Конец Игры

Когда я умру…

Скольких же друзей я потерял из-за самого величайшего из всех таинств, именуемого смерть? Именно из-за нее я потерял отца, своего наставника. Я познал скорбь с того самого момента, когда покинул свою родину, с того самого дня, когда мерзкая Мэлис известила меня о том, что Закнафейн был принесен в жертву Паучьей Королеве. Скорбь — странное чувство, и весьма двуличное. Скорблю ли я по Закнафейну, Монтолио и Вулфгару? Или я скорблю по себе, жалея себя за то, что придется нести груз этих потерь через всю жизнь? Возможно это один из основных вопросов жизни, на который не может быть ответа… Если конечно, этим ответом не будет вера.

Я до сих пор тоскую о тех играх, что мы делили с моим отцом, вспоминаю свои прогулки с Монтолио по горным склонам, но самыми яркими являются воспоминания о Вулфгаре, которые вспыхивают в моем разуме подобно мимолетному видению моих последних нескольких лет жизни. Я помню тот день на вершине Горы Кельвина, когда, вглядываясь в тундру Долины Ледяного Ветра, я и Вулфгар заметили лагерные костры его северных соплеменников. Именно в тот момент мы стали настоящими друзьями, именно тогда мы поняли, что, несмотря на все невзгоды, которые могла преподнести нам жизнь, мы всегда будем рядом, чтобы помочь друг другу.

Я помню белую драконицу, Ледяную Смерть, и гиганта Биггрина, и то, что если бы в эти мгновения рядом со мной не было бы Вулфгара, я наверняка бы погиб. Еще я помню, как наши общие победы лишь еще сильнее связывали нас узами доверия и любви.

Меня не было рядом с ним в момент его гибели, я не мог спасти его.

Поэтому я не могу сказать “Прощай”!

Буду ли я одинок, когда смерть заберет меня? Если не оружие монстра и нежданная болезнь, то я, несомненно, переживу Кэтти-бри и Региса, и даже Бруенора. В подобные моменты своей жизни я твердо верю, кто бы ни был рядом со мной в миг моей смерти, если подле меня не будет этой троицы, я действительно буду одинок.

Подобные мысли не столь уж и печальны. Я прощался с Вулфгаром тысячи раз. Я говорил это слово, каждый раз, когда хотел сказать ему как он мне дорог, каждый раз, когда мои слова или действия укрепляли наше взаимопонимание. Люди прощаются каждый день. Они произносят эти слова с чувством любви и дружбы, зная, что воспоминания остаются, даже если гибнет тело.

Я верю, что Вулфгар нашел себе новое место, новую жизнь — иначе, в чем смысл нашего бытия?

Больше всего я скорблю из-за того, что осознаю, что буду жить с этим чувством потери до конца своих дней, и неважно, сколько столетий минует. Но внутри этой утраты живет спокойствие, некое божественное упокоение. И все же я рад, что знал Вулфгара и делил с ним период его жизни, который ныне питает мою скорбь. Я рад, что шел с ним по одному пути, сражался с ним бок о бок, смотрел на мир взглядом его кристально-голубых глаз.

Когда я умру… возможно найдутся друзья, которые будут скорбеть обо мне, которые будут нести в себе наши общие радости и печали, которые будут помнить…

В этом и заключается бессмертие духа, то вечное наследие, которое питает нашу скорбь. Но также оно питает и нашу веру.

— Дриззт До’Урден