Й эпизод улица комната Свидригайлова

Свидригайлов, Дуня.

Раскольников вышел. На улице стояла Дуня. Он прошел мимо. Свидригайлов знаками попросил ее не окликать брата.

Свидригайлов. Пойдемте поскорее. Я не желаю, чтобы Родион Романыч знал о нашем свидании. Он знает о моем к вам письме и что-то подозревает.

Дуня. Не пойду я с вами. Скажите мне все здесь.

Свидригайлов. Во-первых, этого никак нельзя сказать на улице; во-вторых, вы должны выслушать и Софью Семеновну…

Дуня. Софья Семеновна предупреждена?

Свидригайлов. Нет. Тут малейшая неосторожность равняется уже доносу. Софья Семеновна живет со мною стена об стену. Весь этаж в жильцах. Чего же вам бояться, как ребенку?

Дуня. Я вас нисколько не боюсь. Идите вперед.

Свидригайлов. (у квартиры Сони). Позвольте справиться, дома ли. Нету. Но я знаю, она может прийти очень скоро. Если вышла, то не иначе как к одной даме, по поводу своих сирот. У них мать умерла. А вот и мой нумер. Взгляните сюда, я вам покажу... Вот там сейчас за дверью стоит стол Софьи Семеновны; там она сидела и разговаривала с Родионом Романычем. А я здесь подслушивал.

Дуня. Вы подслушивали?

Свидригайлов. Да, подслушивал.

Дуня. Вот ваше письмо. Вы намекаете на преступление, совершенное будто бы братом. Я вам не верю!

Свидригайлов. Если бы вы не верили, то не рискнули бы прийти одна ко мне. Вы сейчас его видели сами. Каков?

Дуня. Не на этом же одном вы основываете?

Свидригайлов. Нет, не на этом, а на его собственных словах. Вот сюда два вечера сряду он приходил к Софье Семеновне. Он сообщил ей полную свою исповедь. Он убийца. Он убил старуху процентщицу; убил тоже сестру ее, Лизавету, нечаянно вошедшую во время убийства. Он их убил и ограбил … Софья Семеновна, одна и знает секрет, но будьте покойны, она его не выдаст.

Дуня. Этого быть не может!

Свидригайлов. Разумеется, я бы и сам не поверил, если бы мне передали со стороны. Но своим собственным ушам я поверил. Он Софье Семеновне и причины все объяснял.

Дуня. Какие же… причины!

Свидригайлов. Дело длинное, Авдотья Романовна. Конечно, обидно для молодого человека с достоинствами и с самолюбием непомерным знать, что были бы, например, всего только тысячи три, и вся карьера, все будущее в его жизненной цели формируется иначе. Я ведь его не виню, не думайте, пожалуйста; да и не мое дело. Тут была тоже одна собственная теорийка. Люди разделяются, видите ли, на материал и на особенных людей, то есть на таких людей, для которых, по их высокому положению, закон не писан, а, напротив, которые сами сочиняют законы остальным людям. Наполеон его ужасно увлек, то есть собственно увлекло его то, что очень многие гениальные люди на единичное зло не смотрели, а шагали через, не задумываясь. Он, кажется, вообразил себе, что и он гениальный человек. Он очень страдал и теперь страдает от мысли, что теорию-то сочинить он умел, а перешагнуть-то, не задумываясь, и не в состоянии, стало быть человек не гениальный.

Дуня. А угрызение совести? Вы отрицаете в нем всякое нравственное чувство? Да разве он таков?

Свидригайлов. Ах, Авдотья Романовна, теперь все помутилось, то есть, впрочем, оно и никогда в порядке-то особенном не было. Русские люди вообще широкие люди, Авдотья Романовна, широкие, как их земля, и чрезвычайно склонны к фантастическому, к беспорядочному; но беда быть широким без особенной гениальности.. Но куда же вы?

Дуня. Я хочу видеть Софью Семеновну. Пусть она…

Свидригайлов. Софья Семеновна не воротится до ночи.

Дуня. А! Я вижу… ты лгал… ты все лгал! Я тебе не верю! Не верю!

Свидригайлов. Что с вами! Вот вода… Авдотья Романовна, успокойтесь! Мы его спасем, выручим. Хотите, я увезу его за границу? У меня есть деньги. Успокойтесь. Ну, что с вами?

Дуня. Пустите меня…

Свидригайлов. Куда вы? Да куда вы?

Дуня. К нему. Отчего эта дверь заперта?

Свидригайлов. Ну куда вы такая пойдете? Вы его доведете до бешенства, и он предаст себя сам. Подождите, сядьте, обдумаем вместе. Я для того и звал вас, чтобы поговорить об этом наедине и хорошенько обдумать.

Дуня. Разве его можно спасти?

Свидригайлов. Вы… одно ваше слово, и он спасен! Мы тотчас отправимся с ним в Америку… Хотите? Я возьму еще вам паспорт… вашей матери… Я вас люблю… Скажите мне: сделай то, и я сделаю! Я невозможное сделаю. Чему вы веруете, тому и я буду веровать. Не смотрите, не смотрите на меня так!

Дуня бросилась к дверям.

Дуня. Отворите! отворите! Отворите же!

Свидригайлов. Там никого нет, напрасный труд так кричать.

Дуня. Где ключ? Отвори сейчас дверь, низкий человек! (вынула револьвер)

Свидригайлов. Ба! Да револьвер-то мой! А я-то его тогда как искал!.. Наши деревенские уроки стрельбы, которые я имел честь вам давать, не пропали-таки даром.

Дуня. Не твой револьвер, а Марфы Петровны. Ни с места! Я выстрелю! Ты жену отравил, я знаю, ты сам убийца!..

Свидригайлов. Так из-за тебя же…

Дуня. Лжешь! Я тебя ненавидела всегда, всегда… (Выстрел).

Свидригайлов. Что это? Кровь! Промах!

Дуня. Оставьте меня! клянусь, я опять выстрелю… Я… убью!..

Свидригайлов. В трех шагах и нельзя не убить. (Дуня отбросила револьвер. Он подошел и обнял ее за талию.)

Дуня. Отпусти меня!

Свидригайлов. Так не любишь? И… не можешь?.. Никогда?

Дуня. Никогда!

Свидригайлов. Вот ключ! Берите; уходите скорей!.. Скорей!

Дуня схватила ключ, бросилась к дверям. Свидригайлов медленно поднял револьвер, приставил к виску и спустил курок.