Нынешняя проблема русских

Они в своей значительной массе, как показывают социологические исследования, хотят чтобы их страна опять была великой и могучей.

Русский (пожилой и средних лет) знает, что советская империя была не совсем хорошая: угнета­ла, зажимала, лгала, не давала, и вообще убивала, свободы не было, богатства не было, инородцев подминала, соседей ок­купировала. И не одобряет этого. Ему самому жилось не всегда сладко. А все-таки — что-то такое... хорошее... правильное!.. величественное! Что-то в Империи было...

Гордость была. Вели­чие страны было. Чувство причастности к великим делам было! Это мы открыли Антарктиду, и разбили Гитлера, и вышли первыми в Космос, и создали периодическую таблицу эле­ментов, изобрели телевизор и сконструировали автомат Ка­лашникова. Это великое слово «МЫ».

Словом, на уровне индивидуальной самоидентификации – случалось, что дерьмово я жил и часто мало значил; а теперь — человеком стал, вроде. А на уровне национальной самоидентификации: я был гражданином великой страны! НАС все уважали, боялись, считались с нами. МЫ, слабые поодиночке, ВМЕСТЕ вершили великие дела и решали судьбы мира. А миру было лучше, что мы решали его судьбы? Ну, нет. А сейчас что - лучше ли без нас? Кому и лучше, многим и хуже. Но МЫ же были людьми! Хоть какая, а вера. Хоть какая, а цель. Хоть что, а для страны, а не для себя.

То, что сейчас называют «имперским синдромом» — это потребность инди­видов в величии и победоносности своей нации. Антиэгои­стическая, бескорыстная, лично не мотивированная, - потребность в мощи своей нации и страны. И сожаление, что это было и прошло. Это - потребность в национальном самоутверждении.

А через это самоутверждение обретает себя и са­моутверждение индивидуальное: малая я песчинка - но часть великой горы! И без такого комплекса человек и не выжил бы в приро­де, и не поднялся бы, и царем зверей не стал, и сапиенса из него не вышло бы. Этот «имперский синдром» есть политическое проявление со­циального инстинкта. Проявление простое, прямое, есте­ственное.

Имперский синдром — это социальный аспект инстинкта жизни на пике политического системообразования. Я хочу жить — это возможно только в составе нации — мне потребно вхо­дить в эту нацию — и потребно, чтоб моя нация была сильнее всех, «победительней» всех. Мое величие - это величие моего народа и моего государства! Мы - это я!

Русский — означает: человек русской культуры, рус­ской истории, часть русского народа со всеми его свершения­ми прошлого и настоящего. (Англичанин, армянин, немец, китаец, француз, японец, швед, — то же самое.) Русский ощущает себя представителем, носителем более мощной, древней, богатой культуры и народа, чем некоторые иные народы.

И поскольку русский (англичанин, немец, француз и т.д.) - это не набор генов, а еще и продукт всей истории, всей куль­туры своего народа, - то он естественно связан со своим народом неразрывной пуповиной. Он живет заедино с его бедами и радостями, свершениями и провалами, надеж­дами и наградами. Ибо «русский» - повторяем, означает че­ловек русского народа. А местные/местечковые политиканчики-активистики обвиняют его в великодержавности, шовинизме и имперском синдроме.

В этом случае «имперский синдром» — это индивидуаль­ное проявление инстинкта национального самосохранения. «Рус­ский» означает: я идентифицирую себя с русским народом. Естественно, живу его интересами. Иначе я буду кем-то другим, лицом с никакой национальностью…