Нефтяное оружие зачехлено

Когда и как эмбарго будет отменено? Этого не знал никто, даже арабы. В последние дни декабря 1973 года с появлением первых признаков прогресса в урегулировании арабо‑израильских разногласий арабские производители все же ввели некоторые послабления. Эмбарго стало, как саркастически заметил Киссинджер, «все менее применимым». Он дважды посетил Саудовскую Аравию для встреч с королем Фейсалом. Во время первой поездки, проходя по огромному залу, где вдоль стен в черных одеяниях и белых головных уборах сидели главные лица государства, Киссинджер, эмигрировавший в Америку еврей, поймал себя на мысли о том, «какие странные зигзаги судьбы довели беженца от нацистских преследований до Аравии в качестве представителя американской демократии». Он также нашел, что форма обсуждения была для него совершенно непривычна. «Король говорил всегда мягко и вкрадчиво, даже на чем‑либо настаивая. Он произносил краткие и туманные фразы, допускавшие множество толкований». Киссинджер сидел в центре зала, по правую руку короля. «Обращаясь ко мне, король смотрел прямо перед собой, и только время от времени бросал на меня взгляд из‑под чалмы, словно желая убедиться в том, что я понял скрытый смысл той или иной загадочной фразы». Так было, когда он говорил о планах евреев и коммунистов захватить Ближний Восток или о конкретных политических вопросах, стоявших на пути отмены эмбарго. Король говорил извиняющимся тоном, но твердо. Он не волен самолично отменить эмбарго: решение арабов о применении нефтяного оружия было общим, общим должно быть и решение об отмене его использования. «Для этого мне необходимо, — сказал король, — обратиться к моим коллегам и просить их об этом». Король также настаивал на том, чтобы Иерусалим стал арабским исламским городом — и это было одним из его главных условий. А как же Стена плача? Король ответил, что где‑нибудь еще можно построить другую стену, у которой евреи могут плакать.

Не получив обещаний о снятии эмбарго, Вашингтон обратился к своему новому союзнику Анвару Садату. Главный сторонник эмбарго, извлекший из него наибольшую выгоду, Садат стал теперь главным поборником его отмены. Он говорил, что эмбарго, как и сама война, сослужило свою службу и должно быть снято. Он даже признал, что сохранение эмбарго теперь будет работать против интересов Египта. При его существовании Соединенные Штаты достигли бы лишь ограниченных результатов на пути к ближневосточному миру. Более того, сохранение эмбарго, в конечном счете являвшегося средством экономической войны, могло нанести долгосрочный ущерб всей сфере отношений Америки с такими странами, как Саудовская Аравия и Кувейт, поставив их в невыгодное положение. И, наконец, был ли Уотергейт или не было Уотергейта, такая супердержава как Соединенные Штаты не может долго находиться в таком положении.

Но арабские экспортеры, успешно разыграв козырную карту, не торопились убрать ее со стола. Не хотели они и показывать миру, как быстро уступают американским настояниям. Тем не менее, пока вопрос об отмене эмбарго оставался нерешенным, объем просачивавшейся обратно на рынок нефти увеличивался, и санкции оказывались все менее эффективными. Саудовцы намекали американцам, что эмбарго не может быть отменено при отсутствии некоторых сдвигов на сирийском фронте и без хотя бы молчаливого согласия сирийского лидера Ха‑физа Асада. Асад был в ярости от дипломатических успехов Садата на египетском фронте. В решении вопроса о снятии эмбарго Асад обладал правом вето. Помогая американцам решить этот вопрос, саудовцы открыли дверь для сирийско‑израильских переговоров по разъединению войск на Голанских высотах. В середине февраля 1974 года в Алжире состоялась встреча Фейсала с Садатом, Асадом и президентом Алжира. Садат дал ясно понять, что эмбарго изжило себя и действует вопреки арабским интересам. Он также заявил, что американцы возглавляют путь к новой политической реальности. Фейсал согласился на снятие эмбарго при условии, что США предпримут некоторые «конструктивные усилия» для достижения сирийско‑израильского разъединения. Однако в последующие несколько недель Асад продолжал придерживаться крайне жесткой линии, что помешало остальным публично выказать положительное отношение к отмене эмбарго. Предупреждение США о том, что их участие в мирном процессе не может продолжаться без отмены эмбарго, было воспринято очень серьезно. 18 марта арабские нефтяные министры согласились на его снятие. Сирия и Ливия были против.

После двух десятилетий обсуждений и нескольких неудавшихся попыток нефтяное оружие было в конечном счете успешно применено. Результаты оказались не просто убедительными, но ошеломляющими и гораздо более действенными, чем сторонники его применения даже осмеливались предполагать. Оно изменило расстановку сил и геополитическую реальность на Ближнем Востокеи во всем мире. Оно изменило мировую нефтяную политику и отношения между производителями и потребителями и, соответственно, внесло изменения в мировую экономику. Теперь оно могло убрано в ножны. Но угроза его применения оставалась.

В мае Киссинджеру удалось добиться сирийско‑израильского разъединения, и мирный процесс, по‑видимому, начался. В июне Ричард Никсон посетил Израиль, Египет, Сирию и Саудовскую Аравию. Эмбарго стало теперь историей, хотя и очень недавней, по крайне мере в том, что касалось Соединенных Штатов. (Оно по‑прежнему действовало по отношению к Нидерландам.) Соединенные Штаты могли справедливо считать, что положили начало некоторым значительным достижениям в ближневосточной дипломатии. Однако Уотергейт оставался постоянно присутствовавшей реальностью, и поведение Никсона во время поездки поразило некоторых эксцентричностью. На встрече с членами кабинета в Тель‑Авиве он внезапно заявил, что ему известен наилучший метод борьбы с террористами. Он вскочил и с воображаемым пулеметом в руках изобразил, как, в стиле чикагских мафиози, расстреливает весь кабинет министров, выкрикивая попутно «бам‑бам‑бам». Израильтяне были растеряны и явно встревожены. В Дамаске Никсон сказал президенту Асаду, что израильтян следует гнать до тех пор, пока они не свалятся с высот, и чтобы подчеркнуть эту идею, проделал странные рубящие движения. После этого на встречах с другими американцами Асад неоднократно изображал эти жесты Никсона.

Но момент величайшего торжества ждал Никсона в Египте. Его пребывание там можно было назвать только триумфальным. Его приветствовали миллионы охваченных энтузиазмом и восторгом египтян. По‑настоящему это был его последний взлет, но в нем было много причин и для иронии. Ведь это была страна Гамаля Абдель Насера, который сумел заставить эти огромные толпы отвергнуть западный империализм и, в частности, Соединенные Штаты. Но теперь страной, где Ричарда Никсона скорее всего встретят враждебные толпы, был уже не Египет, а Соединенные Штаты. В последние месяцы его президентского правления враждебность и неприятие в США стали резко контрастировать с теми шумом и возбуждением, которыми его приветствовали на улицах Каира. Для египтян это было празднование силы и престижа Египта, которые вернул Садат и которые сильно померкли в последние годы правления Насера. Для Никсона это было не меньшим празднеством — снятие эмбарго и успех дипломатической деятельности его администрации. Но он вряд ли мог этому радоваться. Во время поездки он неважно себя чувствовал, болела опухшая от флебита нога. Значительную часть своего свободного времени он посвящал прослушиванию пленок с записями своих разговоров в Овальном кабинете, которые в конце концов вынудят его подать в отставку.