Ливийское вымогательство

В ночь с 31 августа на 1 сентября 1969 года разбуженный начальником караула старший офицер невнятно пробормотал, что еще слишком рано – переворот намечен на несколько дней позже. Увы, произошедший той ночь переворот оказался для него совсем не тем, которого он ждал. В течение многих месяцев в ливийских вооруженных силах зрели многочисленные проекты заговоров – различные группировки офицеров и политиков готовились свалить пошатнувшийся режим короля Идриса. Однако группа радикально настроенных молодых офицеров во главе с харизматическим Муамаром Каддафи опередила всех, в том числе и своих командиров, которые планировали антиправительственный заговор всего лишь тремя-четырьмя днями позднее. По сути дела, многие военные, участвуя в перевороте 1 сентября, не знали, ни кто возглавляет его, ни какими силами он организован.

Каддафи и его сторонники начали подготовку к перевороту еще десятилетие назад, подростками в средней школе. Вдохновленные примером Гамаля Абдель Насера, его книгой „Философия революции“ и передачами египетской радиостанции „Голос арабов“, они решили строить свою жизнь и борьбу против режима „по Насеру“. Они также решили, что путь к власти не обязательно лежит через партийную политику и что более рациональный путь – через военную академию. В представлении Каддафи, как тонко заметил один из обозревателей, революционные доктрины Насера накладывались „на идеи ислама времен пророка Мухаммеда“. Эта группа офицеров была в совершенном восторге от деятельности египетского лидера и от его идеи арабского единства. В свое время Каддафи будет стремиться продолжить его дело. Прирожденный заговорщик, как и Насер, к тому же эксцентричный и непостоянный в своих мнениях, с резкой сменой настроений от эйфории до глубокой депрессии, он попытается стать не только лидером арабского мира, но даже его символом. Добиваясь этой цели, он будет устраивать бесконечные заговоры и кампании против Израиля, сионизма, других арабских государств, против Запада и, обладая огромными доходами от нефти, станет банкиром и спонсором, а также „хозяином“ террористических групп по всему миру.

После успешного сентябрьского переворота среди первых действий нового Совета революционного командования Каддафи была ликвидация английских и американских баз в Ливии и высылка довольно значительного по численности итальянского населения. Каддафи также закрыл все католические церкви в стране, приказал снять с них кресты, а имущество храмов продать на аукционах. Затем в декабре 1969 года была предотвращена попытка антиправительственного заговора, и утверждение власти Каддафи успешно завершилось. Теперь он был готов заняться нефтяными делами. В январе 1970 года офицеры Совета ре волюционного командования начали наступление на иностранные компании с требованиями повысить объявленную цену на нефть. Каддафи предупредил директоров двадцати одной оперирующей в Ливии нефтяной компании, что, если его требования не будут удовлетворены, он прикроет добычу нефти. „Люди, жившие без нефти 5000 лет, – заявил он, – могут прожить без нее и еще несколько лет ради того, чтобы вернуть свои законные права“.

Первой сильному нажиму подверглась „Эссо-Ливия“. Военное правительство потребовало увеличения объявленной цены на 43 цента за баррель. „43 цента в то время! – вспоминал директор „Эссо-Ливия“. – Боже милостивый! Это было неслыханно“. „Эссо“ предложила пять центов. Другие компании были готовые не уступать ни на йоту. Поставленные в трудное положение компанией „Джерси“ и другими крупными компаниями, большинство которых вело добычу нефти и в других регионах, ливийцы взялись за единственную компанию, не имевшую таких источников, – „Ок-сидентал“. Они хорошо понимали ее уязвимость. Как выразился один ливиец, „они сложили все яйца в одну корзину“. В конце весны 1970 года „Оксидентал“ было приказано сократить добычу, – источник ее жизнеспособности, с 800 тысяч баррелей в день до 500 тысяч. На тот случай, если компания окажется недостаточно догадливой, ливийская полиция начала останавливать, обыскивать и запугивать служащих компании. Хотя сокращение добычи и преследования распространялись и на другие компании, „Оксидентал“ пользовалась особым вниманием такого рода.

Наступление Ливии на нефтяные компании началось в исключительно благоприятное для нее время. Ливия поставляла 30 процентов необходимой Европе нефти. Суэцкий канал был все еще закрыт, и напряженная ситуация в перевозках сохранялась. Затем в мае 1970 года в Сирии бульдозером был поврежден трубопровод, по которому из Саудовской Аравии к Средиземноморскому побережью ежедневно перекачивалось 500 тысяч баррелей. Цены на танкерные перевозки немедленно подскочили втрое. Недостатка в нефти не было, не хватало тоннажа для ее транспортировки. Ливия же во главе с Каддафи занимала центральную позицию через Средиземное море от европейских рынков, и от такого преимущества ливийцы отказываться не собирались. Сокращение добычи в Ливии резко обострило напряженность на рынке, к тому же в период между закрытием трансаравийского трубопровода и ливийским сокращением с рынка внезапно были сняты в целом 1,3 миллиона баррелей в день. Более того, что касалось мировой экономики и стратегии, молодые ливийские военные действовали отнюдь не вслепую, сейчас в Триполи в качестве советника революционного правительства находился Абдалла Тарики, радикал и антизападник националистического толка, вышедший в отставку с поста министра нефтяной промышленности в Саудовской Аравии.

По мере усиления нажима, беспокойство Хаммера росло. Он отправился в Египет просить кумира Каддафи, президента Насера вмешаться в действия своего „ученика“. Обеспокоенный, что прекращение добычи в Ливии поставит под угрозу ливийские субсидии египетской армии, Насер посоветовал Каддафи проявлять осторожность. Он также посоветовал ливийскому лидеру не повторять его ошибок – Египет дорого заплатил за полигику национализации и выдворение иностранных экспертов. Эти советы Насера остались без внимания.

Хаммер попытался найти другие компании, которые компенсировали бы „Оксидентал“ недостающий объем нефти по себестоимости „Оксидентал“, еслиона не уступит ливийским требованиям, а затем будет национализирована. Безуспешно. Даже обращение к Кеннету Джеймисону, президенту „Экссон“, не принесло нужной Хаммеру нефти, по крайней мере, на желательных для него условиях. Хаммер был разочарован и мрачен. Но Джеймисон, возможно, просто не принял его всерьез. „Вполне понятно, что Джеймисон отказал Хаммеру, – сказал в частном разговоре один из главных советников Хаммера. – К нему, самому президенту „Экссон“, третьей крупнейшей в мире корпорации, обращается какой-то торговец картинами, человек из другого круга, пришедший неизвестно откуда, и предлагает план решения мировой проблемы“.

Отчаявшись найти альтернативный источник нефти, Хаммер разработал еще один глобальный план. За ужином на ранчо Линдона Джонсона в Техасе он попытался провернуть бартерную сделку, в которой выступил бы посредником при обмене военных самолетов корпорации „Макдоннел-Дуглас“ на иранскую нефть. Эта попытка также не дала результатов. Он уже исчерпал практически все возможности, когда в конце августа 1970 года раздался тревожный телефонный звонок Джорджа Уильмсона, его управляющего в Ливии, предупреждавшего, что ливийцы собираются национализировать промыслы „Оксидентал“. И именно это предупреждение погнало его в ночное путешествие в Триполи.

С ливийской стороны переговоры вел заместитель премьер-министра Абдель Салам Джеллуд, считавшийся в отличие от пуританина Каддафи любителем шуток и развлечений, но тем не менее в переговорах крайне безжалостный и неуступчивый. Однажды во время переговоров с представителями „Тексако“ и „Стандард оф Калифорния“, желая показать свое неудовольствие, он скатал из листка с их предложениями шарик и швырнул его им в лицо. В другом случае он появился в зале, где присутствовало множество директоров нефтяных компаний с автоматом через плечо. Во время первой встречи с Хаммером Джеллуд, предложив доктору булочки и кофе, расстегнул пояс и выложил револьвер 45 калибра на стол перед Хаммером. Чуть не лишившись самообладания, Хаммер постарался улыбнуться. Ему никогда прежде не приходилось вести переговоры под дулом пистолета.

Каждый день Хаммер вел напряженные, изматывающие переговоры. И каждую ночь улетал обратно в Париж и там в отеле „Ритц“, где он меньше опасался подслушивания, связывался по телефону с правлением своих директоров в Лос-Анджелесе. Для таких каждодневных полетов в Париж была еще одна причина. Предложение Джеллуда остановиться во дворце, ранее принадлежавшем свергнутому королю Идрису, вызывало у Хаммера опасения, что его пребывание там может „затянуться“ на продолжительный срок. Все же он ослабил меры предосторожности. В первый день он прилетел в Триполи на зафрахтованном французском самолете, опасаясь, что его личный самолет ливийцы могут захватить. Теперь он каждое утро возвращался из Парижа уже на собственном, более удобном „Гольфстрим-II“, оборудованном спальней с пробковыми стенками. Он прибывал в Париж в 2 часа ночи и к 6 утра снова вылетал в Триполи. У него всю жизнь сохранялась удивительная способность засыпать в любых условиях, и во время этих перелетов она ему очень пригодилась.

Обсуждение все тянулось, а на улицах толпы людей уже готовились праздновать первую годовщину переворота, выкрикивая лозунги, призывающие покончить с врагами режима. Все же переговоры подошли к долгожданному концу, когда Хаммер и Джеллуд обменялись рукопожатием. Они достигли соглашения и, казалось, сделка вот-вот будет заключена, когда внезапно возникло новое препятствие, касавшееся формы контракта. Исполненный подозрений, Хаммер немедленно покинул страну, поручив Джеймсу Уильмсону все оставшиеся формальности. На следующий день, укрывшись в парижском отеле „Ритц“, он узнал, что окончательные договоренности подписаны. Ливийцы добились двадцатипроцентного увеличения отчислений и налогов за право разработки недр. Теперь „Оксидентал“ могла оставаться в Ливии. Что же касается других компаний, они долго проявляли нерешительность, но к концу сентября буквально все уступили, хотя и с огромным нежеланием. Ливийцы торжественно обещали, что будут придерживаться новых соглашений в течение пяти лет.

Главным в происшедших событиях было не увеличение объявленной цены на 30 центов и ливийской доли прибыли с 50 процентов до 55. Гораздо большее значение имел тот факт, что ливийские соглашения решительно изменили баланс сил между правительствами стран-экспортеров и нефтяными компаниями. Победа Ливии придала странам-экспортерам смелости. Она не только резко повернула движение маятника цен в сторону повышения реальной цены на нефть, но и возобновила борьбу экспортера за суверенность и контроль над своими нефтяными ресурсами, которая началась десятилетием ранее с основанием ОПЕК и потом затихла. Для нефтяных компаний это было начало отступления. „Нефтяная отрасль, какой мы ее знали, долго не просуществует“, – сказал один из директоров „Джерси“, отвечавший за добычу в Ливии, точно и коротко определив суть новых соглашений. Предчувствия представителя „Оксидентал“ Джорджа Уильмсона относительно того, насколько велики будут грядущие перемены, тоже не обещали ничего хорошего. Готовясь поставить свою подпись под окончательным текстом документов, он сказал коллеге: „В западном мире эти перемены почувствует каждый, у кого есть машина, будь то трактор, грузовик или легковой автомобиль“. После подписания документов Уильмсон и его помощники сидели вместе с ливийцами, потягивая апельсиновый сок с содовой – самое лучшее, что можно было найти в запрещавшей алкоголь стране, и молча раздумывали над неопределенностью будущего.