Похищение Пчелки

Иногда действительно появляется великий лидер, своей харизмой побуждающий других следовать за ним по пути наибольшей пользы. Бытует мнение, что для создания значительных и мощных изменений, нужен именно такой лидер.

Истина в том, что к этому моменту ведут согласованные действия десятков, сотен и даже тысяч человек. Повитуха, помогавшая родиться на свет его бабушке – это такая же необходимая деталь, как и ее внук, подковавший лошадь, для того чтобы доехать на ней до своих сторонников и сплотить их. Отсутствие любого из них отдалит лидера от власти, так же стремительно, как вонзившаяся в грудь стрела.

Таким образом, чтобы добиться перемен, не нужна ни военная сила, ни жестокие убийства. Ничто из этого не может ппредопределить будущее. Любой, наделенный записями сотен Белых пророчеств, может стать Изменяющим. Любой может ускорить незначительные перемены, отрезающие от власти одного и возвышающие другого. Сотни Прислужников, живших ранее, сделали такие изменения возможными. Сейчас мы не зависим от единственного Белого Пророка, знающего, как выбрать лучший путь для всего мира. Теперь во власти Прислужников определять путь, по которому все мы должны следовать.

Наставления. Служитель Имакихэн.

Кружился снег, белые звездочки падали с темного неба. Я лежала на спине, вглядываясь в ночь. Тающие на лице холодные снежные хлопья разбудили меня. Не ото сна, поняла я. И не от покоя, но от своеобразной тишины. Я медленно села, ощущая головокружение и слабость.

Какое-то время мне слышались звуки и запахи. В моем лихорадочном полусне заманчиво жарилось мясо по специальному рецепту Зимнего Праздника, и потрескивали огромные бревна в Большой зале, менестрель настраивал морские рожки – традиционный духовой инструмент с низким звучанием.

Но теперь, проснувшись, я замерла в ужасе. Это был не праздник по случаю кануна Зимнего Праздника. Скорее, полная противоположность нашим приготовлениям к изгнанию тьмы из домов. Все было разрушено. Конюшни горели. А обугленное мясо принадлежало людям и лошадям. Низкие, протяжные звуки, казавшиеся мелодиями инструментов, на деле оказались стонами людей Ивового леса.

Моих людей.

Я протерла глаза, стараясь понять, что произошло. Мои руки были тяжелыми, медлительными, и бессильными. Они были вставлены в огромные меховые рукавицы. Или они были белыми пушистыми лапами? Не моими?

Я вздрогнула. Была ли я собой? Или кто-то другой управлял моими мыслями? Дрожь прошла по всему телу. «Я Пчелка, - шепнула я про себя. - Пчелка Видящая. Кто напал на мой дом? И как я оказалась здесь?»

Меня тепло закутали от холода, водрузив словно на кровать королевских величин, в открытые сани, которые я не узнала. Сани были чудесны. Две белоснежные лошади с серебряной с красным упряжью покорно ждали, готовые тронуться. По обеим сторонам от скамьи возницы висели кованые фонари со стеклянными стенками, украшенные железными завитками. Они мягко освещали сиденье возницы, пассажира и изящные, изогнутые края ложа, расположенного в санях. Я потянулась, чтобы провести руку над полированным деревом, но поняла, что не могу этого сделать. Я была завернута и закутана в одеяла и меха, которые удерживали мое сонное расслабленное тело лучше всяких веревок. Сани стояли на краю дороги, что проходила через главные ворота Ивового Леса. Теперь эти врата были сокрушены и бесполезны.

Я покачала головой, пытаясь разобраться в этих хитросплетениях. Я должна сделать что-нибудь! Мне нужно было что-то сделать, но тело казалось тяжелым и мягким, как корзина с мокрым бельем. Я не могла вспомнить ни обратную дорогу в Ивовый Лес, ни то, как меня одели и затолкали в сани. Пытаясь восстановить события этого дня, я начала вспоминать все по-порядку, словно разыскивала пропавшую перчатку. Я была в классной комнате с другими детьми. Управляющий Ревел умер, приказав нам бежать. Я спрятала других детей в тайных проходах в стенах Ивового Леса, а они закрыли дверь, оставив меня снаружи. Мы с Персиверенсом спасались. Его подстрелили. А меня взяли в плен. И я была от этого счастлива. Больше я не помнила ничего. Но почему-то меня вернули к Ивовому Лесу, завернув в тяжелый меховой плащ, запеленав дюжиной одеял. И теперь я находилась в санях, наблюдая, как горят наши конюшни.

Отведя глаза от танцующих над конюшней языков рыжего пламени, я посмотрела в сторону поместья. Люди, все те люди, которых я знала всю жизнь, собрались сейчас перед высокими дверями Ивового Леса. Они были одеты в ту же одежду, что надели утром, находясь внутри поместья, и она не годилась для пребывания на холодном снегу. Они сбились в плотную кучу, обнимая себя, чтобы хоть как-то согреться. Я видела и низенькие фигуры. Сфокусировав на них взгляд, я поняла, что это были спрятанные мной дети. Несмотря на мой строгий запрет, они вышли наружу и выдали себя. Мои заторможенные мысли, наконец, смогли связать горящие конюшни и спрятанных детей.

Возможно, они были правы, выбравшись наружу. Возможно, налетчики сожгут и дом тоже.

Налетчики. Я зажмурилась, а потом заморгала, стараясь прояснить и зрение, и, заодно, мысли.

Это нападение не имело никакого смысла. Насколько я знала, у нас не было врагов. Мы находились далеко в глуби герцогства Бакк, а Шесть Герцогств ни с кем не воевали. Пока эти чужеземцы не пришли и не напали на нас, с боем ворвавшись в наши залы.

Зачем?

Затем, что им требовалась я.

Звучало бессмысленно и все же это казалось правдой. Разбойники пришли, чтобы выкрасть меня. Вооруженные всадники стащили меня с лошади. Стащили нас. Ох, Персиверенс. Между его пальцами сочилась кровь. Погиб он или спрятался? И как я оказалась снова здесь, в Ивовом Лесу? Один из мужчин схватил меня и притащил назад. Женщина, которая, казалось, организовала этот налет, обрадовалась, увидев меня и сказала, что заберет меня домой. Я нахмурилась. Я была так счастлива от этих слов. С такой нежностью любила их. Что же со мной было не так? Туманный человек встретил меня и приветствовал, как своего брата.

Я утаила то, что я девочка, потому что от счастья едва могла говорить. Раскрыла объятия Туманному человеку и по-матерински пухлой женщине, спасшей меня от душащего захватчика. Но что было после… Я помнила теплую белизну. И только. Воспоминания были бессмысленны, но переполняли меня чувством стыда. Я обняла женщину, которая привела в мой дом убийц.

Я медленно повернула голову. Оказалось, что быстро сделать что-либо я не могу: ни двигаться, ни думать. Наконец я вспомнила, что нехорошо приземлилась при падении. С лошади. Может быть, я ударилась головой? Что же со мной такое?

Мои невидящие глаза, наконец, сфокусировались на конюшне. Туда сейчас шли двое мужчин, которые что-то тащили. Это были люди из Ивового Леса, одетые в свою лучшую одежду. Зеленую с желтым. Был канун Праздника Зимы. Я узнала одного из них – Лин, наш пастух. Они что-то несли, это что-то болталось между собой. Что-то провисшее от тяжести. Тело. Вокруг горящих конюшен снег растаял, превратившись в слякоть. Они все шли и шли, подходя все ближе и ближе. Неужели они воййдут прямо в огонь? Но приблизившись почти вплотную, они остановились.

- Раз, два, три! - просчитал Лин скрипучим голосом, и они раскачали тело, по счету три бросив его в красную ненасытную глотку горящей конюшни. Затем развернулись и потащились прочь от пламени, как марионетки на сцене.

Потому ли горела конюшня? Чтобы избавиться от тел? Хорошо пылающий костер был очень эффективен, если нужно спрятать тела. Это я узнала от отца.

- Папа? - прошептала я. Где он сейчас? Придет ли, чтобы спасти меня? Может ли он спасти всех наших людей? Нет. Он оставил меня, чтобы отправиться в замок Баккип и постараться спасти старого слепого нищего. Он не собирается спасать меня или наших людей. И никто не собирается.

- Я выше этого, - прошептала я, не осознавая, что произнесла это вслух. Казалось, будто какая-то часть меня стремилась разбудить другую половину – тупую и бесчувственную. Я испуганно огляделась в поисках того, кто мог бы это услышать. Они не должны слышать, что я говорю. Потому что… если они услышат… если услышат, то они узнают. Узнают что?

- Узнают, что больше не контролируют меня!

Мой шепот на этот раз был гораздо тише. Части меня наконец слились воедино. Я неподвижно сидела в своем теплом гнездышке, собирая все свои силы и мысли. Нельзя выдавать себя, пока я беспомощна. Сани были завалены мехами и шерстяными одеялами из поместья. Я была завернута в тяжелое одеяние из белого меха, толстое и мягкое, но слишком огромное для меня. Такого не было в Ивовом Лесу. Этот мех был мне незнаком и пах чем-то чужим. Меховая шапка согревала мою голову. Я пошевелила укатанными в рукавицы руками, освобождаясь от тяжелых одеял. Меня завернули сюда, как украденное сокровище. Именно меня они хотели забрать. Меня и еще кое-какую мелочь. Если бы они пришли нас грабить, повозки были бы загружены добычей и богатствами из моего дома. Ничего подобного здесь не было, даже верховых лошадей, которых можно было бы увести. Я –единственное, что они забрали. Они убили Ревела, чтобы выкрасть меня.

Что же произошло с остальными?

Я подняла глаза. Люди из поместья, съежившись, стояли у небольших костров, как стадо рогатого скота посреди снега. Некоторых поддерживали их родные. Лица настолько исказились от боли и ужаса, что их нельзя было узнать. Костры, разведенные из прекрасной мебели Ивового леса, не грели, они освещали ночь, не позволяя людям сбежать от похитителей. Большинство захватчиков были верхом. Это были не наши лошади и не наши седла: с высокими спинками, такие были мне не знакомы. Я в оцепенении пересчитала их. Не так уж много, возможно, всего лишь десять. Но они были воинами, большинство светловолосые, с русыми волосами и бледными бородами; высокими и крупными. Некоторые держали в руках обнаженные мечи. Они были убийцами, солдатами, нанятыми для выполнения задания. Люди с такими же светлыми, как у меня, волосами. Я увидела человека, который преследовал меня, вытащил из седла и, наполовину придушив, тащил назад. Он стоял лицом к лицу с кричащей на него пухлой женщиной, которая заставила его отпустить меня. А дальше за ними, да, мои глаза смогли увидеть его. Это был он. Туманный человек.

Сегодня я видела его не в первый раз.

Он был на рынке в Дубах-на-Воде. Он одурманил весь город так, что никто из проходивших мимо не обернулся и не взглянул в его сторону. Он был в том переулке, который все избегали. А что было позади него? Налетчики? Мягкая добрая женщина, голос и слова которой заставили меня полюбить ее после первых же слов, обращенных ко мне? Я не знала, и не могла разглядеть его сквозь туман, видя лишь самого Туманного человека. И сейчас я с трудом его рассмотрела, хотя он стоял рядом с женщиной.

Он что-то делал. Что-то очень сложное, настолько трудное, что туман окутавший меня рассеялся. Это знание помогло мне очистить свой разум. С каждым прошедшим мгновением, мои мысли вновь приобретали самостоятельность. Как и тело. Теперь я смогла почувствовать все синяки, приобретенные сегодня и головную боль. Проведя языком во рту, я нашла место, где прикусила щеку. И, ткнув в ранку языком, почувствовала вкус крови. Боль, появившаяся после этого, окончательно прояснила мысли. Теперь разум принадлежал только мне.

Сделай что-нибудь. Не сиди в тепле, позволяя им сжигать тела твоих друзей, пока люди из Ивового Леса дрожат в снегу. Они были беспомощны, их разумы затуманены, как и мой до недавних пор. Возможно, я была единственной способной понять, кто я есть, потому что годами выдерживала давление отца. Они стояли и страдали, нерешительные и беспомощные как овцы в метель. Ощущая, что что-то не так, они все равно стояли, стеная и мыча, как скот перед бойней. Таки же потерянные как Лин и его напарник, которые вернулись из темноты с еще одним телом. Они брели с одеревеневшими лицами, выполняя поставленную перед ними задачу. Им велели не думать ни о чем.

Я посмотрела на Туманного человека. Мальчишка. Его круглое лицо с детским подбородком еще не сформировалось до конца. А тело было мягким, редко подвергавшимся физическим нагрузкам. А вот его разум работал постоянно, поняла я. Его лоб сморщился от напряжения, его целью были солдаты. Он не обращал внимания на людей из Ивового Леса, зная, что туман, окутавший их, не быстро рассеется. Он убеждал солдат слушаться и доверять словам женщины. Его туман окутал старика, сидящего на лошади.

Старик держал в руке меч, острие которого указывало на землю. Туман стал таким плотным, что я едва видела его. Тогда я поняла, что на самом деле я не могу видеть сквозь него. Он отражал свет от костров, освещавших старика. Его лицо было ужасно, старое и обвисшее, будто расплавленное, с выпирающими костями и светлыми глазами. Он будто бы излучал горечь, ненавидя всех менее несчастных, чем он. Я собралась и немного опустила свои стены, чтобы почувствовать, что Туманный человек говорит старому солдату. Туманный человек насыщал его ощущением триумфа и успеха, наполнял удовлетворением и сытостью. Задание выполнено, он будет хорошо вознагражден, одарен выше всех ожиданий. Люди узнают о его свершениях. Они услышат обо всем и будут вспоминать, каким человеком он был. И пожалеют о том, как обращались с ним. Они станут пресмыкаться перед ним, молить о милосердии.

А сейчас? Сейчас настало время прекратить грабеж и насилие, забрать то, за чем он и его люди пришли, и вернуться домой. Задержка здесь может вызвать осложнения. Будет больше столкновений, убийств... Это нам не нужно. Туман внезапно изменился. Перестал убеждать в этих перспективах, став холодным, полным темноты и усталости. Меч в руках вдруг показался тяжелым, доспехи давили на плечи. Они получили то, за чем пришли сюда. Чем раньше они повернут обратно в Калсиду, тем скорее окажутся в тепле, с заслуженным вознаграждением. Скоро он будет смотреть свысока на людей, которые пожалеют о том, что презирали его.

- Надо всех их сжечь. Убить, а потом сжечь, - предложил один из мужчин, сидящий на гнедом коне. Он улыбался, демонстрируя прекрасные зубы. Светлые волосы были сплетены в длинные косы, обрамляющие лицо. Лоб был квадратным, а подбородок твердым – такой красавец. Он направил коня в гущу людей, и они разошлись перед ним, как масло, растекающееся под горячим ножом. В центре толпы он развернул коня и взглянул на командира. - Командующий Эллик! Зачем нам оставлять здесь все эти поленья?

- Нет, нет, Хоген, это глупость. - Четко произнесла полная женщина. - Не спеши, слушай командира. Эллик знает, как поступить мудро. Сожжем конюшню с телами. Позволь Винделаю позаботиться об остальном. Давайте отправимся домой, убедившись, что нас никто не помнит и не преследует. Мы получили то, за чем пришли. Позволь нам уехать сейчас. Мы можем вернуться обратно, в теплые земли, не заботясь о преследовании.

Я выбралась из вороха одеял и пледов. Мои ботинки! Они сняли с меня обувь, оставив только носки. Искать башмаки, и потерять шанс на побег? Мантия из белого меха свисала ниже коленей. Я подтянула ее выше, подползла к дальнему краю саней и перелезла через него. Мои ноги подогнулись, а лицо погрузилось в снег. Я с трудом потянула за край саней, чтобы встать. Все это время мне было больно, мышцы не слушались, драгоценные мгновения уходили на то, чтобы заставить ноги работать, пока я наконец не почувствовала, что могу идти и не спотыкаться.

Затем я встала, я могла идти, но что мне это давало? Никогда прежде я не ненавидела свой маленький рост с такой силой. Но даже будь я высоким сильным воином на могучей лошади, что можно сделать против такого количества вооруженных людей?

От этой мысли, я почувствовала себя слабой и беспомощной. Даже армия не смогла бы изменить то, что уже произошло. Никто и ничто не вернет управляющего Ревела, не заставит исчезнуть кровь ФитцВиджиланта со снега, не потушит конюшни. Все было разрушено. Да, я еще жива, но я была лишь крохотным кусочком разрушенной жизни. Как и все остальные. Пути назад не было ни для кого из нас.

Я никак не могла решить, что делать. Становилось все холоднее. Можно было вернуться в сани, забраться под одеяла и ждать, чтобы все шло своим чередом. Можно было убежать в ночь, чтобы отыскать Персиверенса, скрытого под плащом и снегом. Или побежать к плененным людям, чтобы меня вновь притащили в повозку. Я задумалась, хватит ли мне силы воли зайти в горящие конюшни и умереть там. Больно ли это?

Загнанные в угол волки борются. Даже щенки.

Мысль, зародившаяся в моей голове, была вытеснена долгим пронзительным криком. Таким странным, что я не сразу поняла, что его издавала Шун. Я выглянула из-за саней. Мужчина, который прежде пререкался с пухлой женщиной, схватил Шун за волосы.

- Мы уйдем, - любезно согласился он. - Но сначала я хочу насладиться своей наградой. - Он поднял Шун на ноги. Она визжала, как поросенок и это выглядело бы забавно в любое другое время. Обе ее руки вцепились в волосы, пытаясь унять боль, причиняемую тянущей ее рукой. Блузка была широко распахнута и порвана. Ее платье было красным как кровь, с кружевом в виде снежинок. Мужчина не слишком вежливо потряс ее. – Вот эта. Эта маленькая кошка попыталась достать меня ножом. И все еще не прочь подраться. Я еще не был с ней – в таких вещах я не поспешен.

Он спешился, все еще удерживая Шун за волосы. Она пыталась вырваться, но мужчина перехватил ее за затылок. Он был выше и держал ее на расстоянии вытянутой руки, так что она не могла его достать кулаками. Мужчины из Ивового Леса стояли и смотрели, их глаза были тусклыми, рты безвольными. Никто даже не двинулся, чтобы помочь ей. ФитцВиджилант мог бы попробовать защитить ее, но я уже видела его раньше – посреди кровавой лужи на снегу. Шун сражалась с пленившим ее человеком, но была так же беспомощна против него, как бы на ее месте была я. Он засмеялся и крикнул, перекрывая вопли:

- Я уделю этой малышке особое внимание, а потом догоню вас. Еще до наступления утра.

Другой солдат, сидящий верхом, внезапно заволновался и заинтересовался происходящим, борясь со спокойствием, навязанным Туманным человеком. Его глаза, устремленные на борющуюся женщину, стали похожи на взгляд собаки, наблюдающей за человеком, который отделяет от костей последние куски мяса.

Пухленькая женщина бросила отчаянный взгляд на Туманного человека – Винделая. Он настолько сильно сжал губы, что они стали похожи на утиный клюв. Даже там, где я стояла, не замеченная ими, чувствовалось удушающее воздействие его манипуляций. Мои мысли таяли, как свечи от огня. Я собиралась что-то сделать, но это могло и подождать. Это было слишком утомительно, требовало стольких усилий. День был ужасно долгим, и я так устала. Было темно и холодно. Самое время найти тихое, безопасное место, чтобы отдохнуть. Да, отдохнуть.

Я повернулась к саням и ухватилась за их край, чтобы вскарабкаться обратно. Мои руки в огромных меховых рукавицах соскользнули, и я сильно ударилась лбом о дерево.

Просыпайся! Дерись! Или беги. Но не засыпай. Волк-отец тормошил мое сознание, как пойманного зайца. Содрогнувшись, я стала собой. Оттолкни его. Прогони, но аккуратно, мягко, так, чтобы он не догадался, что ты борешься с ним.

Было совсем не просто так сделать. Туман был похож на паутину – цеплялся и притуплял сознание. Я подняла голову и взглянула поверх саней. Винделай держал остальных под контролем. Он не заставлял их ничего делать, просто поместил в них мысль о том, что отдых и сон гораздо заманчивее всего остального. Его влияние распространялось и на пленных, несколько из которых опустились в снег там же, где стояли.

Шун прекратила бороться, но туман, казалось, не коснулся ее. Обнажив зубы, она смотрела на пленившего ее мужчину. Хоген посмотрел на нее, встряхнул и ударил. В ответ она бросила на него ненавидящий взгляд, отказываясь бороться, осознавая, что его это только забавляет. Он жестоко и звонко засмеялся, а затем схватил ее за горло и повалил на спину. Она осталась лежать там, куда упала, ее юбка раскинулась на снегу, как лепестки розы. Усилия Туманного человека не коснулись нападавшего. Красавец наступил на юбку Шун, приминая ее к земле, и положил руки на пряжку ремня.

Сидевший верхом командир безразлично посмотрел на него и возвысил голос, обращаясь к своим людям. Он знал, что они ему подчинятся, несмотря на то, что голос его был по-старчески тонким.

- Заканчивайте здесь. Отнесите тела в костер, когда все будет сделано. А затем догоняйте, мы уезжаем прямо сейчас. - Он обратил взгляд на красивого мужчину. - Побыстрее, Хоген. – Затем, развернув коня, он поднял руку, всадники без оглядки последовали за ним. Другие появлялись из теней, некоторые верхом, некоторые пешие. Больше, чем я насчитала. Полная женщина и Винделай огляделись. В тот момент я поняла, что они были не одни. Остальные были не заметны для меня, Туманный человек знал свою работу.

Они были одеты в белое. Или я думала так. Но когда они прошли мимо костра и встали вокруг полной женщины и Винделая, я поняла, что их одежда сочетала в себе желтый и цвет слоновой кости. Все они были одеты одинаково, будто их пальто и теплые брюки являлись необычными ливреями. Их уши закрывали вязаные шапки. Удлиненными сзади отрезами ткани этих шапок можно было укутать шею. Я никогда раньше не видела такие. У них были похожие лица, какие бывают у братьев и сестер, все бледнокожие, светловолосые, с круглыми подбородками и розовыми губами. Я не могла сказать женщины это или мужчины. Они двигались в безмолвии, как будто были истощены, уголки их губ были опущены вниз. Они прошли мимо красивого мужчины, стоящим над Шун и борющимся со своим холодным, жестким ремнем. Они смотрели на Шун, когда проходили возле нее, жалея ее, но не щадя.

Когда они окружили полную женщину, та заговорила.

- Прошу прощения, луриксы. Мне бы хотелось всего этого избежать так же сильно, как и вам. Но однажды начавшееся, уже не может быть отмененным, как все мы знаем. Было известно, что такое может произойти, но мы не могли ясно видеть путь, который помог бы одновременно избежать этого и найти мальчика. Итак, сегодня мы выбрали путь, который был кровав, но вел в необходимое место. Мы нашли его. И теперь должны забрать его домой!

Их юные лица одеревенели от ужаса.

- Что будет с остальными? С теми, кто не умер? – спросил один из них.

- Не беспокойтесь о них, - успокоила своих последователей пухлая женщина. - Худшее для них уже позади и Винделай очистит их разум. Они мало что смогут вспомнить об этой ночи, будут придумывать причины, по которым появились синяки и забудут, что с ними действительно произошло. Соберитесь, пока он работает. Киндрел, иди за лошадьми. Возьми с собой Соула и Реппина. Алария, ты поведешь сани. Я устала говорить и должна присмотреть за Винделаем, когда все будет готово.

Я увидела, как пастух Лин с напарником вновь покинули кучку съежившихся людей. Они тащили еще одно тело, их лица были безразличны, как если бы они несли мешок зерна. Я видела, как красавец опустился на колени в снег. Он расстегнул свои штаны и теперь откидывал красивые красные юбки Шун, обнажая ее ноги.

Она ждала этого? Она нанесла сильный удар, метя в лицо мужчины, но попала по груди. Издала горловой, лишенный слов, протестующий крик, попыталась повернуться и уползти, но он схватил ее за ногу и притянул обратно к себе. Он громко смеялся, довольный тем, что она будет бороться, зная, что проиграет. В ответ она схватила его за косу и сильно дернула. Он ударил ее, и на мгновение она замерла, оглушенная силой удара.

Я не любила Шун, но она была моей, моей, такой же какими были и уже никогда не будут Ревел и ФитцВиджилант. Они погибли ради меня, пытаясь остановить незнакомцев, пришедших за мной. Пусть и не ведая об этом. Я ясно понимала, что красивый мужчина собирается сделать с Шун, когда перестанет избивать и унижать ее. Он убьет ее, и пастух Лин с его помощником бросят ее в горящую конюшню.

Так же, как мы с отцом сожгли тело посланницы.

Я дернулась и побежала, но побежала как маленькая девочка в мокрых и холодных носках, одетая в длинную и тяжелую меховую одежду. Я проваливалась и плелась сквозь стену тяжелого мокрого снега. Это походило на бег в мешке.

- Стойте! - закричала я. - Остановитесь! - Рев пламени, стоны и бормотание людей из Ивового Леса и отчаянные крики Шун, поглотили мои слова.

Но полная женщина их услышала. Она повернулась ко мне. Туманный человек смотрел на съёжившихся людей, используя свою магию. Я оказалась ближе к красивому мужчине, чем к полной женщине и ее последователям. И побежала на него, издавая такие же бессловесные крики, как и Шун. Он стаскивал с нее одежду, разорвал блузку, обнажив грудь, подставив ее снегу и холоду, дергал и рвал алые юбки одной рукой. Другая его рука отражала удары, которые она старалась нанести по его лицу. Я двигалась не слишком быстро, но, и не замедляясь, я врезалась в него в полную силу и вцепилась руками.

Он слегка хмыкнул, ворча повернулся ко мне и стукнул свободной рукой. Не думаю, что он бил хотя бы вполсилы, потому что его силы были направлены на то, чтобы удерживать Шун лежащей. Это было и не нужно. Я полетела назад и приземлилась в глубокий снег. Он выбил воздух из моих легких, но я была скорее унижена, чем ослеплена болью. Задыхаясь и давясь, я перевернулась в снегу, пытаясь опереться на руки и на колени. С трудом вздохнув, я выкрикнула слова, не имевшие для меня смысла, самые страшные из тех, что могла придумать.

- Я убью себя, если вы причините ей вред!

Насильник не обратил на меня внимания, но я услышала возмущенные крики последователей полной женщины. Она что-то кричала на незнакомом мне языке, и бледные люди неожиданно окружили меня. Трое схватили меня и поставили на ноги, отряхивая от снега так усердно, что я почувствовала себя ковром, который кто-то выбивает. Я оттолкнула их прочь и покачнулась в сторону Шун. Я не видела, что с ней происходит, слышала только звуки борьбы. Я боролась, пытаясь вырваться от моих спасителей.

- Шун! Помогите Шун, а не мне! Шун!

Свора борющихся людей, казалось, вот-вот затопчет Шун, но затем борьба отошла чуть дальше. У бледных людей было единственное преимущество – их число против единственного насильника. Время от времени я слышала звук ударов кулака по телу, и как кто-то вскрикивал от боли. Потом один из любимцев пухлой женщины опрокинулся на спину, зажимая кровоточащий нос и скорчился, оберегая живот. Своим явным превосходством в числе они одолевали его, наваливаясь телами и прижимая его к снегу. Один вдруг крикнул:

- Он кусается! Осторожно! - и это вызвало переполох среди навалившихся тел.

Все это происходило пока я неуклюже передвигалась вперед, падала, поднималась и наконец вырвалась из глубокого снега на утоптанную землю. Я, рыдая, бросилась на колени около Шун.

- Только не умирай! Пожалуйста, живи!

Но, казалось, было поздно. Я ничего не почувствовала, склонившись над ней. Потом, когда я коснулась ее щеки, ее распахнутые глаза моргнули. Она смотрела на меня, не узнавая, и издавала короткие громкие вопли, как курица, сидящая на насесте.

- Шун! Не бойся! Ты в безопасности. Я смогу защитить тебя. - Даже произнося эти обещания, я понимала, насколько смешно они звучат. Я потянула за порванные кружева ее блузки, роняя снег с рукавиц на ее обнаженную грудь. Она ахнула и вдруг схватила разорванные края ткани, а затем села, наглухо стянув ворот. Посмотрев на ткань в своих руках, она судорожно произнесла:

- Оно было превосходного качества. Было. - Она склонила голову, из ее горла вырывались рыдания, ужасные, заставляющие содрогаться, рыдания без слез.

- Это по-прежнему так, - заверила я ее. - И ты все еще здесь. - Я начала успокаивающе поглаживать ее, только потом поняв, что мои рукавицы были все в снегу. Я попыталась высвободить из них руки, но они были прикреплены к рукавам мантии.

Позади нас полная женщина говорила с мужчиной, лежащим на снегу.

- Ты не можешь получить ее. Ты же слышал слова Шейсима. Он ценит ее жизнь, как свою собственную. Ей нельзя причинять вред, иначе он может навредить себе.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на них. Пухлая женщина оглашала свои требования, и они медленно доходили до мужчины. Насильник отвечал на них проклятиями. Чтобы понять насколько был велик его гнев, не надо было знать язык. Бледные люди пятились от него, падали, увязая в глубоком снегу, когда он стал подниматься на ноги. У двоих шла кровь носом. Он плюнул в снег, выругался и зашагал в темноту. Я слышала, как он сердито обратился к кому-то, яростно топнул на испуганного коня, а затем раздался шум переходящих в галоп копыт.

С варежками пришлось сдаться. Я присела рядом с Шун, собираясь заговорить с ней, но не знала, что сказать. Не хотелось еще раз лгать, что она в безопасности. Никто из нас не был в безопасности. Она погрузилась глубоко в себя, притянув колени к груди и опустив на них голову.

- Шейсим. - присела передо мной полная женщина. Я не смотрела на нее. - Шейсим, - снова произнесла она и коснулась меня. - Она важна для тебя, эта девушка? Ты видел ее? Она делает важные вещи? Она ценная? - Она положила руку на шею Шун, будто та была собакой, и Шун съежилась от ее прикосновения. - Она та, кого ты должен держать при себе?

Ее слова впитались в меня, как кровь ФитцВиджиланта в затоптанный снег. Вопрос был важен. Он требовал ответа, причем правильного ответа. Что она хочет, чтобы я сказала? Что я могу сказать, чтобы Шун осталась жива?

Я все еще не смотрела на нее.

- Шун очень ценна, - сказала я. - Она делает важные вещи. - Я вытянула руку в сторону и сердито закричала. - Они все ценны. Они все делают важные вещи!

- Все правильно. - Мягко проговорила женщина, как будто я была маленьким ребенком. Я поняла, что возможно она считала меня младше, чем я есть на самом деле. Можно ли это использовать? Мой разум отчаянно выбирал стратегию, пока она продолжала говорить. - Каждый важен. Все делают необходимые вещи. Но некоторые люди ценнее остальных. Некоторые люди заставляют мир изменяться. Сильно меняться. Или же они совершают крохотные изменения, которые могут привести к большим переменам. Если кто-нибудь знает, как использовать их. - Она сгорбилась еще сильнее, чтобы ее лицо находилось напротив моего, и посмотрела на меня. - Ты же знаешь, о чем я говорю, не так ли Шейсим? Ты видел пути и людей, которые являются развилками. Не так ли?

Я отвернулась, тогда она взяла меня за подбородок, чтобы развернуть мое лицо к себе, но я опустила глаза на ее губы. Она не могла заставить меня встретиться с ней взглядом.

- Шейсим, - мягко упрекнула она меня. - Посмотри на меня. Эта женщина важна? Она необходима?

Я знала, о чем она говорила. Видела это, когда нищий коснулся меня на рынке. Существовали люди, вызывающие изменения. Все люди могли изменять, но некоторые были подобны камням в течении, направляющим реку времени в новое русло.

Я не знала, солгала ли я или сказала правду, когда заявила:

- Она важна. И значительна для меня. - Что-то, вдохновение или хитрость, побудило меня добавить. - Без нее я не доживу до 10 лет.

Полная женщина тревожно вздохнула.

- Поднимите ее! - крикнула она своим последователям. - Относитесь к ней бережно. Она должна быть исцелена от всех тех вещей, что с ней сегодня произошли. Будьте осмотрительны, луриксы. Она должна выжить любой ценой. Нужно держать ее подальше от Хогена, упрямство заставит его желать ее пуще прежнего. Он будет очень решителен, так что нам надо быть еще более решительными, и нам надо найти свитки, чтобы узнать, как удержать его в рамках. Кардиф и Реппин, на сегодня ваше задание посовещаться с теми, кто помнит, может быть они смогут наделить нас мудростью. Больше мне на ум ничего не приходит.

- Могу я сказать, Двалия? - Мальчик в сером одеянии низко поклонился и остался в этом положении.

- Говори, Кардиф.

Кардиф выпрямился.

- Шейсим назвал ее Шун. На его языке это имя означает «избегать» или «остерегаться опасности». Существует множество свитков, основанных на снах, которые снова и снова предупреждают нас остерегаться и избегать бросать значимые вещи в огонь. Если все это перевести на его язык, получится «Шун не в огне» или «избегайте пламени»?

- Кардиф, ты смотришь слишком широко, это может привести к искажению пророчеств. Остерегайся, постоянно остерегайся трактовать древние слова, особенно, когда так очевидно, что ты делаешь это для того, чтобы предстать в более выгодном свете, чем твой напарник Реппин.

- Лингстра Двалия, я…

- Неужели похоже на то, что у меня есть время стоять в снегу и спорить с тобой? Мы должны уйти отсюда прочь прежде, чем наступит ночь. С каждым потерянным мгновением близится вероятность, что кто-нибудь заметит пламя издалека и приедет посмотреть, что происходит. Винделаю придется еще сильнее раскинуть свое влияние, а это делает его контроль менее насыщенным. Повинуйтесь мне. Проведите Шейсима и женщину в сани. Садитесь на лошадей, двое из вас должны помочь Винделаю забраться в сани. У него почти не осталось сил. Нужно уходить сейчас же.

Отдав эти приказания, она обернулась ко мне, сидящей рядом с Шун.

- Итак, маленький Шейсим, думаю ты получил, что хотел. Давай посадим тебя в сани и поедем.

- Я не хочу уезжать.

- И все же ты поедешь. Все мы знаем, что поедешь, так же ясно как ты сам. Из этой точки во времени возможны только два исхода. Ты поедешь с нами или умрешь здесь. - Она говорила с такой же спокойной уверенностью, которая бывает, когда объясняешь, что дождя в безоблачный день не бывает. Я чувствовала ее абсолютную веру в собственные слова.

Однажды, мой сводный брат Нед почти час развлекал меня, показывая, как долго вибрирует арфа, если потянуть за струну. Сейчас я чувствовала, как слова женщины пробудили во мне чувство гармонии. Она была права. Я знала, что это была правда, поэтому и угрожала своей смертью. Сегодня я либо покину дом вместе с ними, либо умру здесь. Все обстоятельства, которые могли бы привести к другим исходам, были слишком нереальными, чтобы надеяться на них. Я знала это, возможно, знала уже утром, когда проснулась. Я моргнула, и дрожь пробежала по моей спине. Все это происходит наяву, или я вспоминаю свой сон?

Сильные руки вытащили меня из снега, голоса в ужасе ахнули, глядя на мои смерзшиеся мокрые носки. Один из держащих меня произносил утешительные слова, которых я не понимала. Я подняла голову и увидела, как четверо из них несли Шун. Не из-за того, что она была тяжелая: она пребывала в таком состоянии, что, казалось, не контролирует ни свои руки, ни ноги, вырываясь из их рук.

Женщина, которую называли Двалия, уже была в санях, готовя для меня уютный уголок из мехов и одеял. Меня передали ей, и она посадила меня между своих ног, лицом вперед, прислонившись грудью к моей спине, чтобы согревать меня, и обняла руками. Мне не нравилось находиться так близко к ней, но пришлось. Шун они бросили, как мешок с грузом, набросав одеяла поверх нее. Когда они отступили от нее, она перестала бороться, оставшись лежать как мертвая завернутая туша. Лоскут от ее юбки зацепился за край саней – красный, будто насмешливо высунутый язык.

Кто-то начал понукать лошадей и они пошли. Я сидела лицом к заднему краю саней, слушала стук копыт, приглушенный выпавшим снегом, скрип широких деревянных полозьев, и треск пламени, пожирающего конюшню. Люди из Ивового Леса, мои люди, медленно возвращались в дом, не глядя на нас. Мы оставили позади свет от горящей конюшни и ступили на длинную подъездную дорогу, которая вела прочь от Ивового Леса. Фонари раскачивались, и кружок света танцевал вокруг нас, пока мы проезжали арку, образовавшуюся из занесенных снегом склоненных берез.

Я не догадывалась, что Туманный человек тоже находится в санях, пока он не заговорил с Двалией.

- Готово, - произнес он, удовлетворенно вздохнув. Он определенно был мальчишкой, поняла я, услышав детский голос. - И теперь мы можем ехать домой, прочь от холода и убийств. Лингстра Двалия, я не думал, что убийств будет так много.

Я почувствовала, как она повернулась, чтобы посмотреть на него, сидящего рядом с возницей. И мягко заговорила, как если бы думала, что я сплю. Но я не спала, не смела даже пытаться спрятаться во сне.

- В наши намерения не входили убийства. Но мы знали, что практически невозможно было их избежать. Мы должны были использовать те инструменты, которыми располагали, а Эллик – человек полный горечи и ненависти. Он лишился богатства и комфорта, которых ожидал в старости, потерял свое положение, состояние, удобства. И теперь винит за это весь мир. Он пытается за несколько лет восстановить то, что было достигнуто за всю прошедшую жизнь. Поэтому он всегда будет более жесток, жаден и груб, чем это необходимо. Он опасен, Винделай, всегда помни об этом. Он особенно опасен для тебя.

- Я не боюсь его, Лингстра Двалия.

- А должен бы. - В ее словах были и предупреждение и выговор. Руки ее двигались, натягивая на нас еще больше одеял. Мне было ненавистно касание ее тела, но и не хватало воли на то, чтобы отодвинуться от нее. Сани покачивались, я смотрела на проплывающие мимо леса Ивового Леса. Не было сил даже расплакаться, прощаясь с ними. Не было надежды. Отец не узнает, куда я уехала. Мои собственные люди позволили этому случиться, когда ушли обратно в поместье. Никто не кричал, что не разрешает мне уходить, никто не пытался вызволить меня у похитителей. Я опять столкнулась со своей особенностью, которая всегда делала меня другой, не такой как они. Я была не такой уж большой ценой для прекращения кровопролития. Все правильно. Вот и хорошо, что они не стали сражаться, пытаясь вытащить меня. Хотелось бы, чтобы был способ спасти Шун, кроме того, чтобы везти ее со мной.

Краем глаза я заметила движение. Раскачивающийся фонарь осветил деревья, которые казались сгустками теней на снегу. Но это было не движение, порожденное светом, двигался стоящий снег, держащий руку, черную от крови, с бледным лицом и широко распахнутыми глазами. Я не могла ни повернуть голову, ни закричать, ни вздохнуть. Я не позволила себе ничем выдать то, что Персиверенс стоял в моем плаще Элдерлингов и смотрел, как мы проезжаем мимо.