необходимости экономии, а не расточительства ресурсов, на загрязнении, создаваемом индустриальным обществом. „В первую очередь, я эколог, – сказал он незадолго до смерти в 1979 году. – Я всегда был в первую очередь экологом. Меня больше не интересует нефть. Я живу для моих цветов. ОПЕК, как экологическая группа, действительно исчезла“.

Нефтяные компании энергично пытались избежать прямых переговоров с ОПЕК на протяжении почти всех шестидесятых годов. „Наша позиция заключалась в том, что, владея концессиями, и мы будем иметь дело с теми странами, где располагались концессии“, – вспоминал исполнительный директор одной из монополий. На протяжении шестидесятых годов ОПЕК играла, по словам другого исполнительного директора, несущественную роль: „Реальностью нефтяного мира были импортные квоты США, российский нефтяной экспорт и конкуренция. Именно этим были заполнены колонки коммерческих газет, заняты умы нефтяных воротил, об этом говорилось в записках правительственных политиков“. Всех больше всего интересовал головокружительный рост спроса и еще более головокружительный рост доступных запасов. Казалось, для ОПЕК момент создания системы эффективного противодействия нефтяным монополиям уже прошел или не наступит никогда.

„НОВАЯ ГРАНИЦА“ – И БОЛЬШЕ „СЛОНОВ“

Почти сразу после основания ОПЕК ее члены лишились положения, при котором они являлись практически единственными мировыми экспортерами нефти. В шестидесятые годы были найдены совершенно новые нефтеносные регионы, которые подключились к поставкам, затапливающим мировой рынок. Хотя большинство стран-производителей в конечном итоге становились членами ОПЕК, они прежде выходили на мировой рынок как конкуренты, захватывая долю рынка, принадлежавшую более ранним экспортерам.

В те годы „новой границей“ для мировой нефти считалась Африка. Франция захватила лидерство в разведке, основываясь на политике, которая была ясно провозглашена после Первой мировой войны, когда Клемансо сказал, что нефть – „кровь земли“, и решил, что он больше не может зависеть от „бакалейщика“, который получает жизненно важный товар от зарубежных компаний. Если Франция собирается остаться великой державой, ей необходимо иметь собственные нефтяные ресурсы. Через несколько месяцев после окончания Второй мировой войны Шарль де Голль приказал приложить максимальные усилия для развития нефтяных поставок внутри французской империи. Цель состояла в создании французского нефтяного производства по всему миру, которое, по крайней мере, будет эквивалентно по объему потреблению в самой Франции. Это поможет сбалансировать бюджет и обеспечит безопасность. Однако национального лидера Франции, ФГК, занимали проблемы „Иракской нефтяной компании“ и положение на Ближнем Востоке, поэтому правительство поручило произвести разведку нефти в различных местах империи новой группе государственных компаний под руководством Бюро нефтяной разведки (БРП). Через несколько лет нефть была найдена в Габоне в Западной Африке.

В Северной Африке исследованию потенциала Сахары способствовал верховный комиссар Франции в Марокко, хотя это воспринималось с большим скептицизмом. Ведущий профессор геологии в Сорбонне заявил, что он уверен в отсутствии нефти в Сахаре и охотно выпьет любые капли нефти, которые посчастливится там найти. Тем не менее территория была обширной, конкуренция за получение разрешения была совсем небольшой, и другая государственная компания, „Автономное управление нефтедобывающей промышленностью“ (АУНП), начала исследования. И в 1956 году АУНП открыла нефть в Алжире.

Открытие в алжирской Сахаре вызвало лихорадку во Франции. Франция впервые могла контролировать нефтяные ресурсы за пределами Ближнего Востока и вне досягаемости „англосаксов“, хотя „Шелл“ и была партнером в алжирском предприятии. Суэцкий кризис, который разгорелся в этом же году, только подчеркнул значимость Сахары для Франции, еще раз продемонстрировав опасность зависимости в поставках нефти от ненадежных „англосаксов“, в данном случае от американцев, и, конечно, в политическом плане. Французы считали, что обмануты своими американскими союзниками. Более того, кризис нанес серьезный удар по французской гордости и экономической стабильности. Экономический совет правительства призвал к ускорению международной разведывательной кампании, особенно в Африке. „Диверсификация источников снабжения, – заявил совет, -важнейшее условие безопасности для нашей страны“.

Все это подчеркивало настоятельную необходимость скорейшего освоения новых алжирских месторождений. „Сахара“ стала волшебным словом во Франции. Сахара освободит Францию от зависимости от иностранцев и остроты валютного кризиса, Сахара сможет оживить французскую промышленность, Сахара будет французским ответом на германский Рур, где осуществлялось германское экономическое чудо. Сам де Голль нанес неофициальный визит на нефтяные месторождения в Сахаре в 1957 году, за год до его возвращения к власти. „Здесь вы открыли великие возможности для нашей страны, – сказал он нефтяникам в лагере в пустыне. – Это может изменить все в нашей судьбе“.

Добывать нефть было очень трудно. Месторождения были глубоко в пустыне, даже такие простые вещи, как вода, должны были доставляться на машинах за сотни миль по бездорожью. Однако к 1958 году, через два года после открытия, первая нефть потекла из пустыни и стала экспортироваться во Францию. Тем не менее у сахарской нефти был один недостаток. Алжир был охвачен кровавой войной за независимость, которая началась в 1954 году, и алжирские повстанцы вопреки протестам Франции рассматривали Сахару как неотъемлемую часть Алжира. Будущее сахарского нефтяного производства нельзя было в полной мере рассматривать как безопасное. Некоторые круги во Франции даже считали, что „англосаксы“, а также синьор Маттеи из Италии, тайно сговорились с повстанцами, чтобы после обретения Алжиром самостоятельности иметь преимущества в доступе к алжирской нефти.

Однако настойчивая французская политика начала приносить плоды. Несмотря на риск, к 1961 году компании, в основном принадлежащие французскому правительству и контролируемые им, добывали по всему миру нефть, по объему эквивалентную 94 процентам потребностей Франции. На следующий год Алжир формально добился независимости. Но Эвианское соглашение, подписанное де Голлем с Алжиром, гарантировало сохранение положения Франции в сахарской нефтедобыче.

Тем не менее нельзя было предсказать, как долго будет действовать соглашение с Алжиром. Для усиления в общем и целом нефтяного положения Франции и более успешной конкуренции с давно известными монополиями АУНП слилась с группой государственных компаний БРП, которая, среди прочего, открыла значительное газовое месторождение во Франции и стала его разрабатывать. „Мы пошли по пути реалистической адаптации к международному положению“, – разъяснял министр энергетики Андре Жиро. Объединенная компания была названа „Предприятие по нефтяным исследованиям и разработкам“ или проще Эльф-ПНИР. Позже компания стала известна просто под именем „Эльф“, и так называется одна из марок ее бензина. Развиваясь на основе своей алжирской базы, „Эльф“ начала кампанию поисков нефти по всему миру и стала не только новой монополией, одной из крупнейших мировых компаний, но также одной из самых крупных промышленных групп в мире.

Производство, подталкиваемое стремлением независимых компаний найти „золотую жилу“, начало развиваться и в других странах. Монополии тоже действовали энергично. Несмотря на обширные владения на Ближнем Востоке, они хотели диверсифицировать свои источники, чтобы не стать заложниками возможных обострений в странах вокруг Персидского залива. Как заявил в 1957 году управляющий директор „Шелл“, они хотели создать ситуацию „коммерческой защищенности, вместо того чтобы класть яйца в одну корзину“. Совместное предприятие „Шелл“ и „Бритиш петролеум“, начавшее разведку в Нигерии еще в 1937 году, в 1956 году наконец обнаружило первые признаки нефти в болотистой дельте реки Нигер. Но ничто в мире не сравнится с феноменом, который был открыт в безлюдном пустынном королевстве Ливии. Он преобразил мир нефтяной промышленности и в конечном итоге мировую политику.

ЛИВИЙСКИЙ „КУШ“

Тысячи танков с грохотом двигались взад-вперед по засыпанным песком скалам Ливии во время Второй мировой войны, где в пустыне шла титаническая битва между немцами и англичанами. И именно там были наконец разбиты войска Роммеля, постоянно испытывавшие дефицит горючего. Когда стрелки топливных индикаторов падали к нулю, никто из противников и не предполагал, что порой они сражаются лишь примерно в сотне миль от одного из самых крупных в мире нефтяных резервуаров.

Через десять лет после Второй мировой войны Ливию рассматривали как страну, которая с военной точки зрения имеет весьма малое значение. Здесь располагалась авиабаза Вилус, одна из главных баз бомбардировщиков США в Восточном полушарии. Кроме этого, здесь не было ничего, имеющего какое-либо значение в мировом масштабе. Для создания редконаселенного государства были довольно произвольно объединены три отдельных „провинции“. Неустойчивую политическую систему возглавлял престарелый король Идрис, который совсем не хотел быть королем. Однажды он действительно написал бумагу об отречении, но вожди племен, населяющих пустыню, услышали об этом и воспрепятствовали этому. Ливия была очень бедной страной, опустошаемой засухами и саранчой. Ее экономическую перспективу едва ли можно было назвать многообещающей; после Второй мировой войны двумя главными экспортными статьями были: эспарто, трава, которую использовали в производстве банкнот, и металлолом, в который превращались ржавеющие танки, грузовики и другое вооружение, оставленное армиями Оси и союзников.

Но к середине пятидесятых годов у геологов появились подозрения, что в стране может быть нефть. Чтобы стимулировать разведку и развитие, ливийский закон о нефти 1955 года предоставлял множество мелких концессий, в отличие от обширных районов концессий, характерных для стран Персидского залива. „Я не хотел, чтобы Ливия начинала как Ирак, или как Саудовская Аравия, или как Кувейт, – объяснял ливийский министр нефти, который следил за соблюдением закона. – Я не хотел, чтобы моя страна оказалась в руках одной нефтяной компании“. Ливия давала много концессий независимым нефтяным компаниям, не имевшим собственной нефтедобычи и концессий, которые приходилось отстаивать в других странах Восточного полушария; таким образом, ничто не удерживало их от расширения разведывательных работ и увеличения производства нефти в Ливии. В законе имелся еще один стимул. Доходы правительства привязывались к рыночной цене нефти, которая была ниже, чем превращающаяся в нереальную объявленная цена. Это значило, что ливийская нефть будет более выгодной, чем нефть из других стран, а это прекрасная причина для любой компании максимально увеличить добычу в Ливии. Главная цель закона была выражена ливийским министром нефти: „Мы хотим быстро открыть нефть“.

Стратегия рассредоточения сработала. На первом раунде переговоров в 1957 году семнадцать компаний удовлетворили заявки на восемьдесят четыре концессии. Ливийский маховик начал набирать обороты. Условия работы тем не менее едва ли были удобными. Страна была очень отсталой. Не было телефонной связи с внешним миром. Желающие позвонить в Соединенные Штаты летели для этого в Рим. Полевым работам геологов препятствовали причины, с которыми они никогда не сталкивались раньше: примерно три миллиона мин, оставшихся после Второй мировой войны. Геологи и работники на нефтяных месторождениях нередко получали ранения или гибли от необнаруженных мин. Компании создавали подразделения по поиску и обезвреживанию мин, а впоследствии стали вербовать немцев, которые устанавливали мины для Роммеля, чтобы те могли их теперь обезвредить.

Первые результаты разведки разочаровывали, и вскоре стало царить уныние. „Бритиш петролеум“ уже начала избавляться от складов с оборудованием, договоров об аренде и вилл, готовясь к отъезду. Затем, в апреле 1959 года, в местечке под названием Зельтен, приблизительно в ста милях к югу от средиземноморского побережья, „Стандард ойл оф Нью-Джерси“ открыла большое месторождение. Государственный департамент охарактеризовал происшедшее в своем послании британскому министерству иностранных дел следующим образом: „Ливия сорвала куш“. По иронии судьбы „Джерси“ была близка к решению отказаться от участия в ливийском проекте. В конце концов она владела 30 процентами концессии“ Арам-ко“, которая, казалось, могла бесконечно давать нефть; она также была членом как „Иракской нефтяной компании“, так и Иранского консорциума, и самым крупным производителем в Венесуэле. Однако, хотя риск казался очень большим, иметь нефть в Ливии было очень важным преимуществом. „Одной из наших целей было попытаться найти нефть, которая могла бы конкурировать с Ближним Востоком, – сказал М. А. Райт, который был координатором „Джерси“ по мировому производству. – Имея еще один источник сырой нефти, мы бы улучшили наше положение в Саудовской Аравии“. Более того, „Джерси“, как и другие компании, склонялась к мнению, что политический риск в Ливии был гораздо меньше, чем в странах Персидского залива и в Венесуэле.

После открытия в Зельтене все пришло в движение. К 1961 году было открыто десять хороших месторождений, и Ливия уже экспортировала нефть. Это была очень высококачественная низкосернистая нефть. По сравнению с более тяжелой нефтью Персидского залива, ливийская нефть могла быть переработана в гораздо большей пропорции в бензин и другие легкие очищенные продукты, подходящие для растущих автомобильных орд в Европе, и весьма соответствующие зарождающемуся веку защиты окружающей среды. Более того, вряд ли можно было найти более подходящее место для добычи нефти, чем в Ливии; это был не Ближний Восток, и не нужно было везти нефть через Суэцкий канал или вокруг мыса Доброй Надежды. Из Ливии она быстро и безопасно переправлялась через Средиземное море на нефтеперерабатывающие заводы Италии и на южное побережье Франции. К 1965 году Ливия вышла на шестое место в мире по экспорту нефти, обеспечивая 10 процентов всех поставок нефти. К концу 1960-х годов она производила более 3 миллионов баррелей в день, а в 1969 году ее уровень добычи практически превысил уровень Саудовской Аравии. Это было невероятное достижение для страны, которая десять лет назад не имела разведанных нефтяных месторождений9.

С приходом такого быстрого и неожиданного процветания в Ливии быстро начала развиваться коррупция вокруг этого бизнеса. Казалось, все стояли с протянутой рукой. Один из руководителей жаловался, что его нефтяную компанию „растащили по пятакам“. Большинству из тех, кто брал мзду, пятаков было недо статочно. „Если пользоваться услугами любых местных подрядчиков, нельзя избавиться от вымогательства, – вспоминал Бад Рид, геолог „Оксидентал петролеум“, маленькой американской независимой компании, которая приобрела значительные концессии в Ливии. – Давили со всех сторон. Если свояк был таможенным чиновником, то вдруг какое-то необходимое оборудование почему-то не проходило через таможню достаточно быстро. Если вы хотели гарантировать ра-стаможивание, то надо было иметь дело с определенной транспортной или подрядческой фирмой“. Семья, управляющая королевским дворцом, была широко известна благодаря склонности к исключительно крупным проявлениям благодарности. Гибель главного члена этой семьи в автомобильной катастрофе вызвала кризис в стране, ибо его кончина, как объяснил один американский нефтяной магнат, „привела к неопределенности, кому давать взятки“.

Громадные поставки ливийской нефти драматично повлияли на мировые цены на нефть, дав еще больший толчок их снижению, которое началось после Суэцкого кризиса. Поток ливийской нефти лился туда, откуда уходила советская нефть. В Ливии более половины производства находилось в руках независимых нефтяных компаний, многие из которых, в отличие от монополий, не имели собственных рынков сбыта. Кроме того, у них не было причин для воздержания, потому что они не имели других источников поставок, которые следовало защищать. К тому же с помощью квот, которые защищали и поощряли добычу дорогостоящей местной нефти, их вытолкнули с американского рынка. Так политика вкупе с экономикой и географией заставляли независимые компании, действующие в Ливии, толпиться на единственном рынке в Европе и настойчиво искать возможность продать свою нефть по любой цене. Не только в Европе, но и по всему миру предложение нефти превышало спрос. Результатом была конкуренция не на жизнь, а на смерть. С 1960 по 1969 год рыночная цена на нефть упала на 36 центов за баррель – снижение на 22 процента. А с поправкой на инфляцию оно было еще резче – 40 процентов. „Нефть была доступна всем в любое время в любом месте и всегда по цене не выше, чем вы просили, – вспоминал Говард Пейдж из „Джерси“. – Я никогда не видел рынка с такой острой конкуренцией. Рынок летел в тартарары“10.апреле 1962 года, „достаточно смягчить его больное самолюбие, чтобы свести к минимуму будущую полемику“.

27 октября 1962 года Маттеи взлетел на своем частном самолете с Сицилии. Еще одним пассажиром на борту был директор римского бюро журнала „Тайме“, который писал передовую статью об итальянском магнате в преддверии его визита в Америку. Конечной целью полета был Милан. Они туда не долетели. Самолет разбился во время сильной грозы в семи милях от взлетной полосы аэропорта Линате в Милане.

Потому что это была Италия, потому что это был Маттеи, и потому что он был таким противоречивым, появилось множество измышлений о причине катастрофы. Одни говорили, что западные разведывательные службы организовали авиакатастрофу из-за его нефтяных сделок с Советским Союзом. Другие – авиакатастрофу организовали несгибаемые из французской ОАС, которые боролись против независимости Алжира, за то, что Маттеи критиковал колониализм и роль Франции в Алжире, отомстив за его заигрывания с алжирскими повстанцами и поддержку „Аджип“ алжирской независимости. Но наиболее вероятно, что смерть была результатом несчастного случая, в котором роковую роль сыграла погода и характер Маттеи. Он всегда спешил, был нетерпелив, и его целеустремленная личность не могла позволить грозе испугать его и отказаться от посадки, когда у него были важные дела на земле. Он часто вынуждал своего пилота лететь в плохую миланскую погоду и всегда без вреда для себя. В этот раз он перестарался.

В момент смерти Маттеи было пятьдесят шесть лет, его империя была в разгаре строительства. Он казался непобедимым и неуязвимым. Международный комментатор „Нью-Йорк Тайме“ назвал его „самой важной личностью в Италии“, более важной, чем премьер в Риме или папа в Ватикане. Говорили, что он больше, чем кто-либо другой был ответствен за длительный послевоенный бум, известный как „итальянское чудо“. Впоследствии местоположение штаб-квартиры ЭНИ в Риме было названо площадь Энрико Маттеи, а ЭНИ и „Аджип“ продолжили свой рост и экспансию. Но без Маттеи пиратские дни ЭНИ как компании – раскольника № 1 закончились.