В понятие «видение» входит не только зрительное впечатление. Нет, оно значительно шире. Станиславский включает в это понятие и слуховые, и вкусовые, и обонятельные, и осязательные, и мышечные ощущения, которые дополняют и обогащают образы зрительные.
Возможность предвидеть желанную роль, представить себе результат своей деятельности обостряет и усиливает способность актера отбирать из множества случайных впечатлений именно те, которые необходимы для решения поставленной им задачи. В книге «Моя жизнь в искусстве» К. С. Станиславский пишет: «Я увидел внешний образ его (Паратова. — Ю. С.), и сразу все стало на свое место. Так я раздразнил дремавшую интуицию и с ее помощью ощупал образ»'.
Ф. И. Шаляпин в книге «Страницы моей жизни» рассказывает:
«Нужно было петь Мефистофеля в „Фаусте". Я сказал Мамонтову, что роль Мефистофеля, как я играл ее до сих пор, не удовлетворяет меня. Я вижу этот образ иначе, в другом костюме и гриме, и я хотел бы отступить от театральной традиции. „Ради бога!—воскликнул Мамонтов. — Что именно хотите вы сделать?" Я объяснил ему. Мы отправились в магазин Аванцо, пересмотрели там все наличные изображения Мефистофеля, и я остановился на гравюре Каульбаха. Заказали костюм. В день спектакля я пришел в театр рано, долго искал подходящий к костюму грим и, наконец, почувствовал, что нашел нечто гармонирующее.
|
|
Явившись на сцену, я как бы нашел другого себя, свободного в движениях, чувствующего силу и красоту»2.
Думаю, что без зрительного видения образа Шаляпин здесь обойтись не мог. Образ, не целиком, не детально, а в каком-то его общем представлении, уже стоял перед его мысленным взором до начала новой работы над ним. Почему Шаляпин остановился на изображении Мефистофеля Каульбаха, а не на других? С чем он сравнивал, выбирая именно этот портрет? Конечно, с тем, что было предложено его видением. То же самое было и при выборе костюма и грима.
Надо заметить, что видение будущего образа не бывает статичным, оно всегда существует в движении, в действии. Нам представляется, например, как наш будущий персонаж смеется, мы видим его манеру смотреть, говорить, спорить и т. д., и все это — в движении, в каком-то куске жизни.
Конечно же, первое видение роли ни в какой мере нельзя считать окончательным. Это только первый штрих. Предстоит большая работа. Поэтому не надо бояться, что первоначальное видение будет носить иногда характер умозрительный и находиться в плоскости привычных, а иногда и просто избитых представлений. Возникновение даже такого видения полезно. Оно даст возможность актеру от чего-то отказаться, что-то менять. Важно, что толчок воображению дан.
1 Станиславский К. С. Собр. соч., т. 1, с. 123.
2 Шаляпин Ф. И. Сборник, в 2-х т., т. 1. М., 1957, с. 143—144.