Бракосочетание имеет место

Проснувшись, я увидела над головой низко нависший, перекрещенный балками потолок; сама я была до подбородка укрыта толстым пледом. Одета, кажется, только в нижнюю рубашку. Я попыталась было сесть и дотянуться до своей одежды, но сочла за лучшее прервать свою попытку на половине. Очень осторожно я улеглась снова, закрыла глаза и схватилась за голову — иначе она, пожалуй, сорвалась бы у меня с плеч и запрыгала по полу.

Через некоторое время я пробудилась снова оттого, что кто-то отворил дверь. Я рискнула приоткрыть один глаз. Волнистые линии мало-помалу преобразовались в суровую фигуру Мурты, который стоял в ногах кровати и смотрел на меня в высшей степени неодобрительно. Я закрыла глаз. Послышалось «шотландское фырканье», также весьма неодобрительное, но, когда я решилась еще раз открыть глаза, Мурта уже исчез.

С чувством благодарности я уже готова была снова погрузиться в небытие, когда дверь отворилась опять — на этот раз, чтобы пропустить женщину средних лет, в которой я признала жену хозяина гостиницы. Она принесла с собой кувшин и таз. Бодрой поступью она прошлась по комнате и отворила ставни с таким грохотом, что у меня по голове словно танк проехал. Женщина надвинулась теперь на меня уже как целый танковый дивизион, вытянула край пледа из моих ослабевших пальцев и отбросила плед в сторону, выставив на обозрение мое жалкое дрожащее тело.

— Подымайтесь, милочка, — сказала женщина. — Мы должны вас подготовить.

Крепкой рукой она приподняла меня за плечи и усадила на постели. Я приложила одну руку ко лбу, другую — к тому месту, где у меня находился желудок; сквозь вонючую массу, наполнившую рот, с трудом выговорила:

— Подготовить?

Женщина принялась быстрыми движениями мыть мне лицо.

— Ну да, — ответила она. — Вы же не хотите пропустить собственную свадьбу?

— Хочу, — сказала я, но она, не обращая на это внимания, бесцеремонно стащила с меня рубашку и поставила меня на середину комнаты для дальнейших интимных процедур.

Немного погодя я уже сидела на кровати, полностью одетая, растерянная и в то же время воинственная, но весьма благодарная доброй женщине за предложенный мне ею стакан портвейна. Я осторожными глотками потягивала второй стакан, в то время как моя благодетельница расчесывала мне волосы гребнем.

Я дернулась и едва не подпрыгнула, пролив портвейн, когда дверь отворилась еще раз.

«Час от часу не легче», — со злостью подумала я.

В комнату теперь явились двое, Мурта и Нед Гоуэн, и у обоих на лицах было написано осуждение. Мы обменялись взглядами с Недом, а Мурта тем временем медленно обошел вокруг кровати, разглядывая меня со всех сторон. Вернулся к Неду и что-то негромко ему сказал — я не расслышала ни слова. Бросив на меня последний негодующий взор, Мурта удалился, затворив за собой дверь.

Моя прическа наконец-то удовлетворила женщину: волосы зачесаны со лба и собраны на макушке так, чтобы локоны свободно падали сзади на шею, а на щеках возле ушей уложены два колечка. Волосы были стянуты так сильно, что казалось, с меня снимают скальп, но впечатление при взгляде в зеркало, протянутое мне женщиной, складывалось вполне благоприятное. Я почувствовала себя почти что человеком и даже нашла силы поблагодарить женщину за ее старания. Она оставила мне зеркало и отбыла, заметив на прощание, что очень приятно выходить замуж летом — так много цветов, которыми можно украсить голову.

— Итак, мы умереть готовы, — произнесла я, обращаясь к своему отражению в зеркале, и сделала приветственный жест.

Потом рухнула на постель, прикрыла лицо влажным полотенцем и снова уснула.

Мне снился приятный сон, какие-то зеленые луга с множеством цветов, но, увы, то, что я принимала во сне за прикосновение легкого игривого ветерка, забивающегося мне в рукава, оказалось наяву чьими-то не слишком нежными руками, которые тормошили меня. Я рывком села на постели и начала отмахиваться вслепую.

Кое-как разлепив веки, я вдруг увидела перед собой не свою крохотную комнатку, а станцию метро — и человеческие лица по стенам: Нед Гоуэн, Мурта, хозяин гостиницы, его жена и долговязый юнец — должно быть, сын хозяина — с целой охапкой цветов в руках, в полном соответствии с моим сном. Была тут и молодая женщина с плетеной корзинкой, она приветливо улыбалась мне, обнаруживая в улыбке отсутствие нескольких зубов.

Как выяснилось, то была деревенская портниха, мобилизованная для того, чтобы пополнить недостатки моего гардероба, подогнав по мне одеяния, которые хозяин гостиницы благодаря своим связям смог в короткий срок позаимствовать у местных жителей. Нед нес некое платье; перекинутое через руку, оно напоминало охотничий трофей. Разложенное на кровати, оно оказалось роскошным туалетом из тяжелого кремового шелка, с низким вырезом и отдельным корсажем, который был усеян маленькими пуговицами, обтянутыми материей; на каждой пуговице была вышита золотыми нитками геральдическая лилия. Вырез ворота и рукава-колокольчики были богато отделаны кружевными рюшками, так же как и подол вышитой верхней юбки из шоколадно-коричневого бархата. Хозяин гостиницы, можно сказать, утонул в нижних юбках, которые он нес, его щетинистые бакенбарды были еле видны среди пышных, как пена, оборок.

Я взглянула на пятно от портвейна на моей серой саржевой юбке — и суетность одержала победу. Если мне и в самом деле предстояло сочетаться браком, то я не хотела выглядеть при этом словно деревенская батрачка.

После короткого приступа бешеной деятельности — я при этом стояла недвижимо, словно портновский манекен, а все прочие метались по комнате, что-то подавали, что-то критиковали и без конца спотыкались друг о друга — конечный продукт был готов, украшен белыми астрами и желтыми розами в волосах, причем сердце у него бешено колотилось под кружевным тесным корсажем. Платье подогнали не слишком хорошо, и оно сохраняло достаточно сильный запах предыдущей владелицы, однако шелк был тяжелый и дивно шуршал вокруг моих ног от соприкосновения со складками и оборками нижних юбок. Я чувствовала себя королевой — и не такой уж дурнушкой.

— Вы не заставите меня сделать это, так и знайте! — угрожающе шипела я в спину Мурте, спускаясь следом за ним по лестнице.

Но мы с ним оба отлично знали, что мои слова — пустая бравада. Если и была у меня достаточная сила характера оказать сопротивление Дугалу и попытать удачи с англичанами, то она улетучилась вместе с парами виски.

Дугал, Нед и все прочие находились в буфетной возле лестницы, выпивая и обмениваясь любезностями с несколькими местными жителями, которым, как видно, во второй половине дня только и оставалось, что ошиваться тут.

Дугал увидел меня, когда я медленно спускалась по лестнице, — и внезапно замолчал. Вслед за ним умолкли и остальные, и я приплыла вниз, окруженная весьма приятным облаком почтительного восхищения. Глубоко посаженные глазки Дугала не спеша окинули меня с головы до ног и обратно, после чего он кивнул мне с явным одобрением.

Что бы там ни было, но уже немало времени прошло с тех пор, как мужчина смотрел на меня подобным образом, и я как можно грациознее кивнула в ответ.

После недолгого молчания собравшиеся в буфетной выразили свое восхищение словами, и даже Мурта позволил себе еле заметную улыбку, в полном удовлетворении от результатов своих усилий.

«Тебя-то кто назначал законодателем моды?» — сердито подумала я, но в глубине души вынуждена была признать, что именно он устроил так, что я венчаюсь не в серой сарже.

Венчаюсь. Боже ты мой! Портвейн и кремовые кружева временно вернули мне жизнерадостность, и я решила забыть о значительности момента.

Окинув собравшихся взглядом, я заметила одно существенное упущение. Жениха моего тут не было. Подбодренная мыслью о том, что ему, возможно, удалось удрать через окно и он теперь уже далеко, я приняла очередную порцию вина из рук хозяина гостиницы, прежде чем последовать за Дугалом на улицу.

Нед и Руперт пошли за лошадьми. Мурта куда-то исчез, возможно, отправился на поиски следов Джейми.

Дугал поддерживал меня одной рукой — как бы на тот случай, если я оступлюсь в своих длинных и узких шелковых туфлях, но скорее всего — чтобы предотвратить попытку обрести свободу в последнюю минуту.

Стоял так называемый теплый шотландский денек, то есть туман был не настолько густым, чтобы превратиться в изморось. Внезапно дверь гостиницы распахнулась — и явилось солнце в образе Джеймса. Если я выглядела сияющей невестой, то жених был поистине великолепен. Я прямо-таки замерла с разинутым ртом.

Шотландский горец при всех регалиях являет собой впечатляющее зрелище — любой шотландский горец, пусть даже старый, некрасивый или мрачный. А при виде стройного, отнюдь не безобразного и молодого шотландского горца попросту захватывает дух.

Густые золотисто-рыжие волосы были гладко причесаны и падали волной на воротник тонкой батистовой сорочки со складочками спереди, с широкими рукавами и кружевными манжетами, которые соответствовали пышному кружевному жабо у ворота, заколотого рубиновой булавкой.

Тартан у Джейми был ярко-малиновый с черным и выделялся на фоне тартанов клана Маккензи, выдержанных в более спокойном сочетании зеленого с белым. Пламенно яркий плед, скрепленный круглой серебряной брошью, красивыми складками ниспадал с правого плеча; на талии он был схвачен поясом с серебряной отделкой, а ниже пояса спускался на стройные ноги, облаченные в шерстяные штаны, немного не доходившие до кожаных башмаков с серебряными пряжками. Меч, кинжал и спорран из барсучьего меха дополняли ансамбль.

Ростом более шести футов, пропорционально сложенный, красивый, он сейчас ничуть не походил на неряшливо одетого конюха, каким я привыкла его видеть, — и он это знал. Отставив ногу на придворный манер, он поклонился мне с безупречным изяществом и проговорил:

— Ваш слуга, мадам, — но в глазах у него так и искрилось лукавое озорство.

— О, — слабым голосом отозвалась я.

Мне до сих пор не приходилось видеть, чтобы не слишком разговорчивый Дугал вообще потерял дар речи. Густые брови взлетели вверх на покрасневшем лице, он на свой лад не меньше моего был потрясен явлением Джейми.

— Ты что, спятил? — выговорил он наконец. — Что, если тебя кто-нибудь увидит?

Джейми насмешливо приподнял одну бровь.

— Дядя, ведь нынче день моей свадьбы! Вы же не хотите, чтобы я осрамил свою жену, верно? Кроме того, — добавил он со злым огоньком в глазах, — вряд ли брак признают законным, если я женюсь под чужим именем. А ведь вы хотите, чтобы он был законным?

Дугал явным усилием воли овладел собой.

— Если ты готов, Джейми, давайте кончим с этим делом, — сказал он.

Но выяснилось, что Джейми еще не вполне готов. Не обращая внимания на волнение Дугала, он вытянул из своего споррана нитку белых бус. Подошел ко мне и застегнул ожерелье на моей шее. Опустив глаза, я увидела нанизанные на нитку небольшие жемчужины причудливой формы, какие добывают из раковин пресноводных мидий. Жемчужины перемежались крохотными золотыми колечками.

— Это всего лишь шотландский жемчуг, — извиняющимся тоном проговорил Джейми, — но на вас он выглядит красиво.

Его пальцы слегка задержались у меня на шее.

— Но ведь это жемчуг твоей матери! — сказал Дугал, взглянув на ожерелье.

— Да, — спокойно согласился Джейми. — А теперь он принадлежит моей жене… Ну что, в путь?

Место, куда мы направлялись, находилось в некотором отдалении от деревни. Мы являли собой мрачноватый свадебный кортеж: жених с невестой, окруженные сопровождающими, словно двое арестантов, которых отправляют в тюрьму. Единственными произнесенными за дорогу словами были извинения Джейми по поводу его опоздания. Как он объяснил, причина заключалась в том, что трудно оказалось найти чистую рубашку и куртку подходящего для него размера.

— Я думаю, что это рубашка сына местного сквайра, — сказал он, щелкнув пальцем по кружевному жабо. — Прямо как у настоящего денди.

Мы оставили лошадей у подножия невысокого холма. Пешая тропинка вела наверх через заросли вереска.

Я услышала, как Дугал негромко спросил Руперта:

— Вы обо всем договорились?

— Да-а, — протянул тот, и в черной бороде сверкнули белые зубы. — Немножко трудно было уговорить падре, но мы показали ему особое разрешение.

Он хлопнул рукой по споррану, отозвавшемуся музыкальным звоном, и я догадалась, какого рода было это особое разрешение.

Сквозь изморось и туман проступили над кустами вереска очертания церкви. Не веря своим глазам, я смотрела на округленной формы крышу и необычные маленькие окошки со множеством мелких стекол, которые я видела в последний раз ясным солнечным утром в день моего венчания с Фрэнком.

— Нет! — закричала я. — Только не здесь! Я не могу!

— Ш-ш-ш, тихо. Не волнуйтесь, барышня, не волнуйтесь. Все будет в порядке.

Дугал положил мне на плечо свою огромную лапу, продолжая издавать успокаивающие чисто шотландские звуки, словно я была норовистой лошадью.

— Вполне естественно, что она немного нервничает, — объяснил он всем и твердой рукой направил меня на тропинку, подтолкнув пониже спины.

Туфли мои с чавкающим звуком погрузились в сырой толстый слой опавшей листвы.

Джейми и Дугал шли совсем рядом со мной, исключая всякую возможность бегства. Их укутанные пледами бесформенные фигуры нервировали меня, я чувствовала, что близка к истерике. Примерно двести лет «тому вперед» я венчалась в этой церкви, очаровавшей меня своей древней живописью. Теперь эта церковь была совсем новенькая, и очарование не коснулось ее стен. А я собиралась вступить в брак с двадцатитрехлетним шотландским католиком, за голову которого назначена премия…

Я повернулась к Джейми во внезапном приступе паники:

— Я не могу выйти за вас! Я даже не знаю вашего полного имени!

Он поглядел на меня сверху вниз и приподнял рыжеватую бровь.

— О, моя фамилия Фрэзер. Джеймс Александр Малькольм Маккензи Фрэзер, — произнес он медленно, официально, выделяя каждое слово.

В полном возбуждении я совершенно по-идиотски протянула ему руку и произнесла:

— Клэр Элизабет Бошан.

Джейми понял мой жест как просьбу о поддержке и крепко прижал мою руку локтем к своему боку. Плененная столь надежным способом, я зашлепала вверх по тропинке на свою свадьбу.

Руперт и Мурта ожидали нас в церкви, взяв под стражу духовное лицо — худого и длинного молодого священника с красным носом и выражением страха на лице, что при данных обстоятельствах было вполне объяснимо. Руперт лениво обстругивал ивовый прутик большим ножом; свои отделанные роговыми пластинками пистолеты он оставил при входе в церковь, и они там лежали рядом с крестильной купелью.

Остальные мужчины тоже разоружились, как и подобает в доме Бога, уложив орудия смерти весьма впечатляющей ощетинившейся грудой на задней церковной скамье. Только Джейми оставил при себе кинжал и меч — очевидно, так полагалось по церемониалу.

Мы преклонили колени перед деревянным алтарем, Мурта и Дугал заняли свои места как свидетели, и церемония началась.

За два столетия форма католического венчального обряда не изменилась, и слова, связывавшие меня с молодым чужеземцем, который стоял на коленях рядом со мной, были в большинстве своем те же, что связали меня с Фрэнком. Внутри себя я ощущала холодную пустоту. Слова, которые, запинаясь, произносил молодой священник, эхом отдавались в пустой раковине моего желудка.

Я автоматически поднялась на ноги, когда настало время давать обет, и застыла как зачарованная; пальцы, совершенно оледенелые, скрылись в сильной руке жениха. Его пальцы были такие же холодные, как мои, и я впервые за все это время подумала, что, невзирая на внешнюю сдержанность, он нервничает не меньше моего.

Я очень долго избегала смотреть на него, однако теперь подняла глаза и увидела, что он тоже смотрит на меня. Лицо у него было белое и ничего не выражало; он выглядел точно так же, как в то время, когда я перевязывала ему плечо. Я попыталась улыбнуться, но уголки губ предательски дрогнули. Джейми крепче сжал мою ладонь. Мне показалось, что мы оба стремимся поддержать друг друга: отведи глаза — и хлопнешься на пол. Как ни странно, то было успокаивающее чувство. Как бы там ни было, но нас двое.

— Я беру тебя, Клэр, себе в жены…

Голос у Джейми не дрожал, но рука — да. Я сжала пальцы крепче, они теперь тесно сплелись с пальцами Джейми.

— …любить, почитать и защищать… в радости и в горе…

Слова словно доносились откуда-то издалека. Кровь отлила от головы. Твердый корсаж был дьявольски тесен, и, хотя мне было холодно, пот ручьями струился по телу под тяжелым шелком платья. Я от души надеялась, что не упаду в обморок.

Высоко в стене, сбоку от алтарного придела, находилось небольшое окно с витражом, изображающим Иоанна Крестителя в медвежьей шкуре. Зеленоватые и голубые отсветы упали на рукав моего платья, напомнив о буфетном зале в гостинице, и я вдруг ощутила сильную жажду.

Настала моя очередь. К собственному негодованию, я заговорила, заикаясь:

— Я б-беру т-тебя, Джеймс…

Я выпрямила спину. Джейми справился со своей задачей неплохо, я должна постараться сделать это не хуже.

— Беречь и лелеять, с этого дня и дальше… — Голос мой окреп. — Пока смерть не разлучит нас.

Слова прозвучали в церкви с путающей законченностью. Настала полная тишина, замерло всякое движение. Потом священник попросил дать ему кольца.

Наступило замешательство; мне бросилось в глаза озабоченное лицо Мурты. Я едва успела осознать тот факт, что о кольцах забыли, когда Джейми на некоторое довольно продолжительное время отпустил мою руку и снял кольцо со своего пальца.

На левой руке я все еще носила кольцо Фрэнка. Пальцы правой казались в голубоватом отсвете витража холодными, бледными и застывшими, в то время как большой металлический обруч наделся на четвертый палец. Кольцо было мне велико и легко могло соскользнуть, если бы Джейми не согнул мои пальцы, а потом обхватил ладонью получившийся кулачок.

Еще какое-то бормотание священника, и Джейми наклонился поцеловать меня. Было ясно, что он в соответствии с обрядом собирается лишь слегка коснуться моих губ, но его губы оказались мягкими и теплыми, и я невольно подалась ему навстречу. Я смутно воспринимала поднявшийся шум, шотландские восторженные вопли и ободряющие восклицания зрителей, реально я не замечала ничего, кроме обволакивающей и согревающей силы. Прибежище.

Мы отпрянули друг от друга, оба чувствуя себя немного увереннее, однако улыбаясь неспокойно. Я увидела, как Дугал извлекает кинжал Джейми из ножен, но не поняла, зачем он это делает. Все еще глядя на меня, Джейми вытянул правую руку ладонью вверх. Конец кинжала глубоко врезался в его запястье и оставил за собой темную кровавую полосу. Я не успела опомниться, как моя собственная рука была вытянута и я ощутила обжигающее прикосновение лезвия. Мягким движением Дугал прижал мое запястье к запястью Джейми и связал наши руки полоской белого полотна.

Должно быть, я пошатнулась, потому что Джейми подхватил меня под локоть свободной левой рукой.

— Держись, милая, — проговорил он с мягкой настойчивостью. — Осталось совсем немного. Повторяй слова за мной.

Говорить пришлось по-гэльски, но всего несколько фраз. Для меня они ничего не значили, но я послушно повторяла их за Джейми, запинаясь на кратких гласных. После этого повязку сняли, ранки обмыли, и мы стали мужем и женой.

На обратном пути по тропинке все чувствовали себя раскованно и весело. Это был радостный, хотя и немноголюдный свадебный кортеж, состоявший только из мужчин, если не считать новобрачной.

Мы были где-то на полпути, когда отсутствие еды, остатки похмелья и общее напряжение этого дня одержали надо мной верх. Очнулась я, лежа на влажных листьях, головой на коленях у моего новоиспеченного мужа. Он убрал мокрый платок, которым обтирал мне лицо.

— Неужели я такой плохой?

Он задал этот вопрос с улыбкой, но в глазах было выражение неуверенности, тронувшее меня. Я улыбнулась.

— Ты здесь ни при чем, — разуверила я его. — Это просто… Я ведь ничего не ела со вчерашнего завтрака и, боюсь, слишком много выпила.

У Джейми дрогнули губы.

— Да, я слышал. Ну, это я в состоянии исправить. Я уже говорил, что мне особо нечего предложить жене, но могу обещать, что сытой ты будешь.

Он улыбнулся и робким движением убрал с моего лба непослушную прядь.

Я попробовала сесть и поморщилась от легкого жжения в запястье. Я совсем позабыла о последнем акте церемонии. Края пореза разошлись, очевидно, в результате падения. Я взяла у Джейми платок и кое-как перевязала руку.

— Я подумал, что ты из-за этого упала в обморок, — сказал Джейми, наблюдая за мной. — Я должен был тебя предупредить, но я не предполагал, что ты об этом не знаешь, пока не поглядел на твое лицо.

— А что это такое, в самом-то деле? — спросила я.

— Это обряд, конечно, языческий, но у нас тут принято клясться на крови после законного венчания. Некоторые священники не разрешают этого, но я не думаю, чтобы этот стал возражать против чего бы то ни было. Он был почти так же перепуган, как я сам, — объяснил Джейми с улыбкой.

— Клятва на крови? Что это значит? Какие там слова?

Джейми взял меня за правую руку и осторожно подвернул высвободившийся конец повязки.

— Слова похожи на стихи. Я тебе переведу, слушай:

Ты кровь от крови моей и кость от кости моей,

Я тело свое отдаю тебе, чтобы двое мы стали одно,

И душу мою отдаю тебе в залог до конца моих дней.

Он пожал плечами.

— Брачный обет говорит о том же… но в клятве это более… как бы сказать? А, более примитивно.

Я взглянула на свое перевязанное запястье.

— Пожалуй, так и следовало это определить.

Я осмотрелась. На тропинке мы остались одни и сидели под осиной. Круглые мертвые листья лежали на земле, похожие на заржавленные монеты. Было совсем тихо, только с деревьев порой падали с легким стуком капли воды.

— А где все остальные? Вернулись в гостиницу?

Джейми поморщился.

— Нет. Я попросил их отойти, чтобы я мог позаботиться о тебе, но они дожидаются вон там. — Он указал направление движением подбородка, как это обычно делают деревенские жители. — Они не дадут нам остаться одним, пока все не произошло официально.

— А разве это уже не произошло? — удивилась я. — Ведь мы женаты, верно?

Он явно смутился, отвернулся от меня и принялся счищать листья, приставшие к его килту.

— Ммфм… Да, мы женаты, все правильно. Но это не считается законным, понимаешь ли, пока не осуществлены брачные отношения.

Темно-алая волна румянца медленно поднялась вверх от кружевного жабо.

— Ммфм, — промычала и я. — Давай пойдем и поищем чего-нибудь поесть.