Эмоциональный интеллект

ся во власти страстного желания или ярости, по уши влюблены или содрогаемся от ужаса — все это результат действия лимби­ческой системы.

По мере развития лимбическая система усовершенствова­ла два мощных механизма: научение и память. Такого рода ре­волюционные достижения делали животное более сообрази­тельным при выборе варианта, как себя вести, чтобы выжить, и помогали ему тоньше отрегулировать свои реакции, чтобы приспосабливаться к меняющимся потребностям вместо ав­томатического проявления неизменных реакций. Если пища такова, что от нее можно заболеть, значит, в следующий раз ее необходимо избегать. Принятие решения вроде того, что надо съедать, а от чего отказаться, в основном по-прежнему опреде­лялось по запаху. Связи между обонятельной луковицей и лим­бической системой выполняли функции распознавания и раз­личения запахов путем сравнения нынешнего запаха с прош­лым, отличая таким образом хороший от плохого. Этот процесс осуществляли ринэнцефалон, дословно носовой мозг, пред­ставляющий собой часть лимбической схемы, и рудиментар­ная основа неокортекса — думающего мозга.

Примерно 100 млн лет назад произошел резкий скачок в развитии мозга млекопитающих. Поверх тонкого двухслой­ного кортекса (то есть коры головного мозга) — зон, кото­рые занимаются планированием, осознанием того, что вос­принимается органами чувств, и координированием движе­ний — образовалось несколько новых слоев мозговых клеток, в результате чего сформировался неокортекс. В сравнении с двухслойной корой мозга древних млекопитающих неокор­текс давал невероятное преимущество в интеллектуальном отношении.

Неокортекс Homo sapiens, намного больший по размеру, чем у остальных видов, привнес все то, что присуще именно чело­веку. Неокортекс есть средоточие мышления; в нем находятся центры, где объединяется и осознается информация, поступа­ющая от органов чувств. Благодаря неокортексу к чувству до­бавляются размышления по поводу этого чувства, и вдобавок мы приобретаем способность переживать в связи с восприяти­ем идей, искусства, символов и мысленных образов.

Дэниел Гоулллан

В результате постепенного развития неокортекса стала воз­можной целесообразная тонкая настройка, которая, вне вся­кого сомнения, предоставила колоссальные преимущества с точки зрения способности организма выжить в тяжелых обсто­ятельствах, повысила вероятность того, что его потомство, в свою очередь, передаст дальше гены, содержащие ту же самую невральную схему. Преимущества с точки зрения выживания объясняются способностью неокортекса к вырабатыванию стратегии, долгосрочному планированию и другим ментальным хитростям. Кроме того, все триумфальные достижения искус­ства, цивилизации и культуры суть плоды деятельности нео­кортекса.

Это новое прибавление к головному мозгу добавило нюан­сов эмоциональной жизни. Возьмем, к примеру, любовь. Лим­бические структуры генерируют чувства удовольствия и поло­вого влечения — эмоции, питающие сильное половое чувство. Но благодаря прибавлению к лимбической системе неокортекса и его соединительных элементов образовалась связь между ма­терью и ребенком, ставшая основой семьи и долгосрочного обя­зательства вырастить ребенка, что делает возможным полное развитие человеческого существа. (Виды, у которых неокортекс отсутствует, например, рептилии, лишены материнской при­вязанности; когда вылупливаются их детеныши, новорожден­ным приходится прятаться в срочном порядке, чтобы не пасть жертвами своих сородичей.) У людей защитная связь между родителем и ребенком обеспечивает протекание большей час­ти развития на протяжении длительного детства, в течение ко­торого мозг продолжает развиваться.

Поднимаясь по филогенетической* лестнице от рептилий к макак-резусам и человеку, мы заметим, что чистая масса нео­кортекса увеличивается; причем этот прирост происходит в гео­метрической пропорции во внутренних соединениях мозговой схемы. Чем больше таких соединений, тем шире диапазон воз­можных ответных реакций. Неокортекс допускает утонченную

* Филогенетический — прилагательное от слова «филогенез» — ис­торическое развитие организмов, или эволюция органического мира, различных типов, классов, отрядов, семейств, родов и видов; можно го­ворить и о филогенезе тех или иных органов.

Эмоциональный интеллект

и сложную эмоциональную жизнь, например, способность пе­реживать по поводу наших переживаний. Отношение неокор­текс/лимбическая система у приматов выше, чем у других ви­дов, а у человека гораздо выше, чем у приматов, и это подска­зывает, почему мы способны проявлять гораздо более широ­кий спектр реакций на свои эмоции и обнаруживать при этом больше нюансов. В то время как у кролика или макак-резуса имеется в распоряжении ограниченный набор типичных реак­ций на страх, больший неокортекс человека обеспечивает пользование гораздо более разнообразным репертуаром, вклю­чающим даже набор номера 911. Чем сложнее социальная сис­тема, тем важнее подобная гибкость, а более сложного мира, чем наш, нет.

Но эти высшие центры управляют не всей эмоциональной жизнью; в решающих вопросах, затрагивающих сердечные стру­ны, — и более всего в тяжелых ситуациях, вызывающих край­нее душевное волнение, — они, можно сказать, уступают руко­водство лимбической системе. Поскольку очень многие выс­шие центры мозга выросли из лимбической зоны или вышли за ее пределы, эмоциональный мозг играет решающую роль в структуре нервной системы. Являя собой корень, от которого рос новый мозг, эмоциональные области сплетены со всеми отделами неокортекса мириадами соединительных цепей. Это дает эмоциональным центрам безграничные возможности вли­ять на функционирование остального мозга, включая его цен­тры мышления.