Примечания

Глава двадцать третья ОТ АКАДЕМИИ ДО ЛИЦЕЯ 1. "Должно для сохранения истины жертвовать личным, в особенностифилософам. И хотя и то и другое мне дорого, священный долг велит отдатьпредпочтение истине" (Аристотель. Никомахова этика, I, 4, 1096 а). 2. Плутарх. Жизнеописания. Александр, VII. 3. Демосфен. Речи, IX, 16, 29. 4. См.: В.Зубов. Аристотель. М., 1963, с. 53. 5. Аристотель. О частях животных, I, 5, 645 а. 6. Сохранившиеся до наших дней работы Аристотеля распадаются нанесколько циклов: 1) "Органон" - гносеология, логика, методология науки, 2)сочинения по метафизике, 3) биологические труды, 4) книги по этике, 5)психологии, 6) политике. Хронологически они делятся на три периода: 1)академический, когда в книгах Аристотеля еще сильно чувствуется влияниеПлатона, 2) острой критики платонизма, 3) лицейский, к которому относятсякниги, излагающие основы философии Аристотеля (см.: F. Сорlestоп. А Historyof Philosophy, v. I, 1962, р. 12-18). 7. Аристотель. Метафизика, I, 981 а. 8. Аристотель. Вторая Аналитика, I, 33, 88 b. 9. Там же, I, 24 b. 10. Аристотель. Метафизика, IV, 6 а, 1011. Глава двадцать четвертая НАУЧНАЯ МЕТАФИЗИКА Великое дело - чистая наука... Но на вопросы: откуда, куда и зачем - она не дает ответа. А. Гарнак Сколь бы разнообразными ни были научные интересы Аристотеля, в итогеони были направлены на главный вопрос греческой философии: что представляетсобой реальность, в которую погружен человек. С этой проблемой он связывалособую отрасль знания - "первую философию". Впоследствии она была названаметафизикой (1). Построение ее Аристотель предварял обзором предшествующихфилософских систем. Поскольку он был убежден в однородности законов мысли,то мог надеяться обнаружить нечто ценное и у своих предшественников; анализих ошибок нередко становился отправной точкой рассуждений Аристотеля. Первыми он рассматривал тех, кто "устанавливает Начало в видематерии",- милетцев, Эмпедокла, Демокрита. С одной стороны, их "материализм"прав, ибо Вселенная действительно состоит из вещества. Об этомсвидетельствуют наши чувства. "Лишенный ощущений, - говорит Аристотель,-ничему не может научиться и ничего не может постичь" (2). Но это не даетчеловеку права все сводить к материи. Во-первых, очевидно, что в миресуществуют и "вещи бестелесные"; их происхождение из материи доказатьневозможно. Во-вторых, может ли материя объяснить саму себя? "Ни дерево, нимедь сами не являются причиной, почему изменяется каждое из них, и непроизводит дерево - кровать, а медь - статую, но нечто другое составляетпричину происходящего изменения. А искать причину - значит искать другоеначало" (3). Если же мы видим разумную причину в творениях человека, то какмогут "небо и наиболее божественные из видимых вещей" образоваться безпричины, выше их стоящей? Это понимал уже Анаксагор, которого Аристотель называет единственнымтрезвым среди пустословов за то, что он первым указал на космический Разумкак на причину мирового порядка. Но Анаксагор, по мнению Аристотеля, неразвил своей идеи до конца, ибо, рассматривая Разум как "машину для созданиямира", он не проследил, как Разум отображается в устройстве природы, а ведьдаже мельчайшие ее детали как-то связаны с Первопричиной. Не удовлетворяет Аристотеля и теория эйдосов Платона, так как она неможет объяснить происхождения мира. Платон и его ученики, "стремясь получитьпричины для здешних вещей, ввели другие предметы, равные этим вещам почислу" (4). Получилось лишь два между собой не связанных ряда. Эйдосы, помнению Аристотеля, "не являются для этих вещей причиною какого-либо движенияи изменения" (5). К тому же, если эйдосы находятся в мире, то их нет взапредельной идеальной сфере, а если они пребывают там, то их нет в миревещей. "Говорить же, что идеи - это образцы и что остальное им причастно,это значит,-утверждает Аристотель,- произносить пустые слова и выражатьсяпоэтическими метафорами" (6). Далее, если эйдосы соответствуют любому понятию, которое в состояниивыработать ум, то их окажется бесконечное число, а одна и та же вещь можетбыть отнесена к разным классам и, следовательно, соответствовать несколькимидеям. Помимо того, между вещью и идеей стоит связующее их понятие, а изэтого приходится выводить новую "идею соотношения", из нее - следующую и такбез конца. Эту трудность заметил уже и сам Платон и пытался ограничить числоидей. Но в любом случае оставалась неясной связь между эйдосами и видимыммиром. Аристотель не отвергал целиком учение Платона; напротив, он ставил себезадачу устранить из "идеализма" его недостатки и подвести под него болеепрочный фундамент. Он был согласен с учителем в том, что "без общегоневозможно получить частного"; родовые понятия - важнейшее условиеправильного познания. Но в том обособленном виде, в каком они существуют уПлатона, они не могут являться "основой" конкретных и единичных вещей. Этуоснову следует, по Аристотелю, искать в самой природе, ибо подлиннаяреальность заключена непосредственно в данной вещи. Действительна неабстрактная идея Сократа, а именно тот неповторимый Сократ; единичен и в тоже время реален этот медный шар, лежащий на столе. Что делает их обоихименно тем, что они есть? Ответив на этот вопрос, человек получитвозможность найти важнейший принцип мирового устройства. Достаточно ли, спрашивает Аристотель, одной материи для того, чтобыкусок меди стал шаром? Нет, таковым делает его форма. И что бы мы ни взяли:человека, животное, дерево, камень,- мы легко убедимся, что без формы ониникогда не являлись бы тем, что они есть сейчас. Форма - не просто абстрактное понятие. "Я хочу сказать,- замечаетученый,- что делать медь круглой - это не значит делать "круглое" или шаркак форму, но - делать нечто другое, именно реализовать эту форму в другом,ибо, если делается сама форма, ее надо было бы делать из чего-нибудьдругого" (7). Это "другое", субстрат для формы, и есть материя, которая самапо себе не может быть причиной конкретных вещей. Скульптор делает статую из мрамора, но она не была бы сделана, если бываятель не придал ей желаемую форму; и в то же время, не имей он в рукахматериала, статуя не появилась бы на свет. Итак, для возникновения любого предмета необходимы двавзаимопроникающих начала - материя и форма. Материя - это потенция,возможность реализовать форму. Отделить их в природе друг от друга можнолишь теоретически, ибо среди видимого мира нет материи без формы и формы безматерии. Соотношение этих начал достаточно сложно. Например, материей для домаслужит кирпич, кирпич, в свою очередь, есть форма для глины, глина жевозникает из земли, воды и так далее. Таким образом, являясь в одном случаечем-то "оформленным", вещь может стать "материей" для новой, более сложнойформы; и эта диалектика двух начал закономерна и целесообразна. Но что произойдет, если мы будем углубляться в недра вещества по цепиего сменяющихся форм? Мы - пусть теоретически - в конце концов дойдем довечной Праматерии. Как и Платон, Аристотель характеризует ее лишьотрицательными определениями. Хотя в окружающем нас мире нельзя увидеть"чистой" материи, но если взять за скобки все ее "формальные" облики, то воснове окажется нечто, лишенное обычных качеств. Это - материя, "постигаемаяумом", ее нельзя отождествить ни с одной из стихий, ибо они уже связаны стой или иной формой. Однако тот факт, что "формообразование" осуществляетсяс трудом, заставляет Аристотеля согласиться с Платоном в том, что вПраматерии есть нечто противоположное мировой целесообразности, а именноАнанке, которую "нельзя переубедить, ибо она идет наперекор движению,происходящему по выбору и согласно разумному убеждению" (8). В отличие от материи, сжатой в тисках Необходимости, форма - этотворческое начало природы. С каждой ступенью бытия она усложняется, восходяко все более совершенным типам, и увенчивается на неприступной высоте"формой форм" - чистой Энергией. Таким образом, основной закон мироздания следует искать в соотношениичистой Материи и чистой формы. Аристотель раскрывает его через понятиедвижения. Вся природа являет себя как нечто подвижное: вращение небесных сфер,окружающих "центральное тело Вселенной" - землю*, движение живых существ,механическое перемещение неодушевленных тел - все это лишь виды движения,без которого нет космоса. Аристотель настаивает на том, что вопрос одвижении для философии важен не меньше, чем для физики; он сетует на то, чтопрежние мыслители "беспечно оставляли его в стороне". --------------------------------------------------------------------- * Аристотель был геоцентристом Когда вещь приводится в движение, то очевидно, что ее движет нечтодругое. Но, вызывая движение, это другое само движется; следовательно, длянего тоже нужно искать источник движения, и конца этому не предвидится. Для разрешения возникшей трудности Аристотель обращается к принципупричинности. Он вытекает для него из наблюдений над причинной связью вприроде и из логики как "закон достаточного основания". Но в силу этогопринципа последняя Причина движения должна стоять вне причинно-следственнойцепи. В противном случае цепь распадается на отдельные звенья. "Должнабыть,- говорит философ,- среди вещей некоторая причина, которая будетприводить в движение и соединять вещи" (9). Эта причина и есть высшая форма,которая логически может находиться лишь по ту сторону круговорота Вселенной."Некоторая вечная неподвижная Сущность должна существовать необходимымобразом" (10). "Сущность бытия, которая занимает первое место, материи неимеет: это вполне осуществленная Реальность. Значит, то первое, что движет,само оставаясь неподвижным, едино и по логической формулировке и по числу"(11). В противоположность Праматерии эта чистая Форма есть источник движенияи представляет собой абсолютную Мысль. Она свободна от всего изменяющегося ипогружена в саму себя. Человек лишь изредка возвышается до чистого созерцания, Божество мыслитвсегда; это не мысль о чем-то, но Мысль как таковая в абсолютно отрешенномвиде. Умственная деятельность приносит человеку наслаждение, но ононесравнимо с вечным блаженством космического Интеллекта. "Ему присуща жизнь,ибо деятельность его, как она есть, сама по себе, есть его жизнь, самаялучшая и вечная" (12). Итак, Божество в понимании Аристотеля - это необъятный Разум, которыйтак же мало знает о копошащемся где-то маленьком мире, как солнце - оцветке, тянущемся ему навстречу. И тем не менее именно божественное Началовращает космическое колесо. Как же это возможно, если Бог стоит над Вселенной, не соприкасаясь сней? Он, отвечает Аристотель, сообщает ей движение, не механически, адействуя "как предмет желания, как предмет мысли" (13). Мир созидается силойдуховного притяжения.

X x x

Изучая животных, Аристотель пришел к выводу, что "не случайность, ацелесообразность налична во всех делах природы" (14). Иерархия живых существвоспринималась им как последовательные завоевания "формы" в царстве материи.Когда мастер или художник создает свое произведение, он имеет перед собойцель. Такая цель, но бессознательная, есть и в организмах. Благодаря ихвнутренней устремленности к совершенству, они восходят по ступенямсовершенства. Этот формообразующий принцип Аристотель назвал энтелехией. Онапроявляется в порыве природы к высочайшему совершенству чистой формы.Разумность космического устройства возрастает по мере приближения кчеловеку. Разум брезжит уже в животных, но по-настоящему он раскрываетсялишь в человеческом мышлении, которое по своей природе ближе всего кбожественной Сущности и является высшей ступенью мироздания. Аристотелева концепция "материи" и "формы" ведет к отрицаниюплатоновского спиритуализма и теории переселения душ (15). Философ выдвигаетисключительно важную мысль о целостности человека, которую, однако, дает ввиде наброска. Он только указывает на принципиальное отличие разума от всейпсихофизической структуры человека. Но Мысль, по Аристотелю, занимает особоеместо в природе. "Так как ум,- говорит он,мыслит все, ему необходимо быть несмешанным ни с чем, по выражению Анаксагора, чтобы властвовать, то естьчтобы познавать" (16). Отсюда вытекает, что разум, в отличие от всегопрочего, не подвержен разрушению. Вопрос же о способе соединения разума с"душой" и телом философ, изменяя своей обычной последовательности, оставляетоткрытым (17). Во всяком случае, разум для него - это то, что способнопознавать верховную форму. В отличие от прочих живых существ, человек ужесознательно стремится к Богу и находит радость в созерцании егосовершенства. "Влечение,- говорит Аристотель,- вызывается тем, что кажетсяпрекрасным, а высшим предметом желания выступает то, что на самом делепрекрасно". Именно поэтому вселенская Первопричина движет мир "как предметлюбви, между тем как все остальное движется, находясь в движении" (18). Этоуниверсальное тяготение Любви превращает мир в живое существо, жаждущеедостичь божественного бытия. Все вышесказанное наводит на мысль, что Аристотель должен был принятьэволюционизм Анаксимандра. Ведь его учение о градации совершенства посуществу так близко к идее всеобщей Эволюции. Но на самом деле Аристотельвидел развитие лишь в поперечном срезе (19). Вселенная у него как бызастыла, вытянувшись гигантской ступенчатой пирамидой в своем тщетном порывек Богу. Она обречена томиться любовью к Божественному, но никогда его недостигнуть. Здесь Аристотель, как и Платон, остался верен языческомупессимизму. Впрочем, для самого ученого это не было существенным: он вполнеудовлетворялся стройностью своей картины бытия. Ему важнее всего былообъяснить и увязать между собой все, что открывалось взоручеловека-исследователя, и он мог быть доволен своей работой. Действительно,всеобъемлющий синтез философа включал в себя не только законы мысли иприроды, но и указывал на связь космоса с его Первопричиной. При всех своих недостатках система Стагирита производила внушительноевпечатление законченности. Недаром она отбрасывала тень так далеко в века:влияние Аристотеля мы находим и в естественнонаучных взглядах ВасилияВеликого, и в учении Иоанна Дамаскина, и особенно в богословском синтезеФомы Аквината. Однако на дохристианский мир Аристотель оказал куда меньшеевоздействие, чем его учитель Платон с его "философской религией". "Научнаяметафизика", объясняя многое, в силу своего характера оставляла в сторонепроблемы, которые более тревожили человека. Есть существенная разница междутеоретической любознательностью и исканием истины, открывающей смысл жизни.Учение Стагирита родилось в лаборатории натуралиста и отразило в себе каквеличие науки, так и границы ее возможностей. Даже когда философ говорил оБоге, казалось, что верховный Разум интересует его лишь постольку, посколькуон объясняет природную иерархию. Вопрос о человеке, его трагической судьбе иназначении выпадал из поля зрения Аристотеля. Конечно, было бы несправедливо винить в этом ученого. Нужно помнить,что он искал прежде всего лишь объективного знания, жил в мире исследований,спекуляций и теорий. По достоинству люди оценили его труд лишь после того,как обрели новую веру и когда наука смогла занять свое место по отношению кней. До тех же пор античный человек продолжал свои поиски в областинравственной и мистической. Он не мог остановиться на научном "богословии"Аристотеля, которое предлагало людям камень вместо хлеба и, по существу,закрывало путь к высшей божественной жизни.