Искусство преобразования себя

Я рисую красками жизни: мое творение — моя жизнь.

Сузуки

Сдержав слово, Джулиан появился в моем доме на следующий вечер. Внешне мое жилище смахивало на те дачные домики, что украшают собой мыс Кейп‑Код. Ужасные розовые ставни должны были сделать его, по мнению моей супруги, похожим на фотографии из журнала «Выбираем дом». Около четверти восьмого я услыхал четыре быстрых стука в дверь. Это был Джулиан, но выглядел он совсем не так, как накануне, что меня немало удивило. От него исходило такое же здоровье и ощущение покоя. Но его наряд заставил меня испытать некоторую неловкость. Его подтянутая фигура была облачена в алую накидку, увенчанную синим капюшоном, украшенным вышивкой. И хотя стоял душный июльский вечер, он не сбросил капюшон с головы. — Привет тебе, друг мой, — с чувством произнес Джулиан. — Привет.

— Не надо так волноваться, в чем ты хотел меня уви деть — в костюме от Армани?

Мы оба стали смеяться, сначала негромко, скоро смех перерос в хохот. Несомненно, Джулиан не утратил того особого юмора, который так меня забавлял много лет назад.

Когда мы уселись в моей уютной гостиной, заставленной вещами и безделушками, я не мог не заметить у Джулиана деревянных четок в форме ожерелья. — Что это? Такие красивые! — О них немного погодя, — сказал он, потирая бу синки большим и указательным пальцами. — Сегодня нам о многом нужно поговорить. — Тогда давай начнем. Я так волновался перед нашей встречей, что почти ничего сегодня не смог сделать.

Следуя намерению, Джулиан тут же продолжил рассказ о своем преображении и о том, с какой легкостью оно наступило. Он поведал об изученных им древних способах управлять своим сознанием и избавляться от беспрестанных тревог, что поглощают столь многих в нашем сложном обществе. Он говорил об умении жить более осмысленно и продуктивно, которым владели Раман и другие монахи. Он также рассказал о ряде методов освобождения источников молодости и энергии, которые, по его словам, дремлют глубоко в каждом из нас.

Хотя он говорил с большой убежденностью, во мне стало расти недоверие. А что, если я жертва какой‑то проделки? В конце концов, этот гарвардской выучки адвокат когда‑то славился среди коллег своим искусством устраивать розыгрыши. К тому же его история выглядела по меньшей мере фантастично. Подумать только: один из известнейших юристов страны обертывается полотенцем, продает все свое имущество и отправляется в духовное путешествие по Индии с тем только, чтобы вернуться эдаким всезнающим пророком с Гималаев. Такого не бывает.

— Ну ладно, Джулиан. Хватит меня дурачить. Вся эта история начинает смахивать на один из твоих номе ров. Держу пари, ты взял эту мантию напрокат в магази не одежды, что напротив, — ответил я, состроив на лице улыбку слабой надежды.

Джулиан отвечал немедля, словно заранее предвидел мое недоверие: — В суде — чем бы ты обосновывал свою правоту? — Вещественными доказательствами. — Верно. Так взгляни же на мои доказательства. На мое гладкое лицо без единой морщины. На мое физичес кое состояние. Разве не видно, сколько во мне энергии? Посмотри, насколько я спокоен. Ведь ты же видишь, что я изменился!

В словах его была правда. Передо мной был человек, всего несколько лет назад выглядевший на десятки лет старше.

— А ты не делал пластическую операцию? — Нет, — улыбнулся он. — Так изменяют только внешность. А мне нужно было излечиться изнутри. Дис гармоничное, хаотичное существование привело меня к полному упадку. И это было куда серьезнее, чем перене‑1 сенный мною сердечный приступ. Была подорвана моя внутренняя сущность. — Но твой рассказ. Это настолько… загадочно и не обычно.

Видя мое недоверие, Джулиан сохранял спокойствие и выдержку. Взяв заварочный чайник, который я поставил возле него на столе, он принялся наливать чай в мою пустую чашку. Он наполнил ее до краев и все продолжал лить! Сначала чай перелился на блюдечко, потом стал течь на любимый персидский ковер моей жены. Сперва я наблюдал за этим молча. Потом не выдержал:

— Джулиан, что ты делаешь? Моя чашка переполне на. Сколько бы ты ни лил, больше в нее не войдет! — воскликнул я.

Он устремил на меня долгий взгляд.

— Пожалуйста, постарайся понять меня правильно. Я, честное слово, уважаю тебя, Джон. И всегда уважал. Однако, подобно этой чашке, ты, кажется, до краев пе реполнен своими собственными представлениями. Так как же туда может войти еще что‑то… покуда ты сперва не освободишь свою чашу?

Я был поражен правотой его слов. Долгие годы, проведенные в консервативном мире правоведения, одни и те же ежедневные занятия вместе с одними и теми же людьми, в чьих головах роятся одни и те же мысли, до краев наполнили мою чашу. Моя жена Дженни постоянно твердила мне, что нам недостает новых знакомств и новых впечатлений. «О, Джон, вот если бы тебе чуточку больше безрассудства», — говаривала она.

Я не мог вспомнить, когда в последний раз читал что‑нибудь, не относящееся к праву. Профессия стала моей жизнью. Я вдруг начал понимать, что привычный для меня стерильный мир отупляет, ограничивает творческие способности и сужает умственные горизонты.

— Хорошо. Я понимаю, о чем ты, — признал я. — Возможно, эти годы адвокатской работы превратили меня в закостенелого скептика. С той минуты, когда я увидел тебя вчера в своем кабинете, что‑то мне подсказывало, что твое преображение подлинно и несет какой‑то урок для меня. Может быть, я просто не хотел в это поверить.

— Джон, сегодняшний вечер — это первый вечер твоей новой жизни. Я попрошу тебя очень вдумчиво относиться к знаниям и приемам, которыми я стану с тобой делиться, и последовательно применять их в течение од ного месяца. Восприми эти методы всей душой. Они не случайно просуществовали тысячи лет: причина этого в том, что они действительно работают. — Один месяц — немалый срок. — Шестьсот семьдесят два часа внутренней работы в обмен на коренное улучшение каждого мгновения всей твоей оставшейся жизни — неплохая сделка, как полага ешь? Инвестиции в самого себя — лучше вклада не бы вает. Это улучшит не только твою жизнь, но и жизни тех, кто тебя окружает. — Каким образом? — Только освоив науку любви к самому себе, ты смо жешь по‑настоящему полюбить других. Только открыв свое собственное сердце, ты сможешь затронуть сердца других. У того, кто найдет свой внутренний стержень, больше возможностей стать лучше. — А что со мной может случиться за эти шестьсот семьдесят два часа, из которых состоит месяц? — после довал мой настойчивый вопрос.

Ты ощутишь такие изменения в работе сознания, тела и даже души, которые покажутся тебе невероятны ми. У тебя будет больше энергии, воодушевления и внут— ренней гармонии, чем, возможно, было за всю твою пре— жнюю жизнь. Люди прямо станут говорить тебе, что ты выглядишь моложе и счастливее. К тебе очень скоро вер нется ощущение благодати и равновесия — вернется на всегда. И это только некоторые из чудодейственных эф фектов Сиваны.

— Ну и ну!

— Все, что тебе сегодня предстоит услышать, призвано улучшить твою жизнь не только в личном и профессиональ ном отношении, но и в духовном. Уроки мудрецов столь же действенны сегодня, сколь и пять тысяч лет назад. Они не только обогатят твой внутренний мир, они усовершенствуют.мир вокруг тебя, и все твои дела и поступки отныне станут.куда более плодотворными. Эта мудрость — действительно самая могучая из известных мне сил. Она последовательна, практична и выдержала многовековую проверку в лаборатории жизни. И что самое важное, она подходит для любого человека. Но, прежде чем поделиться с тобой этим знанием, я обязан взять с тебя одно обещание.

Я знал, что будут выдвинуты какие‑то условия. «Бесплатных завтраков не бывает», — говаривала моя любящая мать.

— Познав силу приемов и навыков, которым обучи ли меня мудрецы Сиваны, увидев радикальные изменения, привнесенные ими в твою жизнь, ты обязан принять на себя миссию передачи этой мудрости другим, тем, кому она может быть полезна. Это все, о чем я тебя прошу. Согласившись на это, ты поможешь мне выполнить мои обязательства перед Йогом Раманом.

• Я безоговорочно согласился, и Джулиан начал обучать меня системе, которую в свое время признал священной. Хотя приемы, которыми Джулиан овладел за время своей экспедиции, были различны, в основе всей системы Сиваны лежали семь фундаментальных добродетелей, семь основополагающих принципов, которые заключали в себе тайны владения собой и духовного озарения.

Джулиан рассказал, что первым, кто поведал ему об этих семи добродетелях через два месяца пребывания в Сиване, был Йог Раман. Одной ясной звездной ночью, когда все крепко уснули, Раман осторожно постучался в дверь хижины Джулиана. Тоном любящего наставника он заговорил о своем решении: «Уже много дней я пристально наблюдаю за тобой, Джулиан. Ты представляешься мне достойным человеком, страстно жаждущим наполнить свою жизнь добродетелью. Прибыв сюда, ты не пренебрег на— ‑шими традициями и искренне принял их как свои. Ты усвоил целый ряд наших повседневных обычаев и наблюдал их очевидное воздействие. Ты уважительно отнесся к нашему укладу жизни. Так же просто и мирно мы прожили уже много веков, и наши приемы известны лишь немногим. Мир нуждается в том, чтобы узнать о нашей философии просветленной жизни. Сегодня, накануне третьего месяца твоей жизни в Сиване, я начну раскрывать тебе сокровенные тайны нашей системы, но не для твоего лишь блага, а для блага всех, кто обитает в твоем мире. Я буду заниматься с тобой изо дня в день, как занимался со своим маленьким сыном. К сожалению, он отошел в мир иной несколько лет назад. Его время пришло, и я не задаюсь вопросом о причине его ухода. Я наслаждался общением с ним и дорожу памятью о том времени. Сейчас я принимаю тебя как своего сына и благодарю судьбу за то, что все, познанное мною за многие годы молчаливого созерцания, продолжит жить в тебе».

Я взглянул на Джулиана. Он закрыл глаза, словно мысленно переносясь в ту сказочную страну, которая так щедро одарила его благословенным знанием.

— Йог Раман поведал мне, что семь добродетелей, ведущих к жизни внутренне умиротворенной, радостной и духовно богатой, изложены в одной волшебной притче. Именно в этой притче — суть всего. Он велел мне за— крыть глаза, вот как я закрыл их сейчас, сидя на полу твоей гостиной. Затем он велел мне мысленно представить такую картину:

— Ты сидишь посреди величественного пышного зеленого сада. Сад полон удивительных цветов — таких ты прежде никогда не видел. Вокруг царят возвышенная безмятежность и тишина. Ты наслаж даешься чувственной прелестью этого сада, словно в твоем распоряжении для этого — целая вечность. Осматриваясь вокруг, ты замечаешь возвышающийся в центре сада красный маяк высотой в шесть ярусов. Внезапно тишина сада нарушается скрипом отворя ющейся в основании маяка двери. Из нее выходит, раскачиваясь, трехметрового роста и весом в пол тонны японец — борец сумо — и непринужденной походкой направляется к центру сада.

— Дальше — больше, — улыбнулся Джулиан. — Этот японский борец — обнажен! Ну, на самом деле не совсем. Его интимные места прикрыты витым розовым проводом.

И вот, передвигаясь по саду, этот борец сумо находит блестящий золотой секундомер, который кто‑то оставил там много лет назад. Он поднимает его — и с оглушительным шумом падает наземь. Борец сумо теряет сознание и лежит — молча и неподвижно. Ты подумал уже было, что он испустил дух, но тут борец приходит в себя, возможно, разбуженный ароматом только что распустившихся желтых роз, растущих рядом. С новыми силами борец стремительно вскакивает на ноги и невольно смотрит влево. Он поражен увиденным. Сквозь заросли кустарника, обрамляющие сад, просматривается длин— ная извилистая тропа, сплошь усыпанная сверкающими алмазами. Что‑то невидимое словно подталкивает борца на эту тропу, и, к его чести, он ступает на нее. Тропа ведет его к дороге непреходящей радости и вечного блаженства.

Джулиан сказал, что, выслушав эту странную притчу от сидевшего рядом с ним на вершине Гималаев монаха, который видел свет факела озарения собственными глазами, был обескуражен. Это и понятно, он ожидал услышать нечто потрясающее, указание, которое подвигнет его к действию, возможно даже растрогает до слез. Вместо этого прозвучала какая‑то нелепая история о борце сумо и маяке.

Йог Раман заметил его разочарование. «Остерегайся недооценивать силу простоты», — сказал он Джулиану.

— Это, возможно, не то изощренное умопостроение, которое ты ожидал услышать, — молвил мудрец, — но в идее этой притчи — много здравого рассуждения, а заложенный в ней смысл абсолютно прозрачен. Со дня твоего прихода к нам я не переставал размышлять о том, как бы лучше передать тебе наши знания. Сначала я подумывал было о преподавании тебе в течение нескольких месяцев курса лекций, но потом решил, что традиционный подход едва ли годится, учитывая магическую природу той мудрости, которую тебе предстоит воспринять. Затем мне пришла в голову мысль попросить всех моих братьев и сестер ежедневно проводить понемногу времени с тобой, раскрывая тебе нашу философию. Однако для тебя это тоже был бы не самый эффективный способ познать то, что нам нужно поведать. После долгих размышлений я наконец пришел к тому, что, на мой взгляд, является творческим подходом и в то же время очень эффективным способом передать тебе весь свод философии Сиваны с ее семью добродетелями… — то была эта волшебная притча.

Мудрец добавил: «Сперва она может показаться несерьезной и, может быть, даже детской. Но я уверяю тебя, что каждый элемент этой притчи воплощает в себе вечный принцип полноценной жизни и имеет глубочайший смысл. Сад, маяк, борец сумо, розовый провод, секундомер, розы и извилистая тропа, усыпанная бриллиантами, являются символами семи вневременных добродетелей, ведущих к просветленной жизни. Я также могу заверить тебя, что, если ты запомнишь этот короткий рассказ и те основные истины, которые он содержит, ты будешь обладать всем, что необходимо знать, чтобы вознести свою жизнь до самых высот. Ты будешь обладать всем необходимым знанием и всеми умениями, которые нужны, чтобы существенно повлиять на качество твоей жизни и жизни тех людей, с которыми тебе доведется соприкасаться. И когда ты станешь применять эту мудрость ежедневно, ты переменишься — умственно, эмоционально, физически и духовно. Пожалуйста, запечатлей эту историю глубоко в своем сознании и носи ее в своем сердце. Только если ты примешь ее полностью и безусловно, в жизни твоей наступят разительные перемены».

— К счастью, Джон, — сказал Джулиан, — я действительно поверил в нее. Карл Юнг однажды сказал, что «твое видение станет ясным, только если ты сможешь заглянуть в свое сердце. Кто смотрит наружу — видит лишь сны, кто смотрит в себя — пробуждается». В ту знаменательную ночь я заглянул глубоко в свое сердце и пробудился для вековых тайн расширения сознания, развития тела и обновления души. Теперь пришел мой черед поделиться ими с тобой.