Обонятельный Гоголь

В заключение приведем два описания обонятельников. Это свидетельства выдающихся писателей, которые, несомненно, были обонятельниками.

Набоков дает великолепное описание Гоголя. (Владимир Набоков. Николай Гоголь. Романы, рассказы, эссе. СПб., ЭНТАР, 1993, с. 250). Отсюда мы узнаем, что Гоголь умер 4 марта 1852 г. в результате крайнего физического истощения по поводу голодовки, которую он объявил в припадке черной меланхолии, желая побороть дьявола. Перед смертью он просил, чтобы сняли пиявки с его носа, которыми его лечили от анемии мозга: «…Его большой и острый нос был весьма подвижен, и в молодости он носом спокойно доставал нижнюю губу; нос был самой чуткой и приметной чертой его внешности. Нос лейтмотивом проходит через почти все его сочинения. Трудно найти другого ему современного писателя, который с таким смаком описывал бы запахи, сморкания и чихания.

Нюханье табака у Гоголя превращается в целую оргию, из носов течет, носы дергаются, с носами любовно или неучтиво обходятся: пьяный пытается отпилить другому нос; обитатели Луны (как обнаруживает сумасшедший) — Носы.

У Гоголя носы висят в унынии и иногда клюют, засыпая, задираются от успеха и являются инструментом памяти — на них делают зарубки, нос утирают победители, за него водят и с ним оставляют; в носу свербит — к радостной вести, и носом можно далеко вперед пронюхать и предвидеть, ибо сказано в русской пословице: «Тому виднее, у кого нос длиннее», а также и то, что «хороший нос — на семерых рос, да и через Волгу мост».

Обостренное ощущение носа полностью вылилось в рассказе «Нос», психоаналитическом гимне Гоголя собственной эрогенной зоне. Можно допустить, что Гоголь «видел» ноздрями. Естественно, что, впадая в обонятельный невроз, он с ужасом обнаружил свою нечувствительность к запахам, которую воспринял как потерю носа и красочно перенес ее на майора Ковалева.

Длинноносая Баба-Яга и ее не менее длинноносые приятели — нечистые, да лешаки — недоразвитые, тщедушные инородцы с вихляющей, трясущейся походкой, жабьей кровью, на тощих польских или французских ножках. Рыскающие мелкие и тщедушные подлецы, невыразимо гаденькие и омерзительные, с пульсирующим горлом рептилий и бегающими глазками, уверенные в своем умственном превосходстве над всеми презренными недоумками, высмеивая которых, их же кровью они и питаются — вот сборный портрет обонятельного эротика, увиденный глазами Гоголя. или срисованный с себя самого психологический автопортрет обонятельного невротика, подсмотренного в зеркале: длинные, но аккуратно приглаженные волосы, неприятный рот украшен тонкими усиками, над которыми господствует большой, острый, одинокий, прямо-таки выдающийся нос.

Приехав в Петербург, Гоголь первым делом отморозил нос, и тот потерял всякую чувствительность, дабы не ощущать вонь туманного города, построенного на болоте и на костях рабов, гниющих в этих болотах. Еще школьником Гоголь с болезненным упорством ходил не по той стороне улицы, по которой шли все и... пахли, пахли, пахли, да так, что даже воняли.

Не удивительно, что в таком городе может отвориться дверь и оттуда выйдет вонючая свинья или ваш Нос.

Лихорадочное бегство из такого города становится лишь первой фазой мании преследования, которая начинается у обонятельного невротика с назойливого, никогда не исчезающего мнимого скверного запаха. Да и в Италии, куда сбежал Гоголь, местные цветы наполняли его «неистовым желанием превратится в один нос, чтобы не было ничего больше: ни глаз, ни рук, ни ног, кроме одного только большущего носа, у которого бы ноздри были величиной в добрые ведра, чтобы можно было втянуть в себя как можно больше благовония и весны» (Цит. по В. Набокову. «Гоголь», стр. 326).

Поиск адаптации в жизни для них не прост. В силу стратегического мышления обонятельники предвидят последствия действий несколько дальше, чем правящее большинство, а посему — вечные диссиденты, инакомыслящие.

Не сумев адаптироваться в жизни, Гоголь вообще «отрезал» себе Нос в одной из своих повестей. Он не был женат. Был онанистом, только бы не жить с вонючими женщинами.

Уехал из Санкт-Петербурга, не выдержав городского запаха.