И мировых языков им. Абылай хана, г. Алматы, Казахстан

ВЗАИМОВЛИЯНИЕ ТЮРКСКОЙ И РУССКОЙ КУЛЬТУР: ЕВРАЗИЙСКАЯ ВЕРСИЯ

Т. В. Серёжкина

Казахский университет международных отношений

и мировых языков им. Абылай хана, г. Алматы, Казахстан

Изучение культурных взаимосвязей между этносами представляет не только теоретический интерес, но имеет прямое отношение к решению экономических, социальных, политических проблем. Поэтому необходимость культурологических исследований процессов межэтнических и межкультурных взаимодействий не вызывает сомнений.

Казахстан – полиэтничное государство, страна, в которой проживают представители более чем 130 национальностей, каждая из которых хранит и развивает собственные культурные традиции, и именно это многообразие этнокультурного ландшафта Казахстана является основой развития общенародной, общенациональной культуры. Сегодня с уверенностью можно сказать, что народы и представители разных этнических общностей, живущие на территории Казахстана, представляют собой единое государственное и историко-культурное целое. Истоки гармоничного, неконфликтного, дружественного характера сосуществования столь многочисленных и столь разных по своим культурным традициям этнических групп лежат в истории культурного взаимовлияния народностей, составляющих и составлявших в прошлом основную массу населения евразийских стран, – прежде всего, славянских и тюркских народов.

Евразийская идея, возникшая в кругах русской эмиграции и оформленная в логически стройную концепцию Н. Трубецким, Г. Вернадским, П. Савицким, В. Ильиным, М. Шахматовым, Л. Карсавиным, Л. Гумилевым, в последнее десятилетие рассматривается многими представителями социально-гуманитарной науки Казахстана и России как основная теоретическая модель, раскрывающая возможности и пути объединения субкультур Евразии. Сформированная евразийцами новая концепция объединения народов Евразии опиралась не только и не столько на геополитические, сколько на религиозно-философские, историко-культурные, этнологические аргументы.

Например, американский этнограф Э. Тайлор (или Тэйлор, как принято писать его фамилию в более поздних изданиях его работ), описывая процессы этнокультурного развития на территории Евразии, придерживается принципа иерархического разделения народов и культур этого региона: «Татарское семейство Северной Азии и Европы (туранское, употребляя это слово в ограниченном смысле) представляет явление совершенно другого рода. Эта широко распространенная группа племен и народов имеет членов, почти или вполне стоявших на уровне дикарей в древние или даже новейшие времена, каковы, например, остяки, тунгусы, лопари, тогда как более или менее высокие разряды культуры представлены монголами, турками и венграми. Но в этом случае не может быть сомнения, что малокультурные племена представляют древнейшее состояние татарской расы, из которого, как известно, поднялись более смешанные и цивилизованные народы, главным образом через принятие чуждой культуры буддистских, мусульманских и христианских народов, а отчасти, благодаря внутреннему развитию» [1].

В отличие от традиционных западных социально-политических учений евразийская концепция государственного единства делает акцент не на изучении государственных и политических форм институционализации этого единства, а на его природных условиях (географических, климатических и т. д.) и духовных основаниях (тип религиозности, ментальность, социально-психологические особенности этнических общностей). Именно этими условиями и основаниями определяется то, что жизнеспособные формы государственного устройства не могут быть результатом свободного выбора народа или политического решения элиты, принятого по тем или иным соображениям. С этой точки зрения должна быть по-новому интерпретирована и социально-политическая история. Евразийцы в своих работах большое внимание уделяли анализу политической организации тюрков, усматривая в ней структуры, которые должны быть положены и в основание современного государственно-политического устройства евразийских стран.

Г. Вернадский считал, что «кочевое общество проявляло высшую мобильность, а политика кочевников отмечалась динамизмом. В качестве примера можно привести точку зрения на Г. Померанца: «Общая черта жизни национальной в отличие от племенной и имперской – постоянная перекличка друг с другом, внимание к чужому опыту, готовность освоить его. Именно благодаря такой перекличке Европа Нового времени оставила позади великие культуры Азии, скованные имперской системой, при которой общая для нескольких народов верховная власть не способствует самостоятельному развитию каждого из них и свободному обмену достижениями» [2]. Как видим, именно те черты единства, взаимовлияния культур тюркских и русских этносов, которые отмечали евразийцы и исходя из которых они создавали имперскую социально-политическую модель, – именно эти черты рассматриваются Г. Померанцем как решающий аргумент против общей для нескольких народов верховной власти.

Больше всего евразийцы боялись распада страны. В письме к П. Б. Струве – своему учителю в России – П. Савицкий писал, что «вслед за падением большевиков вал народной анархии захлестнет Россию. И в обстановке этой анархии выползут, как гады, самостийники». У великой страны должна быть владеющая как народом, так и его лидерами «идея-сила». Евразийцы видели эту общенациональную идею в патриотизме, антизападничестве, государственности, соборности, Православии.

Основоположник евразийства Н. С. Трубецкой отмечал, что тюркские народы в истории России играли большую, подчас определяющую роль. Эти народы в некоторой степени стали организаторами объединения всех славянских княжеств в единое русское государство. В то же время зависимость евразийской культуры от Запада становится реальной угрозой уничтожения культурной самобытности славянско-русской цивилизации. Л. Н. Гумилев, разделяя и развивая эти идеи, считал, что славянским народам необходимо приобщиться к тюркской культуре, так как именно тюрки внесли решающий вклад в становление русской государственности и этнокультурной идентичности. Евразия является естественным географическим месторазвитием для русского этноса вследствие симбиоза славян и тюрков, ставшим основой развития уникальной евразийской культуры и ее духовной самобытности.

Российские политологи (А. Панарин, А. Куркчи и др.) отмечают, что именно развитие евразийской культуры сможет ограничить притязания Запада, в первую очередь США, на культурную гегемонию. А. Панарин считает, что евразийская культура «как субкультура консервативного типа наиболее перспективна для развития евразийских стран. Она лишена того сентиментального этноцентризма, который издавна является источником слабости почвеннических идей, не умеющих устоять под натиском доктринально строгих и рационализированных текстов цивилизационного типа» [3].

Казахстан как легитимный наследник, представитель, пользователь и субъект развития культурного богатства народов Евразии принимает на себя и обязательства по обеспечению условий толерантного взаимодействия этнокультурных общностей, идентифицирующих себя в соответствии с конфессиональными различиями. В этом отношении необходимо принять во внимание то обстоятельство, что именно через восстановление религиозных воззрений большая часть населения страны пытается возродить традиционные ценности и укрепить морально-нравственные устои казахстанского общества. Религиозная (конфессиональная) принадлежность становится основным индикатором этнической идентичности. Казахстанские философы А. Нысанбаев и С. Колчигин пишут: «В существующих в настоящее время оценках числа верующих определенной конфессии довольно часто представители какого-либо этноса на основании лишь национальной принадлежности относятся к религиозному сообществу. На самом же деле процент действительно религиозных людей, то есть тех, чье социальное поведение определяется соответствующими заповедями и традицией, охватывает лишь часть этноса и национальной диаспоры. Причем эта часть может в силу специфики нашего транзитного общества составлять и меньшинство этнической группы» [4].

Современники Чингисхана, западные хронисты Плано Карпини и Рубруквис, труды которых изучил и подробно цитировал С. М. Соловьев, отмечали, что в ставке ордынского хана терпимо относились к большинству религиозных учений, в первую очередь к христианству, проповедники которого даже находились на иждивении хана. С. М. Соловьев пишет: «…Минорит Рубруквис сам был свидетелем, как перед ханом Мангу совершали службу сперва христианские несторианские духовные лица, потом муллы магометанские, наконец, языческие жрецы. Рубруквис описывает также любопытный спор, происходивший по ханскому приказанию между проповедниками трех религий – христианской, магометанской и языческой. Рубруквис, защищавший христианство против языческого жреца, позван был после того к хану, который сказал ему: «Мы, татары, веруем в единого бога, которым живем и умираем; но как руке бог дал различные пальцы, так и людям дал различные пути к спасению: вам бог дал писание, и вы его соблюдаете; нам дал колдунов, мы делаем то, что они нам говорят, и живем в мире». По уставу Чингисхана и Октая, подтвержденному впоследствии, служители всех религий были освобождены от платежа дани» [5].

Взаимовлияние культур, многообразие традиций, безусловно, являются основой развития национальной культуры Казахстана. Наряду с национальными интересами у всех народов Евразии есть общие цивилизационные интересы. В одном из своих интервью «последний евразиец» Лев Гумилев говорил: «Знаю одно и скажу Вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через евразийство» [7].

Научная, социально-философская и культурологическая критика концепции евразийцев важна и необходима. Но, как отмечает С. Лавров, куда важнее взгляды реальных геополитиков Запада, ибо именно оттуда идут импульсы неприятия евразийства, более того – недозволенности России иметь собственную геополитическую концепцию: «Збигнев Бжезинский вроде бы уважительно отмечал, что «евразийству» был придан академический лоск много и часто цитируемым Львом Гумилевым: историком, географом и этнографом, который в своих трудах подвел мощную научную базу под утверждение, что Евразия является естественным географическим окружением для особого русского этноса, вследствие исторического симбиоза русского и нерусских народов – обитателей степей, который в результате привел к возникновению уникальной евразийской культуры и духовной самобытности. Гумилев предупреждал, что адаптация к Западу грозит русскому народу потерей своего этноса и души» [8].

Оценивая евразийскую концепцию взаимовлияния тюркских и русских этносов и культур, необходимо отметить, что в этой версии, безусловно, много преувеличений и натяжек, тенденциозных интерпретаций истории и искаженных толкований источников. Общим знаменателем различных вариантов концепции евразийства является идея своеобразия этнокультурного типа, возникшего в результате взаимодействия народов и культур Европы и Азии. Евразийцы характеризовали жителей Евразии как открытых всему миру людей, и эту открытость как специфическую особенность туранско-православной ментальности они вместе с тем рассматривали как общечеловеческую культурную норму. Многие современные исследователи евразийских учений (А. Панарин, А. Нысанбаев, С. Колчигин, А. Куркчи и др.) справедливо считают, что евразийское понимание этнических культур и их взаимодействия способно служить ориентиром при осмыслении путей предотвращения надвигающейся опасности разобщения культур и народов. Как отмечают казахстанские философы А. Н. Нысанбаев и С. Ю. Колчигин, евразийская идея предполагает способность и предназначенность человека к пониманию других людей и их культур. В евразийской идее «соборность смыкается с идеалом гуманизма, а в своем высшем пределе – с идеалом общечеловеческого братства и общепланетарной культуры. И если девиз Запада – «Познай и переделай внешний мир», а девиз Востока – «Познай и переделай самого себя», то девизом евразийства может служить призыв «Твори добро», или, говоря словами Абая, – «Будь человеком» [9].