Психотерапия и хорошие отношения между людьми

Глубокий анализ взаимоотношений между людьми, таких, например, как

отношения дружбы или супружеские отношения, неизбежно приводит нас к выводу,

что базовые потребности подлежат удовлетворению только в процессе

межличностного общения. Удовлетворение базовых потребностей всегда имеет

психотерапевтическое значение, хотя бы потому, что человек, у которого

удовлетворены базовые потребности, чувствует себя в безопасности, чувствует,

что любим, что он что-то значит и заслуживает уважения.

Взявшись за анализ взаимоотношений между людьми, мы обязательно

столкнемся с необходимостью (равно как и с возможностью) провести границу

между плохими и хорошими отношениями, будь то дружеские отношения, отношения

между супругами или между родителем и ребенком. На мой взгляд, самым

разумным основанием для такого разграничения будет степень базового

удовлетворения, обеспечиваемого этими отношениями. Психологически хорошими

можно считать такие межличностные отношения, которые вызывают у участников

чувство принадлежности, убеждают человека, что он пребывает вне опасности,

укрепляют их самоуважение (а в конечном итоге дают возможность

самоактуализации).

Источником безопасности, любви и уважения не могут быть деревья или

горы, даже общение с собакой не может приблизить человека к подлинному

удовлетворению базовых потребностей. Только люди могут удовлетворить нашу

потребность в любви и уважении, только им мы в полной мере отдаем любовь и

уважение. Базовое удовлетворение? вот главное, что дарят друг другу хорошие

друзья, любовники, супруги, хорошие родители и дети, учителя и ученики,

именно его ищет каждый из нас, вступая в те или иные неформальные отношения,

и именно оно является необходимой предпосылкой, условием sine qua поп для

того, чтобы человек обрел здоровье, приблизился к идеалу хорошего человека.

Что, если не это, является высшей (если не единственной) целью психотерапии?

Такое определение психотерапии влечет за собой два крайне важных

последствия: 1) оно позволяет нам рассматривать психотерапию как уникальную

разновидность межличностных отношений, так как некоторые фундаментальные

характеристики психотерапевтических отношений свойственны любым "хорошим"

человеческим отношениям,75 и 2) если психотерапия представляет собой

разновидность межличностных отношений, которые, как любые другие отношения,

могут быть как хорошими, так и плохими, то этому, межличностному аспекту

психотерапии следует уделить гораздо большее внимание, нежели уделяется

сейчас.74

1. Если мы примем за модель хороших межличностных отношений дружбу

(будь то дружба между супругами, родителем и ребенком или двумя мужчинами) и

тщательно исследуем ее, то обязательно обнаружим, что дружба несет с собой

не только удовлетворение базовых потребностей, но и становится источником

многих видов удовлетворения. Такие характеристики хорошей дружбы как

искренность, честность, доверие, отсутствие угрозы и необходимости

защищаться, помимо очевидного гратификационного значения, имеют также и

экспрессивную ценность (см. главу 10). В дружеских отношениях человек может

позволить себе быть пассивным, расслабленным, глупым и ребячливым. Человек

ощущает, что его любят и уважают не за общественный статус, не за социальную

роль, которую он исполняет, а за его уникальные человеческие достоинства.

Друзья не чувствуют необходимости скрывать друг от друга свои слабости и

недостатки, они могут позволить себе обнаружить друг перед другом свою

несостоятельность в тех или иных вопросах, зная, что это не вызовет насмешек

или презрения. В дружеских взаимоотношениях человек получает возможность

пережить инсайт, даже во фрейдовском понимании этого слова, ведь задушевная

беседа с близким другом может стать своеобразным эквивалентом

психоаналитической интерпретации.

Хорошие межличностные отношения ценны еще и тем, что несут в себе

определенного рода образовательную функцию, на которую, к сожалению, до сих

пор мы почти не обращали внимания. Человек испытывает потребность не только

в безопасности и любви, но и в знании. Он любознателен от природы, ему

хочется знать все больше и больше, он страж-дет сорвать покровы с

неведомого, стремится открыть еще не открытые двери. Кроме любопытства,

человеку свойственно глубоко философское стремление к упорядочению и

осмыслению мира. Хорошие межличностные отношения, без сомнения, способствуют

удовлетворению всех этих стремлений, и то же самое до известной степени

можно сказать и об отношениях, связывающих психотерапевта с пациентом.

Наконец, следует отметить и тот очевидный (хотя почему-то почти никем

не замеченный) факт, что любить столь же приятно, как и быть любимым.75

Потребность в выражении любви подавляется в нашей культуре не меньше, а

может быть и больше, чем сексуальные и агрессивные импульсы (442). Западная

культура не предоставляет человеку практически никаких легальных норм для

того, чтобы выразить симпатию, продемонстрировать любовь. Можно назвать

только три типа отношений, в которых экспрессивные проявления такого рода не

встречают запретов: супружеские и любовные отношения, детско-родительские

отношения и отношения между бабушками и внуками. Но даже в рамках этих

отношений любовь нередко сопряжена с чувством вины, защитными реакциями,

борьбой за власть, и ее открытое выражение вызывает смущение.

Рассуждая о психотерапии, мы зачастую упускаем из поля зрения тот факт,

что психотерапевтические отношения допускают и даже поощряют открытое,

вербальное выражение любви. Только здесь (а также в так называемых группах

личностного роста) человек имеет возможность открыто выразить свою любовь к

другому человеку, только здесь его способность к любовной экспрессии

освобождается от нездорового и наносного и реализуется в полную меру. Это

наблюдение вынуждает нас заново оценить фрейдовские концепции переноса и

контрпереноса, разработанные им в ходе изучения патологии и слишком узкие

для того, чтобы с их помощью анализировать здоровые межличностные отношения.

Очевидно, настала пора расширить рамки этих понятий с тем, чтобы они

охватывали собой не только болезненные, иррациональные импульсы, но и

здоровые, здравые побуждения человеческого организма.

2. Во взаимоотношениях между людьми отмечаются, по крайней мере, три

разновидности, три стиля: доминантно-подчиненный (или субординационный),

демократичный и попустительский (отчужденный). Наблюдать их можно в самых

разных областях жизнедеятельности человека (300), в том числе и во

взаимоотношениях терапевта и пациента.

Порой терапевт занимает активную, наступательную позицию, становится

своего рода начальником для пациента, олицетворением силы, власти, опыта,

знания, решимости. Порой пациент видит в терапевте партнера по общему делу,

а иногда терапевт становится для пациента своего рода холодным, бесстрастным

зеркалом, в котором тот видит свое истинное обличие. Именно этот, последний

стиль отношений рекомендовал терапевту Фрейд, однако на практике терапевты

отдают предпочтение первым двум; при этом в любом нормальном, здоровом,

человеческом чувстве терапевта по отношению к пациенту мы склонны видеть

контрперенос, то есть нечто нездоровое, иррациональное.

Таким образом, если мы согласимся с мыслью, что психотерапевтический

эффект невозможен вне межличностных отношений между пациентом и терапевтом,

что эти отношения так же естественны и необходимы для пациента как вода для

рыбы, то мы должны прийти к выводу, что различные стили психотерапевтических

отношений важны не только сами по себе, не per se, но и в том отношении,

насколько они удовлетворяют запросам конкретного пациента. Было бы неверно

отдавать предпочтение одному стилю и отвергать остальные. Хороший терапевт

должен иметь в своем арсенале все перечисленные выше способы общения с

пациентом, а может быть и иные, пока не известные нам.

Как явствует из приведенных выше примеров, для большинства пациентов

наиболее благоприятным является демократичный стиль общения, предполагающий

теплые, дружеские, партнерские взаимоотношения с терапевтом. Однако есть

немало пациентов, например, с тяжелыми, хроническими формами неврозов,

которым демократичный стиль общения с терапевтом не принесет пользы и, мало

того, даже противопоказан.

Пациент с авторитарным складом характера, склонный видеть в добром

отношении проявление слабости, почувствовав благожелательное, участливое

отношение к себе терапевта, станет презирать его, смотреть на него свысока.

С такими людьми терапевт всегда должен быть начеку, он должен сразу же

строго обозначить границы дозволенного для пациента и не позволять ему

нарушать их? в конце концов это пойдет пациенту на пользу. Есть немало

ученых, которые особо подчеркивают необходимость подобного рода жесткости во

взаимоотношениях между пациентом и психотерапевтом.

Некоторые пациенты склонны видеть в любви лишь способ обмануть,

подчинить другого человека своей воле. Такие люди чувствуют себя спокойно

только тогда, когда терапевт занимает отстраненную позицию. Человек с

глубинным чувством вины, напротив, требует наказания. Определенная степень

авторитарности, жесткости необходима также при общении с пациентами,

склонными к саморазрушительному, суицидальному поведению.

Однако в любом случае терапевт должен отдавать себе отчет в том, какой

тип взаимоотношений складывается у него с конкретным пациентом. Несмотря на

то, что психотерапевт вправе уступить склонностям характера, вправе

предпочитать какой-то один стиль взаимоотношений с пациентом, все-таки он

должен уметь контролировать себя и отказываться от своих предпочтений, когда

это необходимо для здоровья пациента.

Если отношения между терапевтом и пациентом неудовлетворительны?

неважно, оцениваем мы их с точки зрения общих критериев или с точки зрения

пользы для конкретного пациента,? то вряд ли можно ожидать реализации всех

возможностей психотерапевтического воздействия, поскольку, выстроенные на

неверном основании, такие отношения, как правило, либо не приводят к успеху,

либо вовсе обрываются после первой же встречи. В тех случаях, когда пациент,

несмотря ни на что, все-таки остается с терапевтом, которого он ненавидит,

презирает или боится, большая часть его времени и усилий уходит на то, чтобы

досадить терапевту, продемонстрировать терапевту свое пренебрежение или

защититься от него.

Подводя черту под всем вышеизложенным, можно сказать, что хорошие

межличностные отношения, хотя и не могут быть самоцелью, а служат лишь

средством достижения отдаленных целей, являются необходимой или чрезвычайно

желательной предпосылкой эффективного психотерапевтического воздействия, так

как в большинстве случаев обеспечивают пациенту удовлетворение базовых

психологических потребностей.

Этот вывод влечет за собой ряд любопытных следствий. Если суть

психотерапии состоит в том, чтобы сформировать у нездорового индивидуума

качества, которые он так и не смог приобрести в результате взаимоотношений с

людьми, следовательно, психологически нездорового индивидуума можно

определить как человека, не знающего, что такое хорошие отношения между

людьми. Такое определение полностью согласуется с предыдущим определением,

которое мы дали психологическому нездоровью. Психологическое нездоровье мы

трактовали как неспособность удовлетворить насущные потребности в любви,

уважении и т.п. Ясно, что такое удовлетворение возможно только во

взаимодействии с другими людьми. Несмотря на почти полную идентичность этих

двух определений, они различаются акцентами и открывают перед нами разные

направления для анализа, обращают наше внимание на разные аспекты

психотерапии.

Новое определение психологического нездоровья позволяет нам по-новому

взглянуть на отношения между психотерапевтом и пациентом. Мы привыкли видеть

в психотерапии своего рода крайнее средство, последний шанс, нечто подобное

хирургическому вмешательству, например. К психотерапевту обращаются, главным

образом, глубоко нездоровые люди, и потому в сознании большинства населения,

как впрочем, и в сознании самих терапевтов, психотерапия приобрела оттенок

роковой неизбежности, ужасной, трагической необходимости.

Ясно, что в этом отношении к психотерапии нет ничего похожего на то

доброе чувство, с каким люди вступают в супружеские, дружеские или

партнерские отношения. Это прискорбно, потому что на самом деле психотерапию

можно сравнить, пусть пока только теоретически, не только с хирургическим

вмешательством, но и с дружеской поддержкой, и потому психотерапию следовало

бы рассматривать как пример хорошего, здорового, и, до известной степени, а

в определенных аспектах даже идеального типа взаимоотношений между людьми.

Теоретически это именно тот тип человеческих отношений, к которому можно и

нужно стремиться. Вот вывод, неизбежно вытекающий из всего, что мы сказали

выше. Однако разница между идеальным и реальным отношением к психотерапии

огромна, и ее невозможно объяснить одной лишь невротической потребностью в

болезни. Корни ее лежат в непонимании самих основ взаимоотношений между

психотерапевтом и пациентом, причем это непонимание характерно не только для

пациентов, но и для очень многих терапевтов. Я не раз убеждался в том, что

потенциального пациента можно подвигнуть на психотерапию, только разъяснив

ему ее истинные цели и задачи.

Взгляд на психотерапию как на разновидность межличностных отношений

дает нам возможность выявить такой ее существеннейший аспект как

формирование навыков установления хороших отношений с людьми. Хронический

невротик не способен вступить в нормальные взаимоотношения с людьми;

терапевт должен научить его этому, доказать ему их пользу и плодотворность.

После этого терапевт будет вправе надеяться, что пациент перенесет навыки

общения, приобретенные в ходе психотерапии, в реальную жизнь, что он будет

способен установить по-настоящему глубокие, дружеские отношения с

окружающими его людьми и черпать базовое удовлетворение из общения с

супругом, детьми, друзьями, коллегами. Здесь мы можем сформулировать еще

одно определение психотерапии. Психотерапию можно рассматривать как процесс

восстановления способности пациента самостоятельно устанавливать хорошие

взаимоотношения с людьми, к чему устремлены абсолютно все люди и в чем

более-менее здоровые люди черпают удовлетворение своих базовых

психологических потребностей.

Все эти рассуждения постепенно приводят нас к мысли, что в идеале

пациенты и терапевты должны выбирать друг друга и что в основе этого выбора

должны лежать не только социально-экономические соображения, такие как

репутация, размер гонорара, технические знания и навыки терапевта, но и

нормальная человеческая симпатия. Совершенно очевидно, что если терапевт и

пациент симпатизируют друг другу, то это позволит в более сжатые сроки

добиться лучшего психотерапевтического эффекта, откроет возможность для

установления идеальных взаимоотношений между психотерапевтом и пациентом. В

конце концов, общение двух симпатизирующих друг другу людей окажется гораздо

более плодотворным как с точки зрения преодоления недуга, так и с точки

зрения обретения терапевтом нового лечебного опыта. Исходя из

вышеизложенного, можно предположить, что одинаковый уровень образования,

сходство религиозных, политических и ценностных установок терапевта и

пациента благоприятствуют успеху психотерапии.

Пожалуй, у нас не остается причин сомневаться в том, что личность

терапевта, структура его характера является, если не решающим, то одним из

главных факторов психотерапии. Терапевт должен уметь установить идеальные,

или психотерапевтические отношения со своим пациентом, причем с любым

пациентом. Он должен быть добрым и сочувственным, он должен обладать

достаточной уверенностью в себе, чтобы с уважением относиться к своему

пациенту; он должен быть глубоко демократичным человеком, демократичным в

психологическом смысле этого слова, что предполагает уважение к

индивидуальности и особости другого человека.

Словом, психотерапевт должен быть безопасен в эмоциональном плане, а,

кроме того, должен иметь здоровую самооценку. Желательно также, чтобы

терапевт не был обременен собственными проблемами: хорошо было бы, если бы

он был материально обеспеченным человеком, если бы у него была хорошая семья

и хорошие друзья, если бы он любил жизнь и умел наслаждаться ею.

В завершение всего сказанного хочется вновь обратиться к вопросу, от

которого преждевременно отказался психоанализ, к вопросу о возможности

неформальных, дружеских отношений между терапевтом и пациентом, причем как

после завершения хода лечения, так и в ходе оного.