Богданович. Душенька

В первых же строчках автор заявляет, что не собирается воспевать военные подвиги древности; он пишет не для славы, «Но чтоб в часы прохлад, веселья и покоя / Приятно рассмеялась Хлоя».

Вслед за Апулеем и Лафонтеном автор желает восславить Душеньку, хотя и сознаёт, что его вольный, разностопный стих не идёт ни в какое сравнение со стихами и прозой предшественников.

В старинной Греции, в Юпитерово время, когда «властительное племя» так размножилось, что в каждом городе есть свой особый царь, один монарх всё же выделяется из остальных богатством, приятной внешностью и добротой, а более всего тем, что имеет трёх прекраснейших дочерей. Но младшая дочь своею внешностью всё же затмевает красоту остальных. У греков эта красавица зовётся Психея, что значит «душа»; русские же повествователи зовут её Душенькой.

Слава младшей царевны разносится повсюду, и вот уже «веселий, смехов, игр собор», амуры и зефиры покидают Венеру и убегают к Душеньке. Богине любви больше никто не приносит ни жертв, ни фимиамов. Вскоре злоречивые духи доносят богине, что Венериных слуг присвоила себе Душенька, и, хотя царевна даже не думала гневить богов, прибавляют, что она сделала это, чтобы досадить Венере. Поверив их лжи, разгневанная богиня немедленно летит к своему сыну Амуру и умоляет его вступиться за её поруганную честь, сделать Душеньку уродливой, чтобы все от неё отвернулись, или же дать ей мужа, хуже которого нет на свете.

Амур, чтобы успокоить мать, обещает отомстить царевне. И в скором времени к Венере приходит весть, что Душенька оставлена всеми; бывшие воздыхатели даже не подходят к ней близко, а только кланяются издали. Подобное чудо мутит умы греков. Все теряются в догадках... Наконец Венера объявляет всей Греции, на что гневаются боги, и сулит страшные беды, если Душеньку не приведут к ней. Но царь и вся родня единогласно отказывают богине.

Между тем Душенька в слезах взывает к Амуру: почему она одинока, без супруга, даже без дружка? Родные всюду ищут ей женихов, но, страшась гнева богов, никто не хочет жениться на царевне. В конце концов решено обратиться к Оракулу, и Оракул отвечает, что назначенный судьбами супруг для Душеньки — чудовище, язвящее всех, рвущее сердца и носящее за плечами колчан страшных стрел, а чтобы девушка соединилась с ним, надо отвезти её на вершину горы, куда досель никто не хаживал, и оставить там.

Такой ответ повергает всех в скорбь. Жаль отдавать девушку какому-то чудовищу, и вся родня заявляет, что лучше терпеть гонения и напасти, чем везти Душеньку на жертву, тем более что даже неизвестно, куда. Но царевна из великодушия (или потому, что хочет иметь мужа, всё равно какого) сама говорит отцу: «Я вас должна спасать несчастием моим». А куда ехать, Душенька решает просто: запряжённых в карету лошадей надо пустить без кучера, и пусть её ведёт сама судьба.

Через несколько недель кони сами останавливаются у какой-то горы и не хотят идти дальше. Тогда Душеньку ведут на высоту без дороги, мимо пропастей и пещер, где ревут какие-то злобные твари. А на вершине царь и весь его двор, попрощавшись с девушкой, оставляют её одну и, убитые горем, уходят.

Однако Душенька остаётся там недолго. Невидимый Зефир подхватывает её и возносит к «незнаемому ей селению небес». Царевна попадает в великолепные чертоги, где нимфы, амуры и зефиры выполняют все её желания. Ночью к Душеньке приходит её муж, но поскольку является он впотьмах, девушка не знает, кто это такой. Сам же супруг на её вопросы отвечает, что до поры ей нельзя его видеть. Утром он исчезает, оставив Душеньку недоумевающей... и влюблённой.

Несколько дней требуется царевне, чтобы осмотреть роскошные палаты и прилегающие к ним леса, сады и рощи, которые являют ей множество чудес и диковин. А однажды, зайдя поглубже в лес, она находит грот, ведущий в тёмную пещеру, и, зайдя туда, обретает своего супруга. С тех пор Душенька каждый день приходит в этот грот, и каждую ночь её муж навещает её в опочивальне.

Так проходит три года. Душенька счастлива, но ей не даёт покоя желание узнать, как выглядит её супруг. Однако тот на все её просьбы лишь умоляет, чтобы она не стремилась его увидеть, была ему послушна и не слушала в этом деле никаких советов, даже от самых близких родственников.

Однажды Душенька узнаёт, что её сёстры пришли её искать к той страшной горе, где царевна когда-то была оставлена. Душенька немедленно велит Зефиру перенести их в её рай, любезно встречает и старается «всяко их забавить». На вопрос, где её супруг, она сначала отвечает: «Дома нет», но потом, не выдержав, признаётся во всех странностях своего брака. Она не знает, что её сестры, завидуя ей, только и мечтают о том, чтобы лишить Душеньку её счастья. Поэтому они говорят, что якобы видели страшного змея, заползающего в грот, и что это-де и есть Душенькин супруг. Та, придя в ужас, решает покончить с собой, но злонравные сёстры возражают ей, что сначала она, как честная женщина, должна убить чудовище. Они даже добывают и приносят ей для этой цели лампаду и меч, после чего возвращаются домой.

Наступает ночь. Дождавшись, когда супруг заснёт, Душенька освещает его лампадой... и обнаруживает, что это сам Амур. В восхищении любуясь им, она нечаянно проливает масло из лампады на бедро мужа. Проснувшись от боли, тот видит обнажённый меч и думает, что жена замыслила на него зло. «И Душенька тогда, упадши, обмерла». Приходит в себя она на той же горе, где давным-давно прощалась с родными. Бедняжка понимает, что сама виновата в этой беде; она громко рыдает, вопиёт, просит прощения. Амур, украдкою следящий за ней, уже хочет было кинуться к ногам возлюбленной, но, опомнившись, спускается к ней, как положено богу, во всём блеске своего величия и объявляет, что преступившая закон Душенька теперь в немилости у богов, и потому он больше не может быть с нею вместе, а предоставляет её судьбе. И, не слушая её оправданий, исчезает.

Несчастной царевне остаётся только самоубийство. Она кидается в пропасть, но один из зефиров подхватывает её и осторожно переносит на лужайку. Решив зарезаться, Душенька ищет острый камень, но все камни в её руках превращаются в куски хлеба. Ветви дерева, на котором она хочет повеситься, опускают ее невредимой на землю. Рыбы-наяды не дают ей утопиться в реке. Заметив на берегу огонь в дровах, царевна пытается сжечь себя, но неведомая сила гасит перед ней пламя.

«Судьба назначила, чтоб Душенька жила /И в жизни бы страдала». Царевна рассказывает вернувшемуся к своим дровам старцу-рыболову о своих несчастьях и узнаёт от него — увы! — что её ждут новые беды: Венера уже повсюду разослала грамоты, в которых требует, чтобы Душеньку нашли и представили к ней, а укрывать под страхом её гнева не смели. Понимая, что скрываться всё время невозможно, бедная Душенька просит о помощи степеннейших богинь, но Юнона, Церера и Минерва по тем или иным причинам отказывают ей. Тогда царевна идёт к самой Венере. Но, появившись в храме богини любви, красавица приковывает к себе все взгляды; народ принимает её за Венеру, преклоняет колена... и как раз в этот момент входит сама богиня.

Чтобы как следует отомстить Душеньке, Венера делает её своей рабыней и даёт ей такие поручения, от которых та должна умереть или хотя бы подурнеть. В первый же день она велит царевне принести живой и мёртвой воды. Прознав об этом, Амур велит своим слугам помочь Душеньке. Верный Зефир немедленно переносит свою бывшую хозяйку в тот удел, где текут такие воды, объясняет, что змея Горынича Чудо-Юда, стерегущего воды, надо угостить выпивкой, и вручает ей большую флягу с пойлом для змея. Так Душенька выполняет первое поручение.

Венера даёт царевне новое дело — отправиться в сад Гесперид и принести оттуда золотых яблок. А сад тот охраняется Кащеем, который загадывает всем приходящим загадки, и того, кто не сможет их отгадать, съедает. Но Зефир заранее называет Душеньке ответы на загадки, и та с честью выполняет второе поручение.

Тогда богиня любви посылает царевну в ад к Прозерпине, велев взять там некий горшочек и, не заглядывая в него, принести ей. Благодаря советам Зефира Душеньке удаётся благополучно сойти в ад и вернуться обратно. Но, не сдержав любопытства, она открывает горшочек. Оттуда вылетает густой дым, и лицо царевны немедленно покрывается чернотой, которую нельзя ни стереть, ни смыть. Стыдясь своего вида, несчастная прячется в пещере с намерением никогда не выходить.

Хотя Амур, стараясь угодить Венере, делал вид, что не думает о Душеньке, он не забыл ни её, ни её сестёр. Он сообщает сёстрам, что намерен взять обеих в супруги, и пусть они только взойдут на высокую гору и бросятся вниз — Зефир сейчас же подхватит их и принесёт к нему. Обрадованные сёстры спешат прыгнуть в пропасть, но Зефир только дует им в спину, и они разбиваются. После этого Амур, описав матери, как подурнела Душенька, добивается от удовлетворённой богини разрешения вновь соединиться с женой — ведь он любит в ней не преходящую внешность, а прекрасную душу. Он находит Душеньку, объясняется с ней, и они прощают друг друга.

А когда их брак признан всеми богами, Венера, рассудив, что ей невыгодно держать в родне дурнушку, возвращает снохе прежнюю красоту. С тех пор Амур и Душенька живут счастливо.

Петров. ОДА НА ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ КАРУСЕЛЬ,
ПРЕДСТАВЛЕННЫЙ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ 1766 ГОДА

Молчите, шумны плесков громы,
Что слышны в Пиндара устах,
Взмущенны прахом ипподромы,
От коих в Тибра стон брегах,
И вы, поторы Олимпийски,
Вы в равенстве стать с оным низки,
Что нам в зефирны дни открыть
Екатерининой державы,
Когда среди утех, забавы
В россиян дух геройства лить.

Я странный слышу рев музы́ки!
То дух мой нежит и бодрит;
Я разных зрю народов лики!
То взор мой тешит и дивит;
В порфирах Рим, Стамбул, Инди́я
И славы под венцом Россия
Открыли мыслям тьму отрад!
И зависть, став вдали, чудится,
Что наш толь весел век катится,
Забыла пить змеиный яд.

Отверз Плутон сокровищ недра,
И Пактол златом пролился;
Натура, что родить всещедра,
Ее краса предстала вся:
Сапфиры, адаманты блещут,
Рубин с смарагдом искры мещут
И поражают взор очей.
Низвед зеницы, Феб дивится,
Что в многих толь зерцалах зрится,
И утрояет свет лучей.

Убором дорогим покрыты,
Дают мах кони грив на ветр;

Бразды их пеною облиты,
Встает прах вихрем из-под бедр:
На них подвижники избранны
Несутся в путь, песком устланный,
И кровь в предсердии кипит
Душевный дар изнесть на внешность,
Явить нетрепетну поспешность;
Их честь, их царский взор крепит.

Но что за красоты сияют
С гремящих верха колесниц,
Что рук искусством превышают
Диану и ее стрелиц?
Не храбрые ль спартански девы,
Точащи пену вепрей зевы
Презрев, хотят их гнать по мхам?
Природные российски дщери,
В дозволенны вшед чести двери,
Оспорить тщатся лавр мужам.

Подняв главу из теней мрака,
Позорищный услышав шум,
Со устремленьем томна зрака
Стоит во мгле смущенных дум
Бледнеюща Пентезилея,
Прискорбный дух и вид имея,
Прерывным голосом рекла:
«Все б греки в Илионе пали,
Коль сии б девы их сражали;
Ручьями б кровь их в понт текла.

И тщетно было б то коварство,
Что плел с Уликсом Диомид:
Поднесь стояло б Трои царство
И гордый стен Пергамских вид.
Те стрелы в крови ядовитой
Гнилой бы были им защитой;
Тот грозный в шлеме Ахиллес,
Кем Гектор сам влачен был долу,
От рук прекрасного б здесь полу
Сражен, лег труп, достойный слез».

Сие изрекши, амазонка
Упала в прежню теней тьму,
И ветра глас движеньем тонка
Кончи́лся в зрелищном шуму.
Там всадники взаим пылают,
И бегом Евра упреждают,
Крутят коней, звучат броньми,
Во рвении, в пыли и в поте
В восторгшей их сердца охоте
Мечом сверкают и локтьми.

Герой, во блеск славян одеян,
О, как мой дух к себе влечет!
Коль храбр и чуден вождь индеян,
Коль бодро в подвиге течет!
Но как тот взор мой восхищает,
Кой грозным видом представляет
Пустынного изгнанца плод!
Взглянув на мужество такое,
Себя б самого в сем герое
Ужасся чалмоносцев род!

А в том, покрыт кто скачет шлемом,
Жив тех героев дух и взгляд,
Которы Ромула со Ремом
Своими праотцами чтят;
Его десница скородвижна,
Видению едва постижна,
И мещет и пронзает вдруг!
Камилл, что быв в несчастьи Рима
Стена, врагом непреборима,
Такой имел и взор и дух.

Таков был Декий, что в средину
Ярящихся врагов вскочил,
И Курций, общества судьбину
Своей что смертью отвратил;
Таков в Маркелле вид, проворство,
Когда держал единоборство,
Как галл под ним ревел пронзен;

Так все спешат себя прославить,
Разить медведей, гидр безглавить;
Их в подвиг ум и взор вперен.

Екатерина II ''Сказка о царевиче Хлоре''

До времен Кия, князя киевского, жил да был в России царь добрый человек, который любил правду и желал всем людям добра: он часто объезжал свои области, чтоб видеть, каково жить людям, и везде наведывался, делают ли правду.

У царя была царица. Царь и царица жили согласно; царица езжала с царем и не любила быть с ним в разлуке.

Приехал царь с царицею в один город, построенный на высокой горе посреди леса. Тут родился царю сын дивной красоты, ему дали имя Хлор; но посреди сей радости и три-дневного празднества царь получил неприятное известие, что соседи его неспокойно жи-вут, въезжают в его земли и разные обиды творят пограничным жителям. Царь взял вой-ска, кои в близости в лагере стояли, и пошел с полками для защиты границы. Царица по-ехала с царем. Царевич остался в том городе и доме, где родился. Царь приставил к нему семерых нянь разумных и в детском воспитании искусных. Город же царь укрепить велел стеною из дикого камня, по углам с башнями по старинному обычаю; на башнях пушек не поставили, тогда еще нигде не имели пушек. Дом, в котором жить остался царевич Хлор, хотя и не построен был из сибирского мрамора и порфира, но весьма хорош и покойно расположен был; позади палат насажены были сады с плодовитыми деревьями, возле которых выкопаны пруды с рыбами украшали местоположение; беседки же разных народов вкуса, откуда вид далеко простирался в округ лежащих полях и долинах, придавали приятство тому обитанию.

Как царевич стал вырастать, кормилица и няни начали примечать, что сколь был кра-сив, столь же был умен и жив, и повсюду слух носился о красоте, уме и хороших дарованиях царевича. Услышал о том какой-то хан киргизской, на дикой степи кочующий с кибитками, полюбопытствовал видеть толь дивное дитя, и увидев, пожелал дитя увезти с собою в степь, зачал просить нянь, чтоб поехали с царевичем к нему в степь; няни сказали со всякою учтивостию, что им того без дозволения царя делать нельзя, что они не имеют чести знать господина хана, и с царевичем не ездят к незнакомым людям в гости. Хан не был доволен тем учтивым ответом, пристал пуще прежнего, подобно как неевший к тесту, одно просил, чтоб няни поехали к нему с дитятею в степь; но, получив твердый отказ, наконец понял, что просьбами не успеет в своем намерении, прислал к ним подарок; они, поблагодаря, отослали дары обратно и велели сказать, что они ни в чем нужды не имеют. Хан упрям был, пребывая в своем намерении, думал, как быть? Пришло ему на ум, нарядился в изодранную одежду и сел у ворот сада, будто человек старый и больной, просил милостыни у мимоходящих. Царевич прогуливался в тот день по саду, увидел, что у ворот сидит какой-то старик, послал спросит, что за старик. Побежали, спросили, что за человек. Возвратились с ответом, что больной нищий. Хлор, как любопытное дитя, просился посмотреть больного нищего; няни унимали Хлора, сказали, что смотреть нечего, и чтоб послал к нему милостыню. Хлор захотел сам отдать деньги, побежал вперед, няни побежали за ним; но чем няни скорее побежали, то младенец шибче пустился бежать, побежал за ворота, и подбежав к мнимому нищему, зацепился ножкою за камешек и упал на личико; нищий вскочил, поднял дитя под руки и спустился с ним под гору. Тут стояли вызолоченные роспуски, бархатом обитые, сел на роспуски и ускакал с царевичем в степь; няни, как добежали до ворот, не нашли уже ни нищего, ни дитяти, ни следа их не видали да и дороги тут не было, где хан с горы спустился, сидя держал царевича перед собою одною рукою, как будто курочку за крылышко, другою же рукою махнул шапкою чрез голову, и кричал три раза "ура". На сей голос няни прибежали к косогору, но поздно, догнать не могли. Хан благополучно Хлора довез до своего кочевья и вошел с ним в кибитку, где встретили хана его вельможи. Хан приставил к царевичу старшину лучшего; сей взял Хлора на руки и отнес его в богато украшенную кибитку, устланную китайскою красною камкою и персидскими коврами, дитя же посадил на парчевую подушку и начал тешить его; но Хлор очень плакал и жалел, что от нянь шибко побежал вперед, и непрестанно спрашивал, куда его везут, зачем, на что, и где он? Старшина и с ним находящиеся кир-гизцы насказали ему много басней; иной говорил, будто по течению звезд так определено, иной сказывал, будто тут лучше жить, нежели дома, всего насказали, кроме правды, но увидя, что ничто не унимало слез Хлора, вздумали его стращать небывальщиною, сказали: "перестань плакать, или оборотим тебя летучею мышью или коршуном, а там волк, или лягушка тебя съест". Царевич небоязлив был, посреди слез расхохотался такой нелепости. Старшина, увидя, что дитя перестал плакать, приказал накрыть стол; стол накрыли и кушанье принесли, царевич покушал, потом подали варенья в сахаре и разные плоды, какие имели; после ужина раздели его и положили спать.

На другой день рано, до света, хан собрал своих вельмож к сказал им следующее: "из-вестно вам да будет, что я вчерашний день привез с собою царевича Хлора, дитя редкой красоты и ума. Хотелось мне заподлинно узнать, правда ли слышанное об нем; для узна-ния же его дарований употребить я намерен разные способы". Вельможи, услыша слова ханские, поклонились в пояс; из них ласкатели похвалили ханский поступок, что чужое, и то еще соседнего царя, дитя увез; трусы потакали, говоря: "так, надёжа государь хан, как инако быть, как тебе на сердце прийдет"? Несколько из них, кои прямо любили хана, те кивали головою, и когда хан у них спрашивал, для чего не говорят, сказали чистосердеч-но: "дурно ты сотворил, что у соседнего царя увез сына, и беды нам не миновать, буде не поправишь своего поступка". Хан же сказал: "вот так, всегда вы ропщете противу меня", и пошел мимо их, и как царевич проснулся, приказал принести его к себе; дитя, увидя, что нести его хотят, сказал: "не трудитесь, я ходить умею, я сам пойду", и вошед в ханскую кибитку, всем поклонился, во-первых хану, потом около стоящим направо и налево, после чего стал пред ханом с почтительным, учтивым и благопристойным таким видом, что всех киргизцов и самого хана в удивление привел. Хан однако, опомнясь, рек тако: "царевич Хлор! про тебя сказывают, что ты дитя разумное; сыщи мне, пожалуй, цветок розу без шипов, что не колется; дядька тебе покажет обширное поле, сроку же даю тебе трои сутки". Дитя паки поклонился хану, сказал: "слышу", и вышел из кибитки, пошел к себе.

Дорогою попалась ему на встречу дочь ханская, которая была замужем за Брюзгой сул-таном. Сей никогда не смеялся и серживался на других за улыбку, ханша же была нрава веселого и весьма любезна; увидя Хлора сказала: "здравствуй, царевич, здорово ли жи-вешь? куда изволишь идти?" Царевич сказал, что, по приказанию хана батюшки ее, идет искать розу без шипов, которая не колется. Ханша Фелица, так ее звали, дивилась, что ди-тя посылают искать таковой трудной вещи, и возлюбя младенца в сердце своем, сказала: "царевич, подожди маленько, я с тобою пойду искать розу без шипов, которая не колется, буде батюшка хан позволит". Хлор пошел в свою кибитку обедать, ибо час был обеда, ханша к хану, просить позволения идти с царевичем искать розу без шипов, которая не колется. Хан не токмо не позволил, но и запретил ей накрепко, чтоб не шла с дитятею ис-кать розу без шипов, которая не колется.

Фелица, вышедши от хана, мужа своего Брюзгу султана уговорила остаться при отце ее хане, сама же пошла к царевичу; он обрадовался, как увидел ее, просил, чтоб села возле него, на что она согласилась, и сказала ему: "Хан мне не велит идти с тобою, царевич, ис-кать розу без шипов, которая не колется; но я тебе дам совет добрый, пожалуй не забудь; слышишь ли, дитя, не забудь, что тебе скажу". Царевич обещал вспомнить. "Отселе, в не-котором расстоянии", продолжала она, "как пойдешь искать розу без шипов, которая не колется, встретишься с людьми весьма приятного обхождения, кои стараться будут тебя уговорить идти с ними, наскажут тебе веселий множество и что они то провождают время в бессчетных забавах; не верь им, лгут, веселия их мнимые и сопряжены со множеством скук. За сим придут другие, кои о том же еще сильнее тебя просить будут; откажи им с твердостию: отстанут. Потом войдешь в лес, тут найдешь льстивых людей, кои всячески стараться будут приятными разговорами отвести тебя от истинного пути; но ты не забудь, что тебе единой цветок, розу без шипов и которая не колется, искать надлежит. Я тебя люблю и для того я к тебе вышлю на встречу сына моего, и он поможет тебе найти розу без шипов, что не колется". Хлор, выслушав речь Фелицы, сказал: "разве так трудно сыскать розу без шипов, что не колется?" "Нет;" ответствовала ханша: "не так чрезвычайно трудно, буде кто прямодушен и твердо пребывает в добром намерении". Хлор спросил, нашел ли уже кто тот цветок? -- "Я видела", сказала Фелица, "мещан и крестьян, кои в том успевали не хуже вельмож и царей и цариц". Сказав сие, ханша простилась с царевичем, старшина же дядька отвел дитя искать розу без шипов, которая не колется, и для того пустил его сквозь калитку в превеликий зверинец. Тут увидел Хлор перед собою множество дорог: иные прямо лежащие, иные с кривизнами, иные перепутанные. Дитя не знал сначала, по которой идти; но, увидя юношу, идущего ему на встречу, поспешил к нему спросить, кто он таков. Юноша ответствовал: "я Рассудок, сын Фелицын; меня мать моя прислала идти с тобою искать розу без шипов, которая не колется". Царевич, благодаря Фелице сердцем и устами, взяв его за руку, наведывался, по которой дороге идти. Рассудок с веселым и бодрым видом сказал ему: "не бойся, царевич, пойдем по прямой дороге, по которой не все ходят, хотя она пригожее других". "Для чего же по ней не ходят"? спросил царевич. "Для того", сказал юноша, "что на других дорогах останавливаются или сбиваются". Идучи юноша показал Хлору прекрасную дорожку, говоря: "посмотри, царевич, дорога сия называется благорасположенных душ младенчества, она хороша, да кратка".

Пошли сквозь лес к приятной долине, в которой увидели речку прозрачной воды, подле которой нашли несколько молодых людей; иные из них сидели, иные лежали по траве и под деревьями. Как увидели царевича, встали и подошли к нему; один из них со всякою учтивостию и приветливостию сказал: "позвольте, сударь, спросить: куда вы идете? нечаянно ли вы сюда зашли? и не можем ли мы иметь удовольствие чем-нибудь вам услужить? Взгляд ваш наполняет нас уже почтением и дружбою к вам и мы вне себя от радости видеть толь многие блистающие ваши качества". Царевич, вспомня слова Фелицы, улыбнулся и сказал: "я не имею чести вас знать, ни вы меня не знаете, и так ваши слова приписываю единой обыкновенной светской учтивости, а не моим достоинствам; иду же искать розу без шипов, которая не колется". Другой из тамо находящихся вступил в речь и сказал: "намерение ваше показывает великие ваши дарования; но сделайте милость, одолжите нас, останьтеся с нами хотя несколько дней и берите участие в нашем бесподобном веселии". Хлор сказал, что ему срок поставлен и остановиться недосуг; опасается ханского гнева. Они же старались его уверить, что ему отдохновение нужно для здоровья, и что лучше и способнее места не найдет, ни людей усерднее их, и невесть как просили и уговаривали остаться за ними. Наконец, мужчины и женщины, взяв друг друга за руки, сделали около Хлора и его проводника круг, начали плясать и скакать, и не пускать их далее; но пока вкруг вертелись, Хлора под руку ухватил Рассудок, и выбежали из круга так скоро, что в кругу вертевшиеся не могли их удержать. Отошед подалее, нашли Леньтяг-мурзу, главного надзирателя того места, который про-гуливался с своими домашними. Увидя Хлора с провожатым, принял их с ласкою и про-сил зайти в его избу; они, устав маленько, пошли к нему. Вошед в его горницу он посадил их на диван, сам же лег возле них посреди пуховых подушек, покрытых старинною парчею; его же домашние сели около стены. Потом Леньтяг-мурза приказал принести трубки курительные и кофе. Услыша же от них, что табаку не курят кофе не пьют, благовонными духами опрыскивать ковры велел после чего спросил Хлора о причине его прихода в зверинец. Царевич ответствовал, что по приказанию хана он ищет розу без шипов, которая не колется. Леньтяг-мурза дивился, что в таких молодых летах предпринял таковой труд, говоря, "что и старее тебя едва ли станет; отдохните, не ходите далее, у меня здесь есть люди, кои находить старались, но, устав, покинули". Один из тут сидящих встал с места и сказал: "я сам неоднократно хотел дойти, но скучил, а вместо того я остался жить у моего благодетеля Леньтяг-мурзы, который меня поит и кормит". Между сих разговоров Леньтяг-мурза уткнул голову в подушку и заснул. Как около стены сидящие услышали, что Леньтяг-мурза храпит, то они полегоньку встали, иные пошли убираться и украшаться, иные легли спать, иные начали всякие празднословия говорить, иные ухватились за карты и кости, и при всех сих упражнениях иные сердились, иные радовались, и на лицах всех разные их внутренние движения оказывались. Как Леньтяг-мурза проснулся, все паки собрались около него, и внесли в горницу, стол со фруктами. Леньтяг-мурза остался посреди пуховых подушек и оттудова потчевал царевича, который весьма прилежно примечал все, что тамо ни делалось. Хлор лишь принялся было отведать предлагаемое им от Леньтяг-мурзы, как его проводник Рассудок его за рукав дернул полегоньку; кисть прекрасного винограда, которую царевич в руках держал, по полу рассыпалась, он же, опомнясь, тотчас встал, и оба вышли из хором Леньтяг-мурзы.

Не в дальнем расстоянии увидели дом крестьянский и несколько десятин весьма удоб-ренной земли, на которой всякий хлеб, как-то: рожь, овес, ячмень, гречиха и проч. засеян был; иной поспевал, иной лишь вышел из земли. Подалее увидели луга, на которых пас-лись овцы, коровы и лошади. Хозяина они нашли с лейкою в руках: обливает рассажен-ные женою его огурцы и капусту; дети же упражнены были в другом месте, щипали траву негодную из овощей. Рассудок сказал: "Бог помочь, добрые люди"; они ответствовали: "спасибо, баричи"; кланялись же царевичу незнакомо, но Разсудок приязненно просили, говоря: "посети, пожалуй, наше жилище, и матушка твоя ханша нас жалует, посещает и не оставляет". Рассудок согласился к ним войти; пошли с Хлором на двор. Посреди двора стоял ветхий и высокий дуб, а под ним широкая, чисто выскобленная лавка, а перед лавкою стол; гости сели на лавку, хозяйка с невесткою разостлали по столу скатерть и поставили на столе чашу с простоквашею, другую с яичницею, блюдо блинов горячих и яиц всмятку, а посредине ветчину добрую, положили на столе ситный хлеб да поставили возле каждого крынку молока, а после вместо закусок принесли соты и огурцы свежие да клюкву с медом. Хозяин просил: "покушайте, пожалуй". Путешественники, которые проголодались, ничем не гнушались, и меж тем разговаривали с хозяином и хозяйкою, кои им рассказывали, как они живут здорово, весело и спокойно и во всяком удовольствии по их состоянию, провождая век в крестьянской заботе и преодолевая трудолюбием всякую нужду и недостаток. После ужина на той же лавке разослали войлочки; Хлор и Рассудок на них положили свои епанчи, хозяйка каждому принесла подушку с белою наволочкою, легли спать и заснули крепко, для того что устали.

Поутру встали на рассвете, поблагодарили хозяина, который за ночлег ничего с них взять не захотел, и пошли в путь. Отшед с полверсты, услышали издали, что играют на волынке. Хлор вздумал подойти поближе, но Рассудок молвил, что волынкою отведут их от пути. Любопытство Хлора принудило его; подошел к волынке, но, увидя шалости пья-ношатающихся в безобразии около волынишника, испугался и кинулся Рассудку на руки. Сей его отнес паки на прямую дорогу, где вскоре, прошед рощу, увидели возвышение крутое. Рассудок сказал царевичу, что тут растет роза без шипов, которая не колется. Здесь Хлор почувствовал зной солнечный и устал; начал скучать, говорил, что конца нет той дороге, долго ли это будет, нельзя ли идти по иной дороге? Рассудок отвечал, что он ведет его ближним путем, и что терпением одним преодолевается труд. Царевич с неудо-вольствием сказал: "авось либо сам сыщу дорогу", и, махнув рукою, удвоил шаг, удалился от провожатого.

Рассудок остался позади, и пошел за ним молча тихим шагом. Дитя забрел в местечко, где мало кто бы на него поглядел, ибо торговый день был и все люди заняты были торгом и меною на рынке. Царевич, ходя между телегами и посреди торгового шума, заплакал. Один человек, который его не знал, пошел мимо его и, увидя, что дитя плачет, сказал ему: "перестань, щенок, кричать, и без тебя здесь шума довольно". Рассудок дошел до него в самое то время; царевич жаловался на того человека, что щенком его называл. Рассудок, ни слова не говоря, вывел его оттуда; когда же Хлор спросил, для чего он не говорит по-прежнему с ним, Рассудок на то сказал: "ты моих советов не спрашиваешь, сам же забрел в непристойное место, так не прогневайся, буде нашел людей или речи не по твоим мыслям". Рассудок продолжать хотел речь, но встретили они человека не молодого, но приятного вида, который окружен был множеством юношей. Хлор, всегда любопытствуя о всем, отозвал одного из них, спросил, кто таков? Юноша сказал, что "сей человек есть учитель наш; мы отучились, идем гулять; а вы куда идете?" На что царевич ответствовал: "мы ищем розу без шипов, которая не колется". "Слыхал я", сказал юноша, "толкование розы без шипов, которая не колется, от нашего учителя; сей цветок не что иное значит, как добродетель; иные думают достигнуть косыми дорогами, но никто не достигнет окроме прямою дорогою; счастлив же тот, который чистосердечною твердостию преодолевает все трудности того пути. Вот гора у вас в виду, на которой растет роза без шипов, которая не колется, но дорога крута и камениста". Сказав это, простился с ними, пошел за своим учителем.

Хлор с провожатым пошли прямо к горе и нашли узкую и каменистую тропинку, по которой шли с трудом. Тут попались им на встречу старик и старуха в белом платье, равно почтенного вида; они им протянули посохи свои, сказали: "упирайтеся на них, не спотыкнетеся". Здесь находящиеся сказывали, что имя первого Честность, а другой Правда.

Дошед, упираючись на тех посохах, до подошвы горы, принуждены нашлись взлезть с тропинки на ветвь, да с ветви на ветвь, добрались до вершины горы, где нашли розу без шипов, которая не колется. Лишь успели снять ее с куста, как в тамо находящемся храме заиграли на трубах и на литаврах, и разнесся повсюду слух, что царевич Хлор сыскал в таких молодых летах розу без шипов, которая не колется. Он поспешил к хану с цветком, хан же Хлора и со цветком отослал к царю. Сей обрадовался столько приезду царевича и его успехам, что позабыл всю тоску и печаль. Царевича царь и царица и все люди любили час от часу более, для того что час от часу укреплялся в добродетели. Здесь сказка кончится, а кто больше знает, тот другую скажет.

Александр Петрович Сумароков * * * Песня

Тщетно я скрываю сердца скорби люты,

Тщетно я спокойною кажусь.

Не могу спокойна быть я ни минуты,

Не могу, как много я ни тщусь.

Сердце тяжким стоном, очи током слезным

Извлекают тайну муки сей;

Ты мое старанье сделал бесполезным,

Ты, о хищник вольности моей!

Ввергнута тобою я в сию злу долю,

Ты спокойный дух мой возмутил,

Ты мою свободу пременил в неволю,

Ты утехи в горесть обратил;

И, к лютейшей муке, ты, того не зная,

Может быть, вздыхаешь о иной,

Может быть, бесплодным пламенем сгорая,

Страждешь ею так, как я тобой.

Зреть тебя желаю, а узрев, мятуся

И боюсь, чтоб взор не изменил;

При тебе смущаюсь, без тебя крушуся,

Что не знаешь, сколько ты мне мил.

Стыд из сердца выгнать страсть мою стремится,

А любовь стремится выгнать стыд.

В сей жестокой брани мой рассудок тьмится,

Сердце рвется, страждет и горит.

Так из муки в муку я себя ввергаю,

И хочу открыться, и стыжусь,

И не знаю прямо, я чего желаю,

Только знаю то, что я крушусь;

Знаю, что всеместно пленна мысль тобою

Вображает мне твой милый зрак;

Знаю, что, вспаленной страстию презлою,

Мне забыть тебя нельзя никак.

А.П.Сумароков «Димитрий Самозванец» Действие второе, явление VI.

Нетвердо на главе моей лежит венец, И близок моего величия конец. Повсеминутно жду незапныя премены. О устрашающи меня Кремлевы стены! Мне мнится, что всяк час вещаете вы мне: «Злодей, ты – враг, ты – враг и нам и всей стране!» Гласят гражданя: «Мы тобою разоренны!» А храмы вопиют: «Мы кровью обагренны!» Уныли вкруг Москвы прекрасные места, И ад из пропастей разверз ан мя уста. Во преисподнюю зрю мрачные степени И вижу в Тартаре мучительские тени. Уже в геене я и в пламени горю. Воззрю на небеса: селенье райско зрю, Там добрые цари природы всей красою, И ангели кропят их райскою росою. А мне, отчаянну, на что надежда днесь?! Ввек буду мучиться, как мучуся я здесь. Не венценосец я в великолепном граде, Но беззаконник злой, терзаемый во аде. Я гибну, множество народа погубя. Беги, тиран, беги!.. Кого бежать?.. Себя? Не вижу никого другого пред собою. Беги!.. Куда бежать?.. Твой ад везде с тобою. Убийца здесь; беги!.. Но я убийца сей. Страшуся сам себя и тени я моей. Отмщу!.. Кому?.. Себе?.. Себя ль возненавижу? Люблю себя… Люблю… За что?.. Того не вижу. Все вопит на меня: грабеж, неправый суд, Все страшные дела, все купно вопиют. Живу к несчастию, умру ко счастью ближних. Завидна участь мне людей и самых нижних. И нищий в бедности спокоен иногда, А я здесь царствую и мучуся всегда. Терпи и погибай, восшед на трон обманом, Гони и будь гоним, живи, умри тираном!