Дэниел Гоулман

ный запах или выплюнуть что-то ядовитое или имеющее отвратительный вкус. • Главная функция печали заключается в том, чтобы помочь справиться с невосполнимой потерей, такой как смерть кого-то из близких или серьезное разочарование. Печаль влечет за собой резкое понижение энергии и увлеченности разными видами деятельности, особенно связанной с раз­влечениями и удовольствиями, а по мере усиления еще и приближает депрессию и, следовательно, замедляет мета­болизм. Такой уход в себя с сопутствующим ему самоана­лизом предоставляет возможность оплакать потерю или несбывшуюся надежду, обдумать ее последствия для даль­нейшей жизни и — с возвратом энергии — приступить к планированию новых начинаний. Подобная потеря энер­гии, вероятно, удерживала пребывавших в печали, а пото­му уязвимых людей древнего мира поближе к дому, где они были в большей безопасности.

Дальнейшее формирование этого биологического предрас­положения к действию продолжают наш жизненный опыт и наша культура. Например, потеря любимого человека у всех вызывает печаль и скорбь. Но то, как мы обнаруживаем свое горе — как проявляются или сдерживаются эмоции до тех пор, пока нас никто не видит, — формируется культурой, равно как и то, какие именно люди в нашей жизни попадают в категорию любимых, смерть которых надлежит оплакивать.

Длительный период эволюции, на протяжении которого выковывались эти эмоциональные ответные реакции, безуслов­но, представлял собой более суровую реальность, чем та, кото­рую довелось выдерживать большинству человеческих существ как виду после того, как началась летописная история. Это было время, когда очень немногие младенцы доживали до детских лет и очень немногие взрослые — до тридцати лет, время, когда хищники могли напасть в любой момент, время, когда капри­зы засух и наводнений проводили грань между голодной смер­тью и выживанием. Но с возникновением земледелия и чело­веческих сообществ даже в самой зачаточной форме шансы на выживание стали резко возрастать. В течение последних деся-

Эмоциональный интеллект

ти тысяч лет, когда эти достижения начали распространяться по всему миру, гнет суровых обстоятельств, сдерживавших рост народонаселения, неуклонно ослабевал.

Те же самые трудности сделали наши эмоциональные ре­акции столь важными с точки зрения выживания; когда они ослабевали, ухудшалось качество подгонки составляющих на­шего эмоционального репертуара. В то время как в древние вре­мена мгновенно вспыхивающий гнев мог дать решающее для выживания преимущество, доступность автоматического ору­жия для тринадцатилетних подростков слишком часто превра­щала его в катастрофическую реакцию.

Ава наших ума

Одна приятельница как-то рассказала мне о своем разводе, обернувшемся мучительным расставанием. Ее муж влюбился на работе в молодую женщину и внезапно объявил о своем ухо­де к другой. За этим последовали месяцы ожесточенных спо­ров о доме, деньгах и опеке над детьми. И вот спустя несколько месяцев она поведала, что ей нравится ее независимость и она счастлива быть самой себе хозяйкой. «Я больше не думаю о нем — мне это абсолютно безразлично», — сказала она. Но сто­ило ей произнести это, как ее глаза тотчас же наполнились сле­зами.

Эти слезы, на мгновение наполнившие глаза, вполне мог­ли остаться незамеченными. Но эмпатическое понимание того, что чей-то затуманенный слезами взгляд означает, что она опе­чалена, несмотря на то что ее слова говорят об обратном, есть акт такого же верного постижения, как извлечение смысла из слов, напечатанных на странице текста. В одном случае это дело эмоционального ума, в другом — рационального. По сути, у нас два ума: один думает, другой чувствует.

" Эти два коренным образом отличающихся процесса позна­ния взаимодействуют, составляя нашу ментальную жизнь. Один процесс, осуществляемый рациональным умом, представляет собой режим постижения, который мы обычно осознаем: он более заметен по своему результату в виде знания, богат мыс­лями, отражает способность рационального ума обдумывать и

26 Дэниел Гоулллан

размышлять. Но наряду с этим есть и другая система познания: мощная и импульсивная, хотя порой и нелогичная — эмоцио­нальный ум. (Более подробное описание характеристик эмо­ционального ума см. в Приложении Б.)

Разделение на «эмоциональное» и «рациональное» (то есть отправляющееся от разума) примерно соответствует принято­му на бытовом уровне разграничению между «сердцем» и «го­ловой». Понимание правильности чего-то «сердцем» означает убежденность другого порядка — нечто вроде более глубокой уверенности — в сравнении с полаганием правильности того же в результате работы рационального ума. Всегда присутству­ет постоянный показатель изменения в соотношении рацио­нального и эмоционального контроля над умом: чем сильнее чувство, тем больше преобладает эмоциональный ум и тем меньше влияния оказывает ум рациональный. Подобный ме­ханизм, видимо, сложился за миллиарды лет эволюции благо­даря преимуществу, которое достигалось, если эмоции и инту­иция управляли нашей мгновенной реакцией в ситуациях, когда нам грозила смертельная опасность, а перерыв на раздумья по поводу того, что надо делать, мог стоить нам жизни.

Эти два ума — эмоциональный и рациональный — почти всегда работают в полном согласии, объединяя свои в корне различные способы понимания, чтобы с успехом вести нас в этом мире. Обычно существует некое равновесие между эмо­циональным и рациональным умами, когда эмоции питают и воодушевляют действия рационального ума, а рациональный ум облагораживает и в некоторых случаях запрещает проявле­ние эмоций. И все же эмоциональный и рациональный умы являются полуавтономными способностями, и каждая, как мы увидим далее, представляет работу отдельного, хотя и имеющего межсоединения, контура в головном мозге.

Во многих, а вернее, в большинстве случаев эти умы строго скоординированы: чувства необходимы для мышления, а мыш­ление — для чувств. Но если страсти бушуют, равновесие нару­шается. Это означает, что эмоциональный ум взял верх и пода­вил рациональный ум. Гуманист XVI столетия, Эразм Роттер­дамский, в довольно-таки насмешливом тоне писал о вечном конфликте между рассудком и эмоциями:

Эмоциональный интеллект

Юпитер даровал [людям] намного больше страсти, чем разума, ну, скажем, в соотношении 24 к 1. Единоличной вла­сти разума он противопоставил двух свирепых тиранов: гнев и похоть. В какой мере разум способен возобладать над объе­диненными силами этих двоих, со всей очевидностью раскры­вает обычная человеческая жизнь. Разум делает единствен­ное, на что способен, — он кричит до хрипоты, повторяя фор­мулы основных добродетелей, пока те двое не велят ему уби­раться ко всем чертям и вообще ведут себя все более шумно и оскорбительно, пока их Правитель не выдохнется, махнет ру­кой и уступит.

Как развивался мозг

Чтобы лучше понять, насколько сильным бывает влияние эмоций на мыслящий ум — и почему чувство и разум так легко приходят в состояние войны, — посмотрим, как происходило развитие головного мозга. Мозг человека, содержащий около трех фунтов («1362 г) клеток и невральных жидкостей, по раз­меру примерно втрое больше мозга наших ближайших род­ственников по эволюции — приматов, не принадлежащих к человеческому роду. За миллионы лет эволюции мозг рос сни­зу вверх, причем развитие его высших центров происходило по принципу совершенствования его низших отделов. (Рост моз­га у человеческого эмбриона в грубом приближении повторяет этот эволюционный процесс.)

Самой примитивной частью мозга, каковая имеется у всех видов, у которых нервная система чуть больше минимальной, является мозговой ствол, окружающий вершину спинного мозга. Этот первичный мозг управляет главными жизненны­ми функциями, например, дыханием и метаболизмом осталь­ных органов тела, а также стереотипными реакциями и дви­жениями. Простейший мозг не способен думать или учиться, он скорее представляет собой набор заранее запрограммиро­ванных регуляторов, которые поддерживают должный режим работы организма и реагирование, обеспечивающее его вы­живание. Этот мозг безраздельно правил в «эпоху рептилий»:

Дэниел Гоулман

представьте себе змею, шипением подающую сигнал об угро­зе нападения.

Из простейшего корня — мозгового ствола — возникли эмо-''■-•' циональные центры. По истечении миллионов лет, в ходе эво­люции из этих эмоциональных зон развился думающий мозг, или «неокортекс» (новая гомогенетическая кора головного моз­га), большая луковица из изогнутых тканей, образующих верх­ние слои. Тот факт, что думающий мозг развился из эмоцио­нального, очень многое говорит о взаимосвязи мысли и чув­ства: эмоциональный мозг существовал задолго до того, как появился мозг рациональный.

Основа нашей эмоциональной жизни состоит в обонянии или, точнее, в обонятельной доле головного мозга, клетки ко­торой воспринимают запах. Каждое живое существо — идущее в пищу или ядовитое, половой партнер, хищник или добыча — имеет свой особый отличительный молекулярный «автограф», который может переноситься ветром. В древние времена запах зарекомендовал себя как чувство, имеющее первостепенную важность для выживания.

Из обонятельной доли головного мозга начали развиваться первичные центры эмоций, в итоге выросшие достаточно боль­шими, чтобы охватить верхушку мозгового ствола. В зачаточ­ном виде обонятельный центр состоял из довольно тонких слоев нервных клеток, собранных вместе, чтобы анализировать за­пах. Один слой клеток обследовал то, что издавало запах, и от­носил его к соответствующей категории: съедобный или ядо­витый, сексуально приемлемый, враг или кандидат на съеде­ние. Второй слой клеток передавал по нервной системе реф­лексивную информацию, сообщая организму, что надо делать: кусать, выплюнуть, подойти, спасаться бегством, преследовать.

С появлением первых млекопитающих образовались новые жизненно важные слои эмоционального мозга, которые, опоя­сав мозговой ствол, выглядели как бугель с выемкой внизу, куда входит мозговой ствол. Поскольку данная часть мозга кольцом охватывает и окаймляет мозговой ствол, ее и назвали «лимби­ческой» системой от латинского слова «limbus», что означает «кольцо». Новая область нервной системы добавила эмоций, подходящих для мозгового репертуара. И когда мы оказываем-